Сердце дьявола

Рома послушно дернул за рукоять. Кинжал оказался у него в руке. Отбросив опасную вещь в сторону, парень коснулся предполагаемой раны и, как это было в случае с Линдой, не нашел даже следа, говорившего о том, что пару секунд назад его буквально убили.

– Надеюсь, теперь тебе хватит доказательств?

– Наверное, – выдохнул Роман. Краска постепенно возвращалась к его щекам, а в глазах вновь просыпалась жизнь. – Можешь очистить мою одежду. Не хочу пугать Ленку, когда вернусь домой.

– Ты не вернешься домой, – отрезала Линда, тем не менее исполнив просьбу ученика и отчистив его рубашку от крови. – До тех пор, пока ты не научишься владеть магией, оставаться среди смертных для тебя опасно. А еще опаснее это для тех, кто будет находиться рядом с тобой. Ты можешь проклясть, убить, сглазить, да что угодно! И сам не будешь догадываться о том, что наделал.

– Но Лена… – попытался запротестовать Роман, однако волшебница прервала его властным движением руки.

– Она даже не заметит твоего отсутствия. Не переживай. Когда станешь полноценным магом, у тебя появится возможность помочь сестре. Пока же придется оставить все как есть. Идем. Будешь жить в моем замке. Сегодня надо представить тебя остальным членам коалиции, а главное – моим воителям, чтобы они не попытались тебя прикончить. Некоторые из них тоже наделены даром.

– Воителям? Это еще что за штука?

– Как же тяжело общаться с тем, кто не знает совсем ничего! – вздохнула Линда и взяла парня под локоть. В ту же секунду полог невидимости, который она предусмотрительно наложила на весь двор, прежде чем демонстрировать свои умения, с тихим шелестом пал. Теперь их мог лицезреть любой прохожий, но не нашел бы ничего необычного в представшей его взору картине. Просто еще одна парочка малолеток, мило беседующих друг с другом.

Южные ночи очень темные. Над головой мерцает россыпь зеленоватых звезд, под ногами шуршит мягкий песок, совсем близко шумит прибой. Издалека доносится музыка, которую неутомимый Dj ставит на отельной дискотеке. Периодически воздух пронзают радостные вопли девчонок, а иногда раздается приглушенный шепот, идущий от лежаков, скрытых соломенными настилами. Примерно раз в десять-пятнадцать минут вдоль кромки воды проходит сурового вида охранник, в чьи обязанности вменяется следить, чтобы никто из любителей ночного купания не полез в воду.

Алина шла по берегу. Если бы она захотела искупаться, никакая охрана не смогла бы ей этого запретить. Да и ядовитые рыбы и прочие змеи, приплывающие по ночам к берегу, были ей совершенно не страшны. Начать хотя бы с того, что вряд ли хоть одной напасти удалось бы ее банально догнать.

Однако во время своего путешествия девушка не пользовалась своими особыми возможностями. Здесь и сейчас она была обычной молодой мамой, отдыхающей со своим ребенком и няней.

Остановившись, Серебряная подобрала с земли небольшой камушек, который детвора с утра таскала с места на место, и, размахнувшись, кинула его в темноту. Всплеска она не услышала: повинуясь воле сильной руки, камень улетел так далеко, что колебания от его падения смог бы различить разве что вампир, а таковых в этом отеле не было.

Алина присела у самой воды, вглядываясь в ночную темноту. На уровне горизонта виднелись сигнальные огни парохода, с его палубы тоже лилась музыка. Это была знакомая песня, под которую они любили танцевать с Антоном. Образ Зеленого встал перед глазами, словно он был из плоти и крови. Серебряная прикрыла глаза, желая насладиться собственной галлюцинацией. Воображение рисовало знакомые глаза, в которых словно отражались зеленоватые звезды, блики луны, запутавшиеся в светлых волосах, пунцовые губы, шепчущие нежные слова. Она позволила фантазии так далеко увести себя, что вскоре перестала различать грань между реальностью и грезой.

