Сердце бури

Пару раз Рей чувствовала присутствие Финна — друг подходил к ее камере и подолгу стоял у дверей в нерешительности, но потом всегда разворачивался и уходил восвояси. Однажды обжегшись, он боялся вновь приблизиться к пламени, хотя, кажется, по-прежнему тянулся к нему.

В тишине, в забытье, отделенная от всего мира прочными стенами из дюрастали, Рей Соло — Сердце бури, последняя ученица легендарного Люка Скайуокера, жена его племянника и будущая мать, вероятно, единственных теперь наследников Избранного, — ждала, сама не ведая, чего. Ей оставалось только гадать, где сейчас Бен, жив ли он, удалось ли ему хоть отчасти осуществить свою задумку — хотя бы вернуть под свою руку беглых рыцарей Рен. А что, если он окажется на Биссе, когда туда прибудут корабли Сопротивления? Что, если в грядущее бойне они с матерью так и не сумеют выбраться живыми?..

Рей знала, что однажды, когда у нее не останется никаких надежд дождаться Бена, ее душа тоже навек умрет, как бы окаменеет. Но сила камня в том, что он уже не может плакать, страдать, сомневаться. Каменной рукой она защитит Бейли и Рио. Она не подпустит к ним Сноука — не подпустит никого, кто может причинить вред ее малышам. Даже Финна, если потребуется.

Свет покидал ее.

Теперь Рей ясно понимала это. Если бы у нее спросили, как она себя чувствует, ей на ум пришел бы спидер с пробитым днищем, оставляющий за собой масляную дорожку. Она тоже была разбита. Где-то в ее душе образовалась брешь. Вера, надежда, мечты — все утекало через эту брешь, как машинное масло из поврежденного двигателя.

Рей с Джакку, где она теперь? Где эта невинная девочка, привыкшая зарабатывать на жизнь тяжелым трудом? Где эта смешная идеалистка, свято верящая, что ее счастье просто где-то затерялось, но однажды обязательно ее найдет? Где эта непорочная душа, что принесла джедайский обет камням на Тайтоне? Что осталось от нее? Рей сама не узнавала себя в этой разбитой, отчаявшейся женщине. В этой полусумасшедшей беременной, которая вцепилась в иллюзорные образы своих будущих детей с яростью ранкора.

Ее нет. И, возможно, никогда и не было.

Когда она говорила эти слова Финну, Рей не сознавала того, что повторяет то, что говорил Кайло о самом себе — о юном принце Бене Соло с той картины на «Сабле».

Рей вспоминала видения прошлого — его прошлого, завеса которого приоткрылась для нее, когда Узы начали вступать в свои права. Помнила его безмолвный крик. Помнила муки души, расколотой надвое, медленно отравляемой всепроникающей Тьмой. Неужели она становится такой же, как он? Неужели и ей предстоит пройти через все то, через что когда-то прошел ее супруг?

«Никому не дано убежать от себя. Твой главный враг скрыт в твоем сердце, моя девочка. Сдерживать его — не выход. Ты должна обуздать его, научиться управлять этой силой».

Управлять мощью Сердца бури… но как? Все, кто мог обучить этому, покинули ее. Люк Скайуокер мертв. Он не являлся ей никогда, даже в обличье Призрака Силы, хотя Бен говорил, что однажды слышал его голос. Ее муж где-то далеко, она больше не может его чувствовать. Она была бессильна перед надвигающейся Тьмой. Тьма неспешно наползала на нее, околдовывала, выворачивала наизнанку. Обнажала все страхи, все слабости.

«Рано или поздно Сердце бури прорвется сквозь твою душу в мир».

В том, что изначально звучало, как ничего не значащая угроза, теперь Рей виделось зловещее предсказание. Правильно ли она поступает, идя наперекор самой своей сути? Правильно ли она сделала, когда отказалась принять это бремя и обрекла не только себя, но и Бена на страшную муку? Быть может, это ее судьба — обрести невиданную разрушительную силу, и будь что будет?

