Семейные хроники Лесного царя. Том 2

— Вот уедет князюшка…

— Вот пусть сперва уедет.

— …И княгиня тогда тебя собакам отдаст! — пригрозила боярыня. — Не смей мальчонку трогать!

— Кто ж его трогает? Припугнул только. Спит он теперь, не пущу тебя! Бедняжка всю ночь рыдал со страху, я его водой отпаивал, чтобы не икал. Нешто вы крики его слыхали истошные, что так скверно обо мне думаете? Неужто я такого паренька ладного увечить стану?!

— Смотри у меня! — бессильно пригрозила боярыня, прежде чем отступиться.

А Драгомиру от заботы этой незнакомой женщины сделалось так тошно, что слезы полились. И не мог он унять этот поток, щипавший глаза. Слабак, беспомощный кутёнок, который попусту лаять горазд, а дали ему тычок — и зубы пообломали. Захотел свободы! Захотел любви! Решил самостоятельность проявить, ушел из дома, рассорился с отцом. Матери наврал. Он теперь даже не может позвать родных на помощь — из города до Леса не докричаться! Да и какое он имеет право просить о помощи, если не достоин их заботы? Если заслужил свои мучения собственной глупостью?

Вернувшийся пыточник обрадовался слезам пленника, как крестьянин не радуется дождю после засухи. Дал выплакаться, сам в это время что-то из принесенной проволоки крутил одной рукой, зажимая другой конец гибкой стальной нити ногами. После дал пленнику напиться воды. Спустил с крюка. Справился с неловкими брыканиями играючи, мастерски. Распял на земляном полу, зацепив лодыжки проволочными скользящими петлями, больно впивавшимися в плоть всё глубже и глубже от каждого безмолвного рывка. А молчал Мир уже не по своей воле: пыточник рот ремнем перетянул через затылок, распялив челюсти, больно растянув щеки, а сверху на голову соломенный тюфяк навалил…

Через время, показавшееся вечностью, палача позвали, пришлось ему бросить увлекательное занятие, пойти открыть дверь. Женский голос потребовал предъявить «Мирослава Яровича». «Княгиня!» — с ожегшим стыдом понял Драгомир, из кошмара боли возвращаясь в мутное сознание.

— Урод! Убийца! Чтоб тебя черти драли! Вместе с твоим князюшкой, чтоб вам обоим пусто было! — зашипела на пыточника боярыня, сопровождавшая княгиню. Та, побелевшая до зелени, не осмелилась переступить порог, согнулась в пояс от тошноты, едва кинув взгляд на пленника, лежавшего в луже собственной крови.

— Прости, Мирославушка, мы не могли при князе вмешаться! — заохала над ним боярыня, а у него не осталось сил глаза разлепить, только головой дергал на каждое осторожное ее прикосновение, отзывавшееся новой пыткой. — Ирод только-только укатил со двора, обещался рано ускакать, да как специально задержался. Эх, что ж ты не кричал-то! Я этому уроду поверила на слово, понадеялась, что он прямь тебя не тронул… У, сволочь! Не жить тебе, раз своей госпоже княгине в глаза врешь!

Боярыня закутала Мира в простыню, моментально пропитавшуюся кровью. Драгомир отстраненно удивился, откуда в нем столько крови. Пока барыня и две доверенные служанки тихо переговаривались, примериваясь, как бы ловчее поднять и унести жертву палача, не причинив еще большей боли, Мир мучительно сгорал от стыда, беспомощно ёжась под простыней. После забав пыточника он не мог ни встать, ни рук поднять. Даже попытка пошевелить пальцами отзывалась острой режущей болью.

— Ох, что там такое? — С необычной для такой тучной особы прытью боярыня кинулась к двери, привлеченная чередой громких хлопков.

У Драгомира под зажмуренными веками плясали разноцветные вспышки. Эти вспышки в сочетании с донесшимися хлопками взрывов напомнили ему «огненные небесные цветы», которые однажды в его детстве отец привез с Ярмарки. Яр тогда запустил непонятные шары в небо, где начиненные порохом снаряды с оглушительным грохотом рассыпались чудесными яркими огнями — при этом до одури напугали Лес, заполошно принявший «шутихи» за невиданный небесный пожар…

— Мирош! Мирош!!! Что они с тобой сделали?! Драгомир, не смей умирать у меня на руках! — закричала ему в лицо Милена. Ее голос проник сквозь ватную тишину, безжалостно возвращая к действительности и режущей боли.

Драгомир с трудом открыл глаза шире, поверил: вправду сестра. Как она здесь очутилась? Неужели впрямь почувствовала, что ему плохо?

— Кто?! — потребовала указать виновных Милена. Не разобравшись, накинулась на боярыню, схватила ее за грудки, взялась трясти, словно кисель бултыхала.

— Милка, нет… — шевельнул высохшими губами Драгомир.

— А кто? — безропотно отпустила женщину лесная царевна, буркнула извинения.

— Урод этот! Безрукий! Сбежал! — обнаружила пропажу Дарья Адриановна, едва дыша от потрясения и трясения. Всплеснула руками, хотела бежать искать. Но дверь перегородили, в темницу вошел незнакомый Миру человек с длинными седыми волосами.

— Ванечка! — кинулась к нему сестра.

— Если вы о палаче, он далеко не удрал, — негромким глубоким голосом сообщил незнакомец. Драгомир догадался, что это, должно быть, и есть отцов некромант, за которого Милена собралась замуж.

— Убить его мало! — всхлипнула княгиня, невидимая для Драгомира, остававшаяся где-то снаружи.

— Совершенно верно, поэтому я оставил его жить, — кивнул Сильван. — Лишил второй руки и последнего глаза — и отпустил. Пусть медленно гниет заживо. Не умрет, пока плоть не осыплется с костей, а потом неприкаянным скелетом побродит годик-другой, народ пугая.

— Ванечка, ты у меня такой выдумщик! — восхитилась Милена, в нервном волнении не находившая себе места.

В отличие от невесты, некромант не суетился. Обсуждая участь палача, он изучал положение жертвы. Покачал головой, цокнул языком. И сказал нечто неожиданное:

— С ранами Яр разберется, тут всё несложно, за пару часов залечит. А вот магия в тебе, малыш, пробудилась страшно запутанная! Я сейчас сниму боль, не бойся.

От прикосновения его прохладной ладони к пылающему лбу действительно сделалось гораздо легче. Драгомир в блаженстве прикрыл глаза, но строгий окрик не позволил уплыть в заслуженный обморок:

— Нельзя! Потерпи, малыш, не теряй сознание, я знаю, ты можешь, ты выдержишь. Сейчас в тебе переплелись два потока ужасной силы: дар жизни и дар смерти. Если забудешься, дар смерти выпустишь наружу.

— И что тогда будет? — не утерпела, влезла с вопросом Милена.

— Он переродится в злобную нежить. Нечто подобное я только что сотворил из палача, но у того человека не было эльфийского бессмертия, он не умел колдовать и он не обретет способность выпивать жизнь окружающих существ. — Сильван поймал ее мелко дрожащую руку и ладонью приложил к голове Драгомира, к затылку: — Поделись капелькой силы с братом.

— Да я сколько скажешь! — с готовностью отозвалась Милка.

— Капелькой! Для равновесия, — повторил Сильван. — Похоже, от меня ему достался талант к некромантии, который доселе дремал, глуша также и магию целительства, унаследованную от Кса… от Яра. Он раньше жаловался, что не может овладеть простейшим колдовством?