Семейные хроники Лесного царя. Том 2

— Ох, у тебя румянец! Смотри, как щеки пылают!

Тишка осторожно погладил заалевшие смуглые скулы костяшками пальцев. Руун зажмурился и глубоко выдохнул. Пробормотал:

— Да нет же, мне просто стало холодно…

— Вот-вот! Озноб — первейший признак простуды! — строго прошептал Тишка. И провел ладонью по шее дракона, забрался без спроса под расстегнутый воротник, положил руку на грудь. Возвестил:

— Теперь ты дрожишь! И сердце частит неровно! Я же говорю, тебя продуло! А я предупреждал, что погода сменилась, ветер поднялся холодный — надо одеться теплее! А тебе лень в собственную сумку залезть, чтобы… Так! Кажется я видел где-то недалеко заросли малины. Драконам можно от простуды отвар малины?

Отчитывая спутника, Тишка крепко прижал его к себе, собираясь согреть теплом своего тела, отчего дракона почему-то заколотило еще сильнее.

— М-малины? Но я не…

— О! Мне же отец дал с собой всяких полезных зелий! — вспомнил Тишка. Хотел было вскочить, чтобы залезть в седельные сумки, но придумал еще кое-что. Сурово сдвинув брови, едва ль не нос к носу придвинулся к тяжело дышащему Марру: — Тебя надо растереть специальным согревающим бальзамом. Раздевайся!

Дракон шумно сглотнул:

— Растереть?

Обычно он легко расставался с одеждой, всё-таки в драконьем облике привыкаешь к наготе. Но теперь этот приказ, произнесенный тоном, не терпящим возражения… Это обещание… Руун невольно представил, как молодой прекрасный полуэльф будет прикасаться к его обнаженному телу, втирать сильными руками пахнущий душистыми травами бальзам, от которого его смуглая кожа станет гореть приятным теплом…

— Боже, у тебя кровь из носа пошла! — перепугался Тишка.

Он вскочил, уложил несопротивляющегося Рууна на спину на своем месте. Торопливо сняв с себя шерстяную теплую рубаху, свернул и подложил дракону под голову, чтобы получилась подушка повыше. Марр, увидев, как полуэльф навис над ним и взялся раздеваться, от еще сильнее подпрыгнувшего кровяного давления вообще закатил глаза.

— О, черт! Не надо в обморок! — засуетился еще пуще Тишка. — Потерпи немножко, я сейчас! Надо что-то приложить холодное ко лбу. И чем-нибудь нос зажать, чтобы остановить кровь. Черт, куда к лешему платок подевался?..

Тишка не успел сделать и шага в сторону, как оглушительно заскрежетало в ночной тьме сухое дерево.

— Что за?!.. — охнул Светозар и кинулся обратно к дракону, подхватил его, завернутого в одеяла, взвалил на плечо, шарахнулся к вскочившему спросонья Полкану.

Высохший длинный пень шумно рухнул поперек поляны, встряхнув зелень ближайших кустов, распугав спавших в окружающих зарослях птиц. Причем рухнул сгнивший на корню ствол так, что толстыми, крепкими еще сучками, словно мутовкой, пронзил ровно то место, где должен был нынче спать дракон.

Светозар ошеломленно взирал на седоватое бревно, кажущееся каким-то призрачным в пляшущем свете непострадавшего костра. Марру до бревна не было дела — он, осознав себя перекинутым через плечо полуэльфа, такого утонченного на вид и такого сильного на деле, едва держался на грани потрясенного обморока.

Полкан скалил клыки впереди них, инстинктивно встав в боевую стойку, пригнув голову к земле и выставив внушительные рога. Налитыми яростью глазами верный конь выискивал в темноте врагов, осмелившихся вероломно напасть на молодого хозяина, пока он спал. Зарычав, Полкан рванул вперед, среагировав на движение…

Грушу, выглянувшую из кустов, едва миновала судьба быть подцепленной на острые рога. Полкан сдержался лишь в самый последний миг, не то пришлось бы ей испытать на себе участь зайцев. Конь раздраженно всхрапнул ей в посиневшее от ужаса лицо, словно ругнувшись. И развернулся, хлеща себя по бокам змеиным хвостом, пошел обследовать поляну по кругу, вынюхивая возможные следы злоумышленников.

