Семирамида. Золотая чаша

— Держи свое мнение при себе! До тебя дошло, как следует отвечать, если кто-нибудь начнет расспрашивать тебя об этой неприятной истории?

— Кто начнет расспрашивать?

— Это не твоего ума дело, – предупредил наследник.

Глава 4

К разочарованию многих и в первую очередь самого Салманасара, узурпатор, словно в укор мировой справедливости, выказал себя умелым полководцем и достойным преемником Бен–Хадада. Будто убиенный царь с последним, выдохнутым в лицо Хазаилу проклятьем сумел наградить убийцу умением вывернуться из любой, даже самой безвыходной ситуации.

План обороны, который узурпатор постарался воплотить в жизнь, оказался еще хитрее, чем бесконечные изматывающие наскоки на ассирийцев, к которым прибегнул Бен–Хадад.

Как только в Дамаск была доставлена весть о том, что ассирийцы перешел Евфрат, люди Салманасара попытались поднять мятеж в самой столице. Хазаил, оставшийся без союзников, сумел усмирить бунт. Он железной рукой расправился с теми, кто взывал к справедливости и отмщенью за невинно погубленного царя. Затем узурпатор собрал войско и, напомнив всем о смертельной опасности, нависшей над градом и страной, сумел добиться беспрекословного повиновения. Не теряя времени, сирийское войско, оставив в городе значительный гарнизон, выступил в поход.

Первые сообщения о том, что узурпатор повернул на юг – то есть в сторону, противоположную той, откуда приближались ассирийцы, – вызвали в ставке Салманасара откровенное недоверие. Лишь после того, как разведка подтвердила, что Хазаил спешно отошел к горе Санир ¹⁸ и занял там оборонительные позиции, в ставке всерьез задумались о смысле такого маневра.

Большинство ассирийских военачальников посчитали решение Хазаила неоспоримым свидетельством откровенной трусости самозванца, его неуверенностью в своих силах, и, если бы не Иблу, сумевший, несмотря на донимавшую его хворь, переубедить самые горячие головы, трудно сказать, как повернулись бы дела у не знавших поражений ассирийцев.

Иблу, страдавший от жара во всем теле, обратил внимание царя и членов военного совета на странные сообщения из Дамаска. Лазутчики утверждали, что в городе оставлены лучшие двадцать тысяч воинов, какими располагал сириец. Чем объяснить этот непонятное решение? Трусостью? Неверием в свои силы? В таких случае войско обычно разбегается, а не совершает трудный и скоротечный маневр, не устремляется в предгорья и не окапывается на труднодоступных склонах. Старый полководец призвал соплеменников со всей серьезностью отнестись к маневру Хазаилу и ни в коем случае не поддаться на его уловку.

Иблу так сказал.

— Это ловушка!

В отсутствие Шурдана никто не решился оспорить мнение опытного полководца. По мнению Иблу, хитрость заключалась в том, чтобы зажать наступающие войска между горами и Дамаском.

Любая армия, преследуя противника, обязательно растягивается на марше и превращается в трудно управляемое скопище мало связанных между собой отрядов. Хазаил в попытке отбиться от ассирийцев, рассчитывал, что Салманасар непременно бросится вслед за ним. Как только враг главными силами минует Дамаск, спрятавшиеся за стенами полки ударят ассирийцам в тыл, ведь во время преследования по малознакомой местности северные варвары обязательно смешают ряды и утратят связь между отдельными эмуку. Если умело воспользоваться этим обстоятельством, можно навязать свою волю наступающим захватчикам. Стоит только захватить стратегическую инициативу, как Салмансар, оказавшись между двух огней, потеряет свободу рук, а это открывает возможность и на этот раз отбить нашествие. Сидя в укреплениях на горе Санир и имея мощный отряд в Дамаске, Хазаил получит возможность выбирать время и место для нападения. Его объектами, прежде всего, станут слабо охраняемые и плохо вооруженные объекты – обозы, инженерные отряды, кисиры союзников а также оторвавшиеся от главных сил войсковые части. Их поддержат отряды, укрывшиеся на склонах священной горы.

При таком способе ведения боевых действий, предупредил Иблу, будет очень трудно сохранить единое управление войсками.

