Серафима спешит на помощь

А потом Хьюго бросил на землю меч и с нечеловеческим воплем бросился на пленников.

Так-так-так, а это что ещё за беспредел? Он же вроде нормальный, никакой не берсерк и мухоморов не ел, некогда ему было?

Или это и есть то самое проклятие?

Вообще выглядело реально страшно — он кому-то там руками что-то оторвал, а с какой силой бил, я и представить побоялась. Правда, друзья не тупили, переглянулись и разом втроём вцепились в него и оттащили, и уложили на землю, и кажется, им было очень непросто это сделать. И отпустить не выходило, потому что он дёргался весь, и стоило рыжему Роберту чуть ослабить хватку, а он сел сверху на ноги, как пациент душевненько его пнул, так, что бедняга рыжий подлетел едва не к небесам, правда, быстро просёк, и приземлился опять на ноги всем своим весом. Дураки, лучше бы большого и лысого на ноги посадили, он бы точно удержал, думала я, пока чесала к ним по жухлой и вытоптанной траве.

— Что с ним? — спросила я с ходу.

Потому что если заболеет или поломается, мне-то куда деваться? А я уже почти привыкла, что останусь здесь до следующего ноября!

— О, глядите, нашлась пропажа! — завопил кошак Бриан.

— И где тебя носило, дуру? — хмуро спросил лысый. — Почему не сидела, где было велено?

— Тебя забыла спросить, — я на него даже и не посмотрела. — Если остался кто-то вменяемый, скажите — что это с ним такое? — кивнула я на дёргающегося и рычащего Хьюго.

— Чего? — не въехал лысый.

— А это, госпожа, его проклятие, — едва ли не с поклоном сказал кошак Бриан. — Хорошо, мы уже видели, доводилось, потому и не испугались.

Я глянула на разбойников — те были в ужасе примерно все, даже те, кто одет получше, пострадал поменьше и перед тем глядел повеселее. Мне тоже не сказать, чтоб понравилось, но я и эпилептиков в жизни видала, и реальных сумасшедших, и просто пьяных придурков, которые ничего вокруг себя не понимали и не помнили, и уродов, которым терять нечего, тоже видела. Есть ли Хьюго, что терять? Он-то думал, что нечего, а оказалось — вполне так да. И люди у него, и друзья, и с роднёй какая-то тёмная история. Поэтому надо спасать. А что делать-то?

— Водой отливали? — спросила я.

— Не поможет, госпожа, — покачал головой пнутый рыжий. — Пробовали, когда его в самый первый раз скрутило.

— Не прокатило, значит. По голове били?

— А как же, — ухмыльнулся кошак. — Первым делом. Встал, отряхнулся и дальше крушить пошёл. Ещё верёвками вязали, сначала простыми, он их порвал почти сразу же, потом магическими, там на подольше хватило, но всё равно порвал и пошёл.

— И сколько продолжается припадок? — чего ждать-то?

— Да по-разному, как-то три дня просидел в каменном мешке, это темница, хорошая такая темница в порубежной крепости, там стены все каменные, а дверь мощно заговорена, он пробиться не смог, как ни пытался. Правда, потом дней пять без сил лежал, — сообщил рыжий.

— И что делать? — я не понимала.

Они недоумённо переглянулись.

— Держать? — рыжий оглядел собратьев.

А всё это время наш пациент дёргался, стонал, рычал и всяко пытался освободиться, то и дело пробуя руки друзей на крепость, а их самих — на внимательность. Но они же сейчас выдохнутся, это ж невозможно так долго сидеть! Да ещё и после сражения!

— Послушайте, госпожа, — Бриан прицельно ткнул Хьюго пальцем в бок, куда-то между рёбер, то чуть притих. — Он же сказал, что вы — та самая, кто его спасёт!

— Мне он так же сказал, я не очень-то поверила.

— Вы из-за грани мира?

