Семейные тайны

И тут ее не то вопрос, не то просьба:

– А вы можете мне доверить вашу мастерскую?
– Конечно же испытывает! Он не раз говорил, неужто забыла: "Это место для меня священно. Или я здесь, или мой дух. Никого больше! Только со мной, а без меня не ступит ничья нога!.." Ну, конечно, испытывает: и мне, мол, нельзя?! Ох эта вседозволенность!..

– У меня дух ой какой вредный, может такое натворить!

– А я духов не боюсь! И он ей, чтоб отвязалась:

– С девицами он круто обходится!

А ей хоть бы что! Тут художник вдруг понял, что она не шутит,- случится с нею что, иди потом отвечай! И он тоже серьезно:

– А если маме скажу?! Могу разве не поставить в известность?

Разговор приобрел серьезный оборот, все это поняли. А она вдруг ощутила потребность иметь свой угол, о котором никто не знает; может прийти сюда и быть одна; только тут сообразила: никогда сама с собой не оставалась! дома столько глаз! из каждой щели! вздохнет, и уже навострились чьи-то уши; ощущение такое, что кто-то неизменно рядом. "Ты преувеличиваешь!" - Когда она об этом матери. "Нет, правда! А если?.." - И о квартире для них. "Даже заикнуться нельзя - пресечет на корню!"

Но как объяснить художнику?! А он так упрямится!.. Чтоб ей да отказали?! Надуться? Придумать что? Пошутить? Или - напрямую?!

– А я-то думала, что вы чуткий и понятливый!
– К чему она клонит? Нет, это слишком! Бахадур и художник молчат: что еще сейчас скажет?
– Я этого не могу вам объяснить. Давайте помолчим, ну... десять минут! Но с условием, что вы будете думать о моей просьбе.

Что ж, поиграем!..

И вдруг художник - минуты две-три прошло, Бахадур толком ни о чем подумать не успел - воскликнул:

– Извини меня! Вот ключ,- и протягивает ей длинный с язычком ключ, специально заказывал у старого мастера.

– Маме моей ни слова, идет?

– Может, вы объясните мне?

– Это каждый должен постичь сам!
– А ведь художник, как потом узнал Бахадур, ни до чего не додумался.

"Я разгадал",- Бахадур ему, когда остались вдвоем.

"И что же?"

"Любовную интрижку я тотчас отбросил как нереальную, кто посмеет? Прихоть? Каприз? И вдруг мелькнуло в ее глазах: грусть! И осенило: жаждет уединиться! ей некуда спрятаться! вспомнил ее образ жизни..."

"Можешь не продолжать, а чего ты ломал голову? почему тебе надо было разгадывать? это же касалось нас двоих, ее и меня!"

"Как сказать!"

"Загадка?"

"Возьми в Латинскую Америку, вместо кроссворда".

"А ты откуда знаешь, что я их люблю решать?"

"У тебя вырезки на столе... Правда, многих слов ты не знаешь, пустоты в кроссворде".

"Какие?"

"Ну вот: условное сокращение слов!"

"И что это?"

"Аббревиатура!"

"Как-как?.. Ну и мудр ты!.. А я, когда отдохнуть надо от картин, никак не получается, вижу - толкает к схеме, сажусь и решаю, помещая себя в эти клетки отгадок, и так давит на меня от этих дважды два, что сержусь, мучаюсь, особенно когда длинный ряд, а загадка - что-то казуистическое, как ты сказал? да, АББРЕВИАТУРА! и вдруг вспыхивает новая идея. А как часто было: задумаю картину как исповедь, а получается проповедь!.. Ну, это долго объяснять!"

Бахадур понял: что тут мудреного?! "А я понял и другое!" .

"Что?"

"Почему ты ни за что не хотел уступить мастерскую, упорствовал!"

"Почему?"

"Потому что настоящий художник!"

"Дай я тебя поцелую! Нет, за такие слова я должен тебе подарить картину! И не вздумай отказываться - обижусь!"

"Вот так ты и раздарил!"

