Сенная площадь

Короче говоря, стол получился не то, что богатый, но приличный. А водки, как просил, купила пол-литра. И хватит. Это с Полиной они пускай пьянствуют, Тоня не Полина, что раньше было, то прошло. и вспоминать нечего.

В холодильнике, конечно, была еще "маленькая" и две бутылки пива на запас, но это - как получится.

Анатолий пришел точно в два. Снял в передней пальто, и Антонина даже обалдела, никогда таким его не видела. Костюм цвет беж, галстук весь переливается, волосы курчавые, а она уж забыть оказывается, успела, какие у него красивые волосы.

Пошли в комнату. Антонина говорит:

– Ну, ты даешь. Прямо, как из загранки.

А он хохочет:

– Это ты прямо в точку, костюм у меня импортный, маде ин Поланд. Ну, что видела костюмчик? Больше не увидишь.

Снимает пиджак, вешает на стул, галстук туда же, и - за брюки. Антонина села на оттоманку и молчит, что говорить, не знает. Он брюки снял, хохочет, как чокнутый:

– Чего рот раззявила, деревня? Надо быть современной женщиной, к тебе не кто-нибудь, а любовник пришел. Раздевайся.

Антонина встала и опять стоит, молчит. С одной стороны, конечно, приятно, что он считает ее за современную женщину и не просто выпить пришел, но с другой стороны, у них, может это и принято, а у нас не привыкли еще.

А он стоит, в чем мать родила, одни носки оставил с полуботинками, и ухмыляется.

– Ну чего? Раздевайся да побыстрее!

Антонина смотрит - он берет со стола бутылку, наливает ей стопку, себе стопку, и говорит:

– Пей, давай, тогда, может, смелее станешь, а то как все равно дурочка. Французские кинофильмы смотрела?

Не ругаться же с ним, не для того пол-года ждала. Антонина взяла стопку, выпила. Ладно. Французская жизнь, так французская, хорошо хоть сорочку новую надела, нейлоновую. Сняла свое платье морской волны, а он: все снимай, тут тебе не ателье мод и не поликлиника. А сам еще наливает. Антонина хотела погасить лампочку, а он: еще чего? Дикость, - говорит, или может, ты у нас с браком? Не помню, чего у тебя там не хватает, вроде, всего полно и все на месте. Ну, что с ним поделаешь, - шутник!

В общем, она разделась, стоит, а что дальше - не знает.

Но Анатолий на кровать даже не посмотрел, сел к столу, ну, и она напротив, живот скатертью прикрыла. Холодно все же. А Толька:

– Чего прячешься? Тело женщины, это, во-первых, красиво. В Русском музее была? И ты интересная, как Венера. А, я - смеется, - как этот... Ганнибал.

Может, со стыда или от волнения, а может потому, что со вчерашнего дня крошки во рту не было, Антонина сразу опьянела. И стало ей плевать, что сидит тут, как дура, голая, и что тело-то, уж не то, и что окна так и свищет. Весело ей сделалось и хорошо, потому что вот он, Анатолий, пришел все-таки, сам пришел, сидит, точно фон-барон, а на плечах веснушки, как у маленького...

– Толик, тебе не холодно? Я платок принесу.

– Иди ты с платком! Налей лучше! А потом погреемся.

...а плечи-то широкие, красивый до чего! Ну, прямо в точности Ганнибал или какой-нибудь Юлий Цезарь.

По-французски - так уж пускай на всю катушку! Антонина встала, прошла на каблучках через всю комнату и включила телевизор. Как раз показывали концерт артистов эстрады. И, черт с ним!
– достала из холодильника "маленькую" и пиво.

Еще выпили, за любовь. Антонина чувствует - опьянела, закусить надо, а не лезет кусок в горло да и все. А тут еще Майя Кристалинская как запоет: "Я давно уж не катаюсь, только саночки вожу", ничего, вроде, особенного, а у Антонины слезы.

– Толечка, миленький, я для тебя, что хочешь сделаю! Что скажешь, то и сделаю!

– Да не могу я с тобой расписаться, Тонька, пойми ты это, чудачка!

– Не надо мне. Зачем? Я и так для тебя - что хочешь... Я бы и стирала, и обшила, а денег - на что мне деньги, я сама зарабатываю, я бы у тебя зарплату не брала... и какой хочешь, можешь приходить, хоть и пьяный, хоть какой...

– Кончай реветь. Ты - баба хорошая, лучше Польки. Но расписываться это нет.

– Толик, я когда мимо ресторана "Чайка" прохожу, где мы с тобой тогда, так всегда плачу, как ненормальная...

– Я - мужчина... Поняла? Ты - баба, а я мужчина... И все... Еще керосин есть, нет?

– Меня все тут за последнюю, за не знаю кого считают, что я тогда так с Валериком... ты пойми, я же мать! Я ребенка своего люблю, ребенок не виноват... Но тебя я больше своей всей жизни!.. Если б ты заболел, я бы кровь дала...

– Это лимонад? Лимонад, да?! Не могла две поллитры взять, говорил ведь: жди!.. Я мужчина... бля... с-сука! И - все!.. Поняла?! Не распишусь. И - все!

– Толик, ты кушай, вон огурчики солененькие...

– Отстань! Сказал - от-стань!.. И все... Одну бутылку... Пожалела... сука... Я мужчина! Титьки развесила, корова... Я - мужчина, а ты - сука.. И все... И все...

– Толик, если что, я сбегаю, ты успокойся, миленький! Толенька!..

– Убери руки! Руки убери! Не трогай, б...! Убью суку! Убью!!!

– Толик! Не надо! Не надо! Прошу! Вот - на коленях прошу... Толечка! О-ой! Ногами - не надо! Толечка! Толечка-а!..

– Молчи, курва! Получила?.. Вставай! Разлеглась тут... сука! На тебе! На! Заткнись, убью! Заткнись!!!

Хорошо еще - в квартире никого не было, жиличка в гости ушла.

7

А Роза Львовна собирается на свидание.

Лазаря зачем волновать, ни слова вчера ему не сказала, хватит Парню и своей беды. Матери - все парень, а ему сорок лет, возраст, кстати, для мужчины самый опасный, если уж в этом возрасте случится инфаркт, то это очень и очень плохо. Говорят, беречь надо мужчин именно сейчас, следить, чтобы укрепляли сердечную мышцу, спортом занимались, легкой атлетикой, только судьба не спрашивает, сколько кому лет.

Каждому когда-нибудь достается настоящее страдание, вот и Лелику пришла очередь. В Горьком, в эвакуации, в самые страшные годы, был счастливым - маленький, ничего не понимал, мать рядом, а отцов тогда ни у кого не было. Голодать Роза Львовна ему не давала, не допустила, устроилась на макаронную фабрику, дали рабочую карточку, а по вечерам шила. Ведь смешно сказать: до войны ничего не умела, а заставила нужда, научилась и кроить, и шить, и вязать, даже подметки ставить.

А потом пошло легче: учился Лазарь хорошо, товарищи его любили, очень способный был мальчик и общительный. Не приняли в Университет - это, конечно, был удар, но он не растерялся, поступил в технический ВУЗ, хотя мечтал стать журналистом. Способный человек - всегда и везде способный, вот и в технике всего добился, кандидат наук, физик! Такая сама и так воспитала - не ныть, не жаловаться, что есть - есть, а чего нет - и не надо.