— Грушенька! Какое счастье, что тебя не задело! — воскликнул Тишка, бережно устраивая дракона. — Вовремя тебе в кустики приспичило отлучиться, не то могло бы зацепить! Смотри, какая хреновина рухнула!

Марра теперь уже колотило крупной дрожью по-настоящему: от досады за сорванный момент, от затаенной ярости, от того, что очередное покушение могло угробить не только его самого, но и неповинного Светозара. Грюн было сложно выдержать испепеляющий пристальный взгляд дракона, пусть побелевшее лицо того было нелепо измазано кровью, а Тишка суетился над ним, словно квочка над цыпленком. Но всё-таки Грюнфрид не отвела глаза, гордо вскинула голову… и запнулась о прижатое рухнувшим пнем молодое деревце, некстати преградившее ей путь, едва не взрыла лицом землю. Была б она хороша с расквашенным носом!..

— Это я виноват, — бормотал Светозар, выплескивая потоком слов нервное потрясение. — Я еще на закате подумал, что этот ствол наверняка прогнил и может упасть.

Полкан из темноты ответил насмешливо-сердитый ржанием.

— Ну и что, что ты чесал об него круп! — возразил коню Тишка. — Нашел бы себе другую чесалку! Да, я знаю, как ты чешешься, что крепкую сосну свернешь. Но ведь ты наверняка подходил только с одной стороны, верно? А корни могли сгнить с противоположной! Его нужно было срубить и пустить на костер, а не ждать, пока он сам упадет! Не упал бы сегодня на нас — рухнул бы позже на кого-нибудь другого. И кто знает, обошлось ли бы тогда так удачно. Кто-нибудь мог погибнуть! И я, сын лесного владыки, не подумал, что это нужно предотвратить! Я, кто рос вместе с Лесом, как же я мог упустить это, ведь бедный пень всем своим видом!..

Его причитания прервал Руун. Получивший два платка — один, чтобы вытереть кровь, а второй, мокрый и холодный, на лоб, — дракон, сидевший в одеялах, неожиданно чихнул. Огнем. Ладно успел отвернуться от отпрянувшего Тишки. Длинная струя пламени спалила испачканный кровью платок прямо в руке, пересекла половину поляны — и мгновенно подожгла сучковатое бревно. Огонь разбежался по сухому стволу, превращая сероватую древесину в черную с алыми проблесками горящих угольков.

Грюнфрид от этого чиха едва успела увернуться — с немым криком кинулась в сторону, снова запнулась, растянулась на притоптанной траве… Пламя пролетело над головой. Чуть замешкалась бы — и стала бы головешкой. Отползя подальше, гоблинка, стиснув зубы от злости, поднялась на ноги. Пока отряхивала одежду от травинок-листочков, исподтишка сверлила взглядом ворковавшую парочку.

— Вот видишь, ты чихаешь! — Светозар даже не оглянулся на запылавший высокой стеной дополнительный «костёр», он обличал дракона. — Больше никаких отговорок, ты вправду простужен! Сейчас я быстро вскипячу воду, благо есть куда котелок пристроить, заварю тебе малину. О, Полкан! Будь добр, раз всё равно тут рыщешь — вон там чуть подальше есть куст малины, нарви свежих веточек! А ты, Руун Марр, живо раздевайся! Буду тебя растирать папкиным бальзамом. На, понюхай, как пахнет приятно. Будешь благоухать, как имбирный пряник.

К несказанному облегчению Рууна, Тишка заставил его раздеться только по пояс, взялся хорошенько растирать ему спину, грудь и шею, после чего грозился нарядить в полушубок и замотать по уши в колючем шарфе. Бальзам оказался очень жгучим, Руун не удержался от жалобного стона. Грюнфрид зажала бы руками уши, чтобы не слышать ненавистный голос, мычащий в смешанном наслаждении смущения и легкой боли от крепкого массажа. Заливистый смех полуэльфа терзал гоблинку, окуная в нестерпимую ревность. Она хотела уйти в ночь, куда глаза глядят! Но наткнулась на что-то, подняла взор выше — и узрела мрачную морду Полкана. Конь осуждающе покачал головой, цапнул ее за шиворот зубами — и закинул к себе на спину. В наказание за неудавшееся покушение Грюнфрид пришлось самой рвать малину при слабом свете луны: балансируя в полный рост, стоя на седле, чтобы дотянуться до самых молодых веточек высокого куста, рискуя свалиться в колючки…