Так было каждый вечер с тех пор, как Алина покинула Москву. Один за другим мелькали города. Солнечная Анталия сменилась старинной Прагой, романтический Париж пришел на смену огням Лос-Анжелеса, туманный Лондон затмил суетливый Берлин, праздничная Барселона уступила место вечному Риму. Теперь, спустя почти три месяца после своего отъезда, Серебряная наслаждалась видами Красного моря с берегов Хургады. Она никогда в жизни столько не путешествовала, и, признаться честно, эта хаотичная поездка скорее напоминала бегство, нежели долгожданный отпуск. Мир был огромен. В нем вполне могла затеряться одна бессмертная девушка вместе со своим ребенком и его няней. Она могла спрятаться от друзей и врагов, скрыться от вездесущего ока магов, стать недосягаемой… для всех, кроме самой себя.

Она уезжала из родного города в надежде привести свои чувства и мысли в состояние покоя. Убить в себе детскую, слишком пылкую любовь, чтобы на ее месте могло взрасти чувство более зрелое и глубокое. Но то, что она чувствовала к Антону, не отпускало. Она, его возлюбленная и невеста, не могла справиться с бешеной страстью, кипевшей в крови и заставлявшей ее думать лишь о нем и на фешенебельном пляже пятизвездного отеля, и в соборе Святого Петра, и рядом с Эйфелевой башней, и под Большим Беном, и на аллее звезд.

По ночам мысли и воспоминания становились особенно навязчивыми и, несмотря на усталость, подолгу не давали ей уснуть. Вместо того чтобы научить Алину жить самостоятельно, каждый миг разлуки все надежнее доказывал ей: без Антона она не может дышать. Несколько раз девушка срывалась с места, готовая сесть в самолет до Москвы или плюнуть на все и воспользоваться индивидуальным порталом. И, лишь собрав все вещи, подняв переполох в своей маленькой вотчине, состоявшей из сына и няни – Камиллы Романо, покупала билет в новый уголок света. «Еще не время, – твердила она себе, – еще не время». Но сердце тревожно сжималось в груди, шепча: «Пора, пора, пора».

Примерно три-четыре раза в неделю Алина просыпалась, едва закрыв глаза, мучимая жгучей ревностью. Ей казалось, что жених, обиженный ее решением, непременно найдет другую, а она просто не переживет, если он еще раз оставит ее. Тогда она вскакивала с постели и принималась кидать одежду в огромный чемодан, поднимая в процессе такой шум, что будила Камиллу, находящуюся в соседней комнате. И та с огромными усилиями втолковывала своей работодательнице, что с возвращением придется повременить хотя бы до утра.

С восходом солнца все повторялось. Измученная и невыспавшаяся Алина слонялась по улицам чужих городов, стараясь научить себя жить самостоятельно.

Примерно полтора месяца назад у нее появился веский повод вернуться. Стас, который раз в неделю связывался с ней по мысленной связи, передал Серебряной приглашение на свадьбу Алисы и темного Макара. Тогда она находилась в Лос-Анжелесе. Купив дорогие подарки новобрачным, Алина отправилась в аэропорт, но вместо того, чтобы сесть на рейс до Москвы, улетела в Париж. У нее пока не было сил вернуться домой.

Раз пять она почти решалась позвонить Антону и попросить его приехать к ней, но что-то неизменно останавливало ее. То расшалится сынишка, то в дверь номера постучит официант с полным подносом еды, то волна прибоя намочит аппарат, и он перестанет работать.

Она, как мантру, повторяла по сто раз на дню: «Если мы не научимся усмирять горящий внутри огонь, то погубим и себя, и других», но звучало это уже не так убедительно, как сразу после финальной битвы с Сантьяго. Тогда – измотанная, еле стоящая на ногах – она верила в то, что поступает правильно. Сейчас от былой уверенности не осталось и следа. Лишь упрямство и дурацкая гордость заставляли ее идти до конца в неосмотрительно принятом решении, хотя в глубине души она уже поняла всю тщетность своих усилий. То, что она хотела усмирить, разгоралось лишь сильнее.