"А у меня иначе: подарю - и непременно родится новое! Угнетает, когда картина лежит! А стану продавать, вдруг как ударит: сокровенным торгую. Здесь же иное - выбирай! Очень тебя прошу!"

Так у Бахадура появилась первая (а может, и последняя?) картина художника: черновой набросок.

"Это же заготовка!"

"А я именно ее хочу!" Это был карандаш,- она! Черновик, а схвачена суть: доверчивость (глаза), капризность (губы) и даже властность (линия подбородка). "Прошу: поставь дату, сегодняшнее число, и подпишись".

Он подписывался, ох и честолюбие! чтоб отличиться, латинскими буквами на турецкий манер, Arslan (по паспорту, кажется, Аслан, что, в сущности, одно и то же, Лев).

А потом она увидела этот рисунок - Бахадур увез ее из мастерской, сама попросила, и даже лицо платком, вроде бы чадра, чтоб никто не узнал. Мать Бахадура не знала, кто она, Айши не было.

"Ну вот,- поделилась мать радостью с Айшой,- хорошо, что стал приводить домой".

Айша накинулась на него:

"Ты соображаешь, что делаешь?!" - Она тоже не представляет, кого он позвал к себе. Ведь недавно ее в свои планы посвятил, но это - далекая-далекая мечта. "А ты дерзок!
– ответила она тогда.- Как бы голову тебе не снесли, а заодно и всем нам!" Но то планы, а сейчас... "Привести домой какую-то девку!" - Мол, шляйся, знает только о той, что переводила ему, но чтобы осмелиться в свой дом!

"Ай-яй-яй!.. Знаешь, чем рискуешь?! Кого девкой назвала?!
– И Айша прочла по его взгляду: не может быть!
– Тебя за такие слова по головке не погладят!"

"Каюсь и склоняюсь перед тобой, брат!" Когда мать вошла, она увидела, как Айша низко кланяется Бахадуру, а он стоит, выпятив грудь, довольный.

"Вы что,- она им,- роли учите? Он - шах, а ты служанка?"

"Да, мама, ты угадала: скоро он будет у нас шахом, если, конечно, прежде времени ему голову не свернут".

"Что ты такие глупости о моем сыне?!"

"Не сын, а настоящий бахадур!"

Да, пришла и портрет свой увидела, в рамке, над тахтой повесил:

"С дарственной надписью!"

"Сумасшедший! Он же мог черт знает что додумать!"

"Это же не ты, это - произведение искусства! Причем великолепное!"

Потом Бахадуру признается, что та, из Совета Экспертов, когда услышала, что он бывает у нее, изобразила гримасу (а пока Ниса рассказывала, Анаханум думала про себя: "Она его любит!"; и чем больше та ругала Бахадура, тем упрямее звучало в ней: "Любит!"): "Гони, гони подальше его от себя! Не дай бог, еще влюбишься, как некоторые дуры, позора не оберешься! Это ж,- что бы обидное сказать?
– ловелас!
– Именно это слово произнесла, и в ее устах оно прозвучало то ли как "ловец", то ли как "ас", и ничего более.- Ни одну ведь не пропустит!.."

"Ты можешь его ругать,- думала Анаханум,- но я вижу, что влюблена в него ("...даже со мной по улице идет, а сам по сторонам, будто выискивает кого!").

И с нею, когда первый раз вышли из мастерской, она в чадре была, игра плюс конспирация, вспомнила: "по сторонам оглядывается", тут же ему с ходу, а он нашелся: "За тебя опасаюсь!"

Ниса своей любовью приковала внимание Анаханум к Бахадуру.

Ключ, как уехал художник, а в мастерской она будет одна! жег ей руки. Но как выйти из дому? И весь день оставаться тоже одной среди красок, холстов и всякой рухляди... даже череп она видела. "Чей?" - спросила тогда, а художник усмехнулся, вспомнив, как упрашивал могильщика, специально на кладбище поехал, очень ему хотелось череп иметь (могила забыта, нужно место, вот и торгуют!..), а тот такую заломил сумму! Не знал, что в нем задатки торговаться; и выторговал череп!