Но нет. Она слишком хорошо представляла себе, что именно будет, если она сдастся. Сперва ее дети канут во Тьму, а затем — однажды, когда-нибудь, — и весь мир превратится в одно статичное ничто. В пустоту, посреди которой Сердце бури — единственное оставшееся живое существо, бесконечно могущественное и отвратительно ничтожное, — бессильно сожмется в комок, как те мертвые дети в шахте, и в конце концов погибнет от мучительного Голода, влияние которого Рей чувствовала на себе уже сейчас. Сладость энергии мидихлориан, украденной у другого, то и дело всплывала в памяти и все больше опьяняла сознание. Стоит поддаться искушению — и очень скоро она ни о чем другом и думать не сможет.

Извечная борьба Тьмы и Света — это и есть путь жизни. Рей воочию видела, какой была Сила без этого противостояния. Нельзя нарушать баланс. Нельзя, чтобы одна из сторон получила столь внушительный перевес. Иначе в конце концов вселенский поток возвратится к тому, чем он был изначально — холодной застывшей глыбой.

Рей ждала. День ото дня в ее убежище, в ее собственном укромном мирке не менялось ничего — и это ее устраивало. Внешний же мир постепенно становился для нее каким-то нереальным. Иной раз затворницу посещала сумасшедшая мысль, что, может быть, там, за окружившими ее стенами и вовсе нет ничего — что это она сама придумала и Силгал, и Финна, и «Второй дом», и Сопротивление, и целую галактику с ее бесчисленными народами и расами…

Ее беременность приближалась к двенадцатинедельному рубежу. Живот еще не начал округляться. Но вещи, которые еще недавно сидели на Рей свободно, постепенно становились тесными — или ей только так казалось?

Главное — с нею были ее дети. С каждым днем она чувствовала их все явственнее. Естественное единение матери и дитя не только во плоти, но и в Силе, которое не назовешь иначе как чудом. Во время медитации, которую Рей не оставила даже теперь, она могла не только отчетливо слышать биение крохотных сердец безо всяких медицинских приборов, но и видеть их, Рио и Бейли, в безмятежности материнского чрева. Несмело, как бы украдкой она заглядывала за полог тайны — и всякий раз невольно чувствовала укол стыда. Как-никак, своим проникновением она нарушала естественный уклад, ведь если эта тайна до поры скрыта в женском теле, то у природы должны быть на то причины. Но с другой стороны, если Сила дала ей, матери, возможность наблюдать за своими детьми задолго до их рождения, стоит ли пренебрегать этим даром?

Да, дети стали для нее всем. Они были ее силой, ее миром. Невольно Рей вкладывала в них слишком много себя. Порой она задавалась вопросом: не родилась ли такая яростная материнская привязанность просто от безысходности?

Изредка она заставляла себя взглянуть в зеркало — и то, что она видела, ни у кого не вызвало бы оптимизма. Пока новые Скайуокеры крепли под покровом плоти, их мать чахла в четырех стенах. Ее кожа давно приобрела нездоровый желтоватый оттенок, глаза запали. Плечи обострились, а под ключицами проступали слишком глубокие ямки. Это были лицо и тело женщины, которая давно утратила волю к жизни, и держится за детей в своем чреве, как за последнюю соломину, которая не позволяет ей пасть в бездну.

Что останется от нее, когда им придет срок отделиться?

По собственной воле она превратилась в живой сосуд для зреющей жизни, в оболочку, которая сама по себе не имеет никакой ценности. День за днем перед нею упрямо маячил туманный образ несчастной Падме Наббери, которая закончила свои дни такой же безвольной оболочкой. Что если это и ее судьба — пасть, дав жизнь детям, и освободить место для новой главы в истории прославленного рода? Рей помнила свое видение. Почему Бейли и Рио никогда не видели своей матери?

Но самым ужасным было то, что мысли о смерти в родах, сколь беспочвенными они ни были, нисколько не пугали Рей. Разве подобная развязка для нее не стала бы избавлением от Сердца бури? Разве ее смерть не отвратит угрозу еще на какое-то время — быть может, на сотни лет, пока великий дух не отыщет для себя новое тело? И раз ей все равно суждено умереть, то подобная смерть во имя жизни будет по крайней мере не бессмысленной…

***

В один из вечеров Рей уже готовилась отойти ко сну, когда движение дверной створки заставило ее в смятении подскочить с постели. Со всей ловкостью, на которую еще было способно ее тело, она поднялась на ноги и выпрямилась, готовая ко всему. Это не мог быть BB-8 — единственный, кому разрешалось свободно приходить и уходить. Ее маленький друг давно был с нею.