Сердце ангела
Шрифт:
– А я так и не научился управлять передачей энергии. Иногда паранормальные возможности открываются во мне совсем легко, порой требуют огромных усилий, а бывали случаи, когда я просто изображал из себя экстрасенса, мага, фокусника.
– Кристос улыбнулся.
– Я же провел на Тибете всего полгода. А когда почувствовал, что силы вернулись ко мне, умчался в свой цирк... Твой сын - циркач, фокусник.
– Маленький обман куда безвреднее большой подлости... Людей, имеющих доступ к магическим знаниям, куда больше, чем мы полагаем, и они далеко не всегда столь безгрешны. Каждый ребенок в детства слышал о ведьмах и колдунах, большинство
Их методы стары как мир и доступны далеко не всем. Ибо власть колдуна не в заклинаниях и амулетах. Она - в его уме. Особенно опасны получившие магические способности по наследству. Ведь суть заключается в том, чтобы подчинить своей воле астральное и физическое тело жертвы. Колдун вызывает в своем воображении образ врага и наносит ему удары... Сверхактивный натренированный мозг действует как передатчик, внедряя чуждую информацию в жизненные центры другого человека.
– Не звучит ли все это ересью в устах православного священника?
– Совсем нет. Мы на пороге XXI века. И какой бы стариной не дышали стены этого монастыря, процесс познания мира намного усложнился. Если две сотни лет назад здешние монахи едва справлялись с арифметикой, то сегодня думают совсем иначе. Тот скромный человек, что так прекрасно печет и готовит - в прошлом крупный ученый-генетик. Именно осмысление генетических механизмов и направило его к вере. А страх пред их бесконтрольным использованием человечеством заставил укрыться в далеком монастыре. Говоря о предумышленном искажении информационного поля отдельного человека, я лишь перевожу на современный язык механизм воздействия сатанинских сил.
Гул отдаленного грома донесся сразу со всех сторон, словно островок попал в окружение бомбардировщиков. Сократ поднялся и помахал над головой платком. Вита обернулась, подхватила корзинку, полную цветов, и поспешила к монастырю. Едва она ступила под своды трапезной, водяной поток хлынул стеной.
За вымощенным крупным булыжником двором высились стены часовни. В частых косых струях, с грохотом разбивавшихся о булыжник, виднелась распахнутая дверь, а за ней - горение в мягкой тьме свечи.
– Что-то не так, Виталия?
– Уловил настороженный взгляд девушки Гавриил.
– Я не ношу нательного креста... И... мне кажется, я давно отдалилась от Бога. Могу я войти туда?
– Конечно. Отец наш небесный с радостью встретит каждого, кто придет к нему за помощью. Это православная церковь. Ты, кажется, протестантка? Неважно. Наш Бог един. Поговори с ним прежде, чем отправишься сегодня ко сну.
– Отец Гавриил приложил ладонь ко лбу Виты. С минуту никто не шевелился.
– Вот и хорошо, дети мои. Я тоже помолюсь за вас. Ступайте. В пустых кельях приготовлена чистая постель.
– Игумен перекрестил бегущую к флигелю пару. Подхватив девушку за талию, Флавин прикрывал её от дождя своей курткой. Она рассыпчато смеялась, роняя из корзины нежные сиреневые цветы.
... Отец Гавриил провел в комнате уснувшей Виты больше часа. Флавин нервно ходил по мрачному коридору, освещенному масляным светильником. Пытался прислушаться, молиться, сосредоточить свой дар ясновидения, капризно посещавший его в самые неожиданные минуты. Но как назло мысли разбегались, встревоженные ожиданием. Крис боялся лишь одного - чтобы отец
Гавриил опроверг свои предположения.– Она мирно спит.
– Сократ осторожно притворил за собой дверь, но Крис успел заглянуть в келью: в изголовье догорала свеча, Вита улыбалась во сне и была похожа на юную Деву Марию.
– Мне кажется, над ней витают ангелы. Я слышу шелест их крыльев, сказал Флавин.
– Ангелы?
– Сократ прислушался, всматриваясь в темноту.
– ты хорошо придумал с рождественским чудом, мальчик. У тебя хорошее сердце, отличная голова и ловки руки.
– Здесь есть телефон или монастырь получает газеты? Откуда тебе известно о представлении в Хельсингере?
– Иногда я слушаю радиоприемник - старенький, наверное, послевоенный. Но больше люблю "телефизор", - Сократ повел ладонью перед своими глазами. Вот здесь. Предпчитаю взирать на близких "очами души своей"... Хотя, признаюсь, часто вижу больше, чем хотелось бы...
– Что с Витой?
– Увы, я оказался прав. Девушка в большой опасности. Тот, кто губит её, обладает недюжинной силой. Он безжалостен, зол и пойдет до конца.
– Если это так, то, ведь можно что-то сделать? Призвать защитные силы, поставить "экран", отражающий поток враждебной воли?!
– Все, что можно предпринять в этом случае - поддерживать силы её организма в борьбе с инородным воздействием. Самое большее, на что приходится рассчитывать, это приостановление недуга. Исцеление же может произойти только тогда, когда исчезнет источник.
– Ведь ты же сам говорил мне, что умеешь противостоять злу! Отец, вспомни, чему научили тебя тибетские маги.
Сократ сокрушенно покачал головой:
– Если бы мне удалось создать защитный барьер, отраженный удар вернулся бы к источнику и уничтожил его... Я не могу сделать этого, сын. Отец Гавриил твердо посмотрел в глаза Криса.
– Разве это противречит христианской морали? Ведь это всего лишь восстановление справедливости, наказание того, кто поднял меч на ближнего! Скажи мне, отец, умоляю тебя, - кто враг Виты? Я сам займусь им.
– Нет, сын. Ты знаешь суть кармического закона - зло вернется к тебе. Оно, как всякая энергия, не растворится в пространстве, а лишь примет другую форму. Только добро может нейтрализовать зло.
– Простейшая физика, - усмехнулся Кристос.
– Извечная борьба хаоса и высшего сознательного разума. Но я люблю ее! Неужели моя любовь бессильна?
– Она - твое главное оружие, мальчик. И ещё кое-что... Эта девушка очень одинока. У неё хватает друзей, поклонников. Но она отдалилась от Бога. В глубине её сознания гнездятся страх и обида. Это самые верные пособники смерти. С них начинается разрушение.
– Отец Гавриил положил руку на плечо сына.
– Кристос, помоги мне - деушке необходимо пройти обряд крещения. Но она должна сделать это по зову своей души.
– Не знаю, чем могу быть полезен. У меня нет задатков духовного пастыря.
– Но ведь ты сказал, что любишь её.
...
– И целых два дня будет длждь?
– спросила загрустившая Вита, глядя на шелестящий за узким окном куельи ливень.
На самом деле её огорчила не погода, а крошечная длинная комната с голыми стенами и жесткой, словно садовая скамейка, кроватью. Белье из небеленого холста, скорее напоминавшего мешковину. Вита боялась, что со трет кожу о наволочку плоской, набитой овечьей шерстью подушки.