Семейные ценности

Особенно в сексе.

У Торпа буквально темнеет перед глазами от накатившего желания — отчаянно хочется намотать на кулак её неизменные косички, шире раздвинуть стройные ноги и одним грубым движением ворваться сразу на всю длину, заставляя Уэнсдэй сходить с ума от сочетания боли и наслаждения.

Но титаническим усилием воли ему удается сдерживать себя.

Сегодня он намерен хорошенько её помучить. Заставить умолять о продолжении.

И потому он слегка подается назад и, стиснув хрустально-острые плечики, принуждает Аддамс откинуться на столешницу. Она с удивительной для своей комплекции силой — насколько обманчива подчас бывает внешняя хрупкость — вцепляется в его руки с явным желанием перехватить инициативу.

Но Ксавье не поддаётся.

Недовольно насупившись, Уэнсдэй все же принимает правила игры и ложится на спину, упираясь локтями в стол.

Машинально облизывает приоткрытые вишневые губы и чуть прищуривается — похоже, она немало заинтригована.

Хороший знак.

Удовлетворенно кивнув самому себе, Ксавье нависает над ней и одной рукой скользит вдоль совершенного тела, обводя каждый соблазнительный изгиб подрагивающими от вожделения пальцами. Аддамс выгибается в спине ему навстречу — ей явно недостаточно столь невесомых прикосновений.

Он мгновенно убирает руку, и у неё вырывается разочарованный вздох.

— Ты правда так сильно этого хочешь? — дразняще-вкрадчивым шепотом произносит Ксавье, склонившись к её уху и слабо прикусывая мочку.

— И всё-таки ты совершенно ничего не смыслишь в пытках, — парирует Уэнсдэй. Это могло бы прозвучать ядовито, но в голосе явственно слышится едва скрываемая дрожь.

— Это мы ещё посмотрим.

Едва договорив фразу, он резко опускает руку вниз и вводит сразу три пальца. Аддамс содрогается всем телом и молниеносно подаётся бедрами вперед, стремясь углубить проникновение. Но Торп не позволяет ей этой восхитительной вольности — мгновенно отодвигает руку и спустя пару секунд мучительного промедления вновь запускает пальцы в горячую влажность, погружаясь буквально на одну фалангу. Уэнсдэй шипит от бессильной ярости, в широко распахнутых угольных глазах бушует адское пламя.

— Ты ещё красивее, когда злишься, — восторженно произносит он, не в силах оторвать взгляд от чернильной бездны её глаз.

— Ты гораздо терпимее, когда молчишь, — она тяжело дышит, то и дело прикусывая нижнюю губу.

Ксавье делает несколько рваных смазанных движений рукой, выбивая из неё протяжный приглушенный стон. Тонкие руки обвивают его шею, принуждая склониться ниже — приходится упереться рукой в стол. Аддамс настойчиво тянется к его губам, но Торп снова отстраняется.

Она не особенно любит поцелуи и крайне редко проявляет инициативу в этом деле.

А значит, это уловка, призванная его отвлечь.

— Тебе меня не обмануть, Уэнсди… — он намеренно выбирает самое ненавистное ею сокращение.

— Я точно задушу тебя во сне, — раздраженно выплевывает Аддамс и пытается замахнуться крохотным кулачком, но Ксавье довольно грубо припечатывает её руку к столу. Благо, за почти три года отношений он успел тщательно изучить все её коронные приемы.

Он наконец принимается толкаться пальцами в жестком быстром темпе — так, как нравится ей. Спесивое выражение на лице Аддамс мгновенно растворяется, сменяясь совершенно иным… Совершенно безумным.

Искусанные губы приоткрываются с громким протяжным стоном, смоляные брови резко взлетают над угольными глазами, подернутыми пеленой острейшего возбуждения. До синяков стиснув её тончайшее запястье, Ксавье впивается собственническим поцелуем в шею. Задевает языком отчаянно бьющуюся жилку и до боли прикусывает нежную кожу. Стоны, срывающиеся с губ Аддамс при каждом движении его умелых пальцев, становятся все громче — особенно, когда большой палец вскользь задевает клитор.

Ксавье едва может сохранять устойчивый ритм проникновений — настолько велико собственное неуемное желание. Но хотя член давно стоит колом, ему из последних сил удается держать себя в руках.

Уэнсдэй уже близка к пику наслаждения — он чувствует, как обжигающе горячие пульсирующие мышцы плотно сжимают его пальцы. Голова безвольно запрокинута назад, а на белоснежной шее расцветают созвездия мелких пурпурных отметин, оставленных его губами и зубами. Если бы Торп был способен оторваться от неё хоть на секунду, он бы мгновенно схватился за кисть, желая увековечить это пленительное зрелище.

Совершив над собой поистине титаническое усилие, он резко вынимает пальцы — и тут же демонстративно облизывает их, ощущая мускусный вкус её возбуждения на кончике языка.

Раскаленное желание воспламеняет все нервные окончания, струится по артериям потоком адреналина.

Но Ксавье нарочно медлит — твердое намерение довести её до исступления многократно усиливает его самообладание.

— Какого черта ты вытворяешь? — голос Уэнсдэй звучит совершенно хрипло. Обнаженная грудь вздымается часто-частно, а разведённые бедра бьёт мелкой горячечной дрожью.

— Попроси меня, и мы продолжим, — выдыхает Ксавье прямо в соблазнительно приоткрытые губы.

Она хмуро сводит брови и упрямо мотает головой, впившись в него тяжёлым пронизывающим взглядом. Удивительно, но даже в таком положении — лежа под ним полностью обнажённой, с призывно раздвинутыми ногами, — Аддамс умудряется сохранять привычную ледяную надменность.

Но и Ксавье не привык сдаваться.

По части упрямства они всегда могли составить друг другу достойную конкуренцию.

И потому он снова кладет большой палец на клитор и снова делает несколько невесомых круговых движений — этого достаточно, чтобы сорвать с её губ очередной вымученный стон. Но недостаточно, чтобы довести до умопомрачительной разрядки.

Когда Ксавье отстраняется во второй раз, она едва не рычит от ярости.

Он выпускает хрупкое запястье из стального захвата и выпрямляется, выжидательно взирая в затуманенные бездонные глаза.

— Ладно, черт бы тебя побрал… — Аддамс на секунду прикрывает глаза и тяжело вздыхает. Она явно воспринимает необходимость опуститься до просьбы как личное оскорбление. — Я хочу, чтобы…

Уэнсдэй осекается на полуслове и несколько раз моргает, как всегда в редкие минуты волнения. Недовольно поджимает припухшие губы. Ксавье дразняще касается подушечками пальцев её выступающих ребер и скользит выше, едва ощутимо задевая напряженные соски. И ещё выше — обводя тончайшие линии хрупких ключиц.

— Чтобы что? — уточняет он самым невинным тоном.

— Я хочу тебя.

— Конкретнее, пожалуйста.

Уэнсдэй не отвечает и сверлит его своим коронным порабощающим взглядом.