— Ну да, попаданка. У нас это так называется.

— И как вы у нас появились?

— Шла домой, заблудилась в парке, вышла в лесу, где за мной гонялись всякие идиоты и дохляки, утром уже набрела вот на него. Он меня поцеловал и привёз в замок на скелете скотины.

— Ну так спасай его, дура! — высказался лысый.

— Сейчас тебя промеж глаз спасу, мало не покажется. За базаром следи, да? — я обернулась к Бриану и рыжему, они показались мне более разумными. — Что надо сделать?

— Э-э-э… ну… — почему-то рыжий ощутимо замялся.

Кошак сообразил быстрее.

— Вы можете попробовать поцеловать его, госпожа, — быстро проговорил он.

— Поцеловать? — глупости какие.

— Да-да, Бриан прав, — поддакнул рыжий. — Это того, должно помочь.

— Если она — та самая, а вовсе не самозванка какая-то, — побурчал лысый, и тоже двинул Хьюго куда-то в бок, чтоб не дёргался.

Я успела подумать — тьфу, ерунда какая — но уже опускалась на ту самую жухлую траву рядом с ними всеми. Возле головы. Голова дёргалась, глаза смотрели куда-то в небо. Я поводила раскрытой ладонью перед лицом Хьюго.

— Он не видит вас, госпожа, — вздохнул кошак.

Ладно, не убудет же от меня? И вообще, мы уже целовались. Даже было ничего так — я поймала отголосок приятного воспоминания. Правда, тогда его не крючило и не корёжило, как сейчас, он смотрел осмысленно и улыбался.

Я наклонилась, оперлась на землю и коснулась его губ. Он дёрнулся и ускользнул. Да что такое-то? Ещё сейчас получу его дубовым лбом по носу, кто потом будет меня лечить? Пришлось приподняться, взять его дёргающуюся голову в руки, и поцеловать решительно и настойчиво. Зажмурить глаза, не дышать, не думать…

И что вы думаете? Затих. Вот я прямо ощутила, теми руками, что держала его бестолковую башку, что затих и расслабился. Отпустила ненадолго — дышал, хрипел. Закрыл глаза. Я подумала и поцеловала ещё раз.

Очнулся, паршивец, думала я, ощущая ответное шевеление его губ. Пришёл, значит, в себя. Ну ух, получилось. Отпустила его, разогнулась.

Друзья пациента смотрели с изумлением — кажется, кто-то не верил, что получится.

И первым опомнился как раз кошак. Отпустил руку Хьюго, поднялся, и тут же грациозно опустился на одно колено.

— Миледи Серафима, простите наши сомнения и примите мою службу.

И что вы думаете? Двое остальных сделали ровно то же самое. А я могла только сидеть на жопе ровно и глазами хлопать, потому что очень уж резким оказался переход. А потом сказала:

— Э-э-э… принимаю.

Глянула на пациента, а он как раз косил на меня серым глазом. И тоже собрался с силами и выдавил из себя еле слышно:

— Миледи Серафима, моя благодарность вам не знает границ.

Да ну тебя нафиг, лучше поднимайся и делай уже что-нибудь, или командуй, чтоб другие делали, думала я. А он отскрёбся от земли, поднялся, потом поднял меня.

И пока я тупила, поцеловал ещё раз.

Что же, после невероятного исцеления поцелуем мой статус в этом обществе резко поднялся. Прямо скажем, от странной причуды до чего-то очень важного. Мне быстро подтащили бревно, бросили на него толстый суконный плащ, усадили и даже дали в руку флягу с водой и кусок хлеба с сыром. Это последнее сделал сэр Бриан — со всякими реверансами, и ещё приговаривал, что я у них теперь — величайшая драгоценность, и как повезло Хьюго, и вообще. Рыжий Роберт таращился на меня изумлённо исподтишка, а лысый Ричард поглядывал хмуро, но — без прежнего недоверия.