Сердце ангела

– Еще бы! Ведь за острова боролись могучие державы. То ими владели венецианцы, потом захватил турок Красная Борода. В конце 18 века острова даже находились под властью русских.

– Бедные греки, как же им отстаивать свои земли, если такие сильные воины, как Крис Флавин, отрекаются от родины.

– Вита, ты же ничего не знаешь...

– Теперь, кажется, знаю, Кристос Флавинос... Мы едем к тебе домой.

Крис сел и взял руку Виты.

– Если ты сумеешь меня понять и простить, я постараюсь что-то исправить. Честное слово, девочка.
– Его светлые глаза мерцали в темноте подобно лунному камню.

– У тебя неземные глаза, Кристос... Они светятся...

– Рука Виты дрогнула.

– Моего отца звали Сократом. Он родился в семье зубного врача. Сократ был похож на старого Зевса, но стал не актером, не фокусников, а обычным дантистом. Я был младшим из двоих сыновей. И, знаешь, Вита, мною трудно было гордиться...

– Догадываюсь. Ты не любил сидеть в классе, предпочитая драки и спорт. Сын дантиста оказался атлетом.

– Если бы... Когда-нибудь я покажу тебе фотографии. Я был тщедушным и злючим мальчишкой. Гордыня не позволяла мне смириться с унижениями, которым подвергаются в школе хилые и странные. Я был странным, Вита. Таинственное, чудесное, недоступное манило мое воображение. Смешной и жалкий, я рвался на сцену, чтобы показывать фокусы.

– И тогда мальчишки полюбили тебя?

– Н-нет... Всякая непохожесть карается нормальным большинством. Я был не похож на них и за это меня били.

– Били?! Крис, это неправда.
– Вита приблизилась, пытаясь уловить выражение лица Криса.
– ты шутишь?

– Увы. Кристос Флавинос был Верзилой Флави. Это та правда, которую я скрывал все эти годы. Крис Флавин - миф, а мифу не нужны унизительные натуралистические подробности.

– Но что нужно тебе лично?

– Пока не знаю. Я на распутье, детка. Мне надо принять решение и для этого рядом ты. Ты - моя совсеть, Вита.

– Милый... Тебе попалась неудачная кандидатура в святые.
– Вита поднялась и подошла к поручням.
– Здесь так легко дышится, так ясны мысли и светлы чувства... Вот я стою на самом носу, и кажется, несусь наперерез волнам. Совсем тихо, неслышно, словно лечу... А, знаешь, мне даже нравится, что я была гадким утенком, а не задиристым победителем...
– Она повернулась и опустилась на колени возле Криса.
– Поверь, так лучше. Таким тебя сотворил Создатель.

– Ты веришь в Бога?

– Сейчас да. И всегда, когда сталкивалась с чем-то прекрасным.

– Надеюсь, это происходит всякий раз, когда ты смотришь в зеркало. Не возражаешь, ечсли я принесу вино?

– И что-нибудь поесть. Ведь ты загрузил целую сумку в гавани, я заметила.

– Тогда накрывай стол.

– Где? В кубрике? Не хочется уходить отсюда.

– Тогда остаемся. Покрой пол вот этим.
– Скрывшись в рубке, Флавин кинул Вите кусок плотной ткани.

– Да это же флаг!

– Просьба о помощи. Его выбрасывают, когда судну грозит опасность. Сегодня он станет нашей скатертью. А вот это - к ужину.
– Флавин вытащил из сумки пакеты

– В темноте легко делать фокусы.
– Вита разворачивала покупки.
– Я ориентируюсь по запаху. Здесь жареные цыплята, ватрушки, помидоры, овечий сыр и что-то сладкое. Ой, с миндалем!

– Раскладывай все. Мы будем пировать до утра... Хрусталь, мэм. Флавин поставил на "скатерть" стопку бумажных тарелок и два пластиковых стакана.
– А это настоящее Isandali - вино из розового винограда с терпким ароматом, и Naoussa Boutari - красное.

– По-моему, у нас лучший в мире ресторан и прекрасный шеф-повар. Да и официантка не так плоха. Прошу садиться!

– Кто бы мог подумать, что изысканная Виталия Джордан, выросшая во дворце и вскормленная исключительно сливками кулинарного мастерства, обрадуется ужину на досках прокатной яхты. Далеко не шикарной, между прочим.

– На шикарных скучно. Можно уже приступать? Блаженство! В темноте я стану есть руками и пользоваться рукавом вместо салфетки.

– Прости, не обнаружил столового серебра. А вместо салфетки возьми это.
– Крис передал Вите носовой платок.

– Спасибо. Но если ты решишь всплакнуть, вытирать слезы придется моей курткой. Она белая и подходит все же лучше, чем толстая кожа твоего прикида.

– Люблю эти одежки, их выбирала ты. Костюм от Виталии Джордан для мужчины средних лет, желающего остаться в категории клевых-сопливых. Ну, как вино?

– Пахнет южным солнечным летом. Как здорово, что здесь уже тепло.

– А завтра будет ослепительный день. Я обещаю. Ведь у тебя дома в Сокраменто было очень солнечно.

– В Сокраменто большая вилла, тридцать две комнаты. Ковры, гобелены, шелковый штоф на стенах, бархатная обивка мебели... Огромный парк, лимузин с шофером. Иногда я возилась на клумбах вместе с корейцем-садовником. Но чаще занималась танцем, теннисом, музыкой...
– Вита уплетала огромный сэндвин с овечьим сыром, закусывая помидором.

– Простите, леди, ваше воспитание столь многосторонне! Это великолепно! А над кроваткой, как утверждают, висел Тициан.

– был портрет тощего старика в черной сутане. Только в гостиной. под охраной сигнализации. Ой, у меня горят щеки. Крис, это какое-то опасное вино!

– Воздух, детка. ты опьянела от воздуха и ещё от света звезд. Он пробуждает прекрасные воспоминания.

– Не сказала бы.
– Вита приблизилась к Крису.
– Хочешь, я расскажу тебе про одну мою подружку?

– Это интересно?

– Скорее грустно... Она, она... ну, скажем, её зовут Николь. Так вот, Николь не помнит своих родителей. Ими была чета лихих хиппи, мотавшихся по западным штатам на мотоциклах вместе с целой колонной себе подобных. Лозунг: секс, наркотики, свобода. Но Лиз забеременела, потом родила, а совсем скоро уже носилась со своим очередным дружком по дорогам, привязывая девочку за спиной. Николь едва исполнилось три - её нашли полицейские в кювете под телами разбившейся пары. Девочка немного повредила колено, но даже не плакала, перебирая длинные деревянные бусы матери. Потом уже оказалось, что маленькая Николь получила сотрясение мозга и даже стала немного заикаться. Но это быстро прошло.

Вита умолкла. Флавин затаился, боясь перебить её рассказ. было слышно, как на борту идущего где-то судна гремит музыка.

– Девочка стала жить в приюте, потому что у неё была лишь одна тетя сестра её матери. Но Эстер ненавидела Лиз за её образ жизни и не хотела забирать к себе ребенка. Ведь было даже не ясно, от кого родила свою дочь Лиз. В их комунне жили все вместе...

– Николь выросла в приюте?
– С облегчением спросил Флавин. Вначале ему показалось, что он слышит исповедь Виты, но все знали, что её мать, миссис Голди Джордан, жива.