Семья Рэдли
Шрифт:
Еву его слова приводят в ярость.
— Я не торговала собой. Боже! Я что, должна была молчать?
— Вот именно.
— Зачем? Чтобы нам опять было негде жить, опять пришлось переезжать и вся эта хрень заново? Давай тогда уж прямо сейчас поедем в какой-нибудь бомжовый мотель. Или найдем уютную автобусную остановку, где можно провести ночь. Потому что если ты, папа, не очнешься и не прекратишь думать о том дерьме, о котором ты все время думаешь, мне придется торговать собой,просто чтобы нас прокормить.
Ева
И на какой-то миг она видит рядом не человека, только что опозорившего ее перед друзьями, а папу, пережившего то же, что и она сама. Поэтому она умолкает, глядя на его руки, лежащие на руле, и на порождающее беспредельную печаль обручальное кольцо, которое он никогда не снимет.
Десять минут первого
Мама с Кларой закрылись в душевой внизу, а Роуэн стоит, прислонившись к сушилке для одежды.
— Ни черта не понимаю, — обращается он к закрытой двери.
Это он еще мягко выразился. Только что вернулись его мама с сестрой, которая, похоже, была вся в крови. Действительно вся, как новорожденный младенец, ее вообще трудно было узнать. Клара выглядела такой вялой и безразличной. Как загипнотизированная.
— Роуэн, прошу тебя, — отвечает мама, включая душ. — Скоро поговорим обо всем. Когда вернется отец.
— А где он?
Хелен пропускает его вопрос мимо ушей. Слышно, как она говорит его выпачканной кровью сестре:
— Пока еще холодная. Ну вот, стекла. Теперь можешь залезать.
Роуэн делает еще одну попытку:
— Где папа?
— Скоро будет. Он… Ему надо кое-что уладить.
— Кое-что уладить? Мы что, коза ностра какая-то?
— Роуэн, пожалуйста, не сейчас.
Кажется, мать сердится, но он не может прекратить расспросы.
— Откуда кровь? — продолжает он. — Что с ней случилось?.. Клара, что происходит?.. Мам, почему она молчит? Странные телефонные звонки как-то с этим связаны?
Последний вопрос достигает цели. Хелен открывает дверь и смотрит сыну в глаза.
— Звонки? — переспрашивает она.
Он кивает:
— Кто-то звонил. Звонил, но ничего не сказал. За пять секунд до того, как вы приехали.
Выражение мучительной тревоги искажает мамино лицо.
— Нет, — говорит она. — О господи. Только не это.
— Мам, что происходит?
Он слышит, как сестра залезает в душ.
— Разожги камин, — просит Хелен.
Роуэн смотрит на часы. Десять минут первого, но мать непреклонна.
— Пожалуйста, принеси с улицы угля и разожги камин.
Хелен дожидается, когда сын уйдет исполнять ее просьбу, ей бы сейчас очень хотелось, чтобы уголь лежал подальше от дома — тогда бы она все успела. Она подходит к телефону, чтобы выяснить, с какого номера звонили. Она уже знает, что это был он. Номер, который называет
холодный механический голос, ей не знаком, но она не сомневается, что, набрав его, услышит голос Уилла.В голове мечутся панические мысли, пока она набирает номер.
Берут трубку.
— Уилл?
Да, это он. Совершенно реальный голос, ничуть не изменившийся, молодой и древний одновременно.
— Мне этот сон снился пять тысяч раз…
В каком-то отношении это самый трудный момент за всю ночь. До сих пор она усиленно старалась забыть о его существовании, о том, каково это — говорить с ним, слушать его глубокий голос, пробуждающий в ней некую сокровенную жажду, рекой текущий прямо в душу.
— Не приезжай сюда, — поспешно шепчет она. — Уилл, это важно. Не приезжай сюда.
Роуэн уже, должно быть, набрал ведро угля и идет обратно к дому.
— Обычно события развиваются несколько иначе, — говорит Уилл. — В моем сне.
Хелен понимает, что должна во что бы то ни стало достучаться до него, должна остановить неизбежное.
— Ты тут не нужен. Мы все решили.
Он смеется, в трубке раздается потрескивание.
Хелен на грани обморока. Она смотрит на свою картину в коридоре. Это акварель с яблоней. Картина расплывается перед глазами, но Хелен пытается сосредоточиться на ней.
— У меня все отлично, Хел, спасибо. А у тебя? — Пауза. — Париж вспоминаешь?
— Лучше тебе держаться от нас подальше.
Вода в душе выключается. Клара, наверное, скоро выйдет. Слышится еще какой-то звук. Это задняя дверь. Роуэн.
И все тот же демонический голос в трубке:
— Раз уж об этом зашел разговор — я тоже по тебе скучал. Семнадцать лет одиночества — довольно долгий срок.
Хелен крепко зажмуривается. Уилл осознает свои способности. Он прекрасно понимает, что может потянуть за ниточку и размотать весь клубок.
— Пожалуйста, — говорит Хелен.
Он не отвечает.
Хелен открывает глаза и видит сына с ведром угля. Он смотрит на телефон, на мать, на ее лицо, на котором легко читаются мольба и страх.
— Это он, да? — интересуется Уилл.
— Мне пора идти, — говорит она и нажимает красную кнопку.
Роуэн глядит на нее подозрительно и в то же время смущенно. Хелен чувствует себя совсем беззащитной под этим взглядом.
— Иди, пожалуйста, разожги камин.
Это все, что она может вымолвить. Но сын еще несколько секунд стоит на месте, не двигаясь и ничего не говоря.
— Пожалуйста, — повторяет она.
Он кивает, словно что-то понял, разворачивается и уходит.
Своего рода голод
Ночь пролетает с пугающей скоростью.
Питер возвращается домой.
Он сжигает свою и Кларину одежду в бушующем огне.
Они рассказывают Роуэну правду. Точнее, полуправду, но даже ее он не в состоянии переварить.