Последним советом туртана было ни в коем случае не задерживаться возле Дамаска, не пытаться с ходу взять его, тем более изображать такую попытку. Двигаться вперед быстро, с предельной осторожностью, крепко сплоченными колоннами, не терять из вида ни одну из эмук тяжелой пехоты и колесниц. Главное преимущество Ассирии – это численное превосходство, боевой опыт и конница. Отряды всадников следует использовать как своеобразную соединяющую прокладку между колесницами, пехотой, саперными частями и обозом. При этом конница должна быть готова постоянно, при каждом удобном случае атаковать врага. Действовать следует густыми конными массами. Особая роль отводилась полутысяче воинов, которые стараниями Партатуи–Бури и нанятых скифов научились вести огонь из луков со скачущих лошадей. Их задача не давать покоя сирийцам, пресекать каждую попытку напасть на тот или иной оторвавшийся отряд или на обоз. Для этого необходимо снабдить всадников запасными лошадьми, чтобы те каждую минуту были готовы к выступлению.

Разведке не спать ни днем, ни ночью, благо, с местностью ассирийцы успели познакомиться во время прошлых походов.

Тыловой заслон, о, великий царь, пусть будет составлен из лучших эмуку тяжеловооруженных пехотинцев и отрядов колесниц. Именно эти части должен был прикрыть армию со стороны Дамаска, а союзники, оставшаяся часть конницы, царский полк и легковооруженные союзники пусть штурмуют гору.

Смерть Иблу, скончавшегося на следующий после военного совета день, придала особую значимость его словам.

Салманасар не стесняясь плакал, прощаясь с другом. Он приказал доставить Иблу в священный Ашшур и похоронить там со всеми почестями, не принимая в расчет прежние обычаи, столетиями приживавшиеся в ассирийском войске, которые требовали хоронить своих павших на месте, сжигая их трупы на огромных кострах.

Первые же схватки подтвердили правильность выводов Иблу. Дамаскинцы, надеясь на разброд и беспечность, которые сопровождают наступающие войска на марше, совершили вылазку, но, наткнувшись на многочисленные колесницы врага и плотно сомкнутые ряды лучников, прикрытых щитоносцами, повернули вспять. Еще две попытки разгромить тылы ассирийского войска тоже оказались безуспешными.

Тем временем ассирийцы, взявшие с помощью конных патрулей в плотное кольцо позиции Хазаила на горе, с ходу – что умели только они – принялись штурмовать склоны. Воинское умение позволило им в течение нескольких дней сбить врага с укреплений, расположенных у подошвы горы, и перейти в атаку на основные силы Хазаила. Ассирийцы двигались неспешно, осыпая оборонявшихся градом стрел и камней из катапульт. В такого рода давлении северным варварам равных не было – вперед они продвигались целеустремленно и последовательно, избегая камнепадов и засад.

Как только Хазаилу стало известно о том, что все атаки со стороны Дамаска были отбиты, он бросил войско, бежал в столицу и запросил мира. В письме узурпатор «встал перед царем царей на колени». Хазаил писал о том, что признает свое ничтожество, раскаивается в злобности нрава и неслыханном злодействе, готов согласиться на любые условия, кроме сдачи Дамаска.

Салманасар не подал виду, что подобное условие его вполне устроило, ведь по общему плану войны, после разгрома Дамаска, он намеревался сделать рывок на побережье, где в городах Финикии, наученных жалкой участью Арама, его ждала несметная добыча.

На военном совете царь дал слово всем желавшим высказаться. В отсутствии Иблу представители городских общин куда более решительно высказали несогласие с выдвинутым Хазаилом условиями капитуляции.

В отсутствии наследника роль предводителя общин, а также тех военачальников, кто стоял за взятие Дамаска и окончательное уничтожение столько лет досаждавшего Ассирии соперника на западе, взял на себя глава рода Икби из Ниневии, ишшиаку* (сноска: должностное лицо в Древней Ассирии, верховный жрец и администратор; его должность, по всей видимости, была наследственная. Первоначально так назывались цари Ассирии.) Тукульти–ахе–эриб, лимму ^{19 э}того года. Это был сорокалетний мужчина богатырского телосложения с аккуратно постриженной бородкой «под Шурдана». Свои называли его Туку.