Сердце Единорога. Стихотворения и поэмы

Когда в кибитке ураганной

Несется он, от крови пьяный,

По первопутку бед, сарыней,

И над кремлевскою святыней,

Дрожа успенского креста,

К жилью зловещего кота

Клубит метельную кибитку,—

Но в боль берестяному свитку

120 Перо, омокнутое в лаву,

Я погружу его в дубраву,

Чтоб листопадом в лог кукуший

Стучались в стих убитых души...

Заезжий двор — бетонный череп,

Там бродит ужас, как в пещере,

Где ягуар прядет зрачками.

И, как плоты по хмурой Каме,

Храня самоубийц тела,

Плывут до адского жерла

130 Рекой воздушною... И ты

Закован в мертвые плоты,

Злодей, чья флейта — позвоночник,

Булыжник уличный — построчник

Стихи мостить «в мотюх и в доску»,

Чтобы купальскую березку

Не кликал Ладо в хоровод,

И песню позабыл народ,

Как молодость, как цвет калины...

Под скрип иудиной осины

140 Сидит на гноище Москва,

Неутешимая вдова,

Скобля осколком по коростам,

И многопестрым Алконостом

Иван Великий смотрит в были,

Сверкая златною слезой.

Но кто целящей головней

Спалит бетонные отеки:

Порфирный Брама на востоке

И Рим, чей строг железный крест?

150 Нет русских городов-невест

В запястьях и рублях мидийских...

<1934>

510

Есть две страны: одна — Больница,

Другая — Кладбище, меж них

Печальных сосен вереница,

Угрюмых пихт и верб седых!

Блуждая пасмурной опушкой,

Я обронил свою клюку

И заунывною кукушкой

Стучусь в окно к гробовщику:

«Ку-ку! Откройте двери, люди!»

«Будь проклят, полуночный пес!

Куда ты в глиняном сосуде

Несешь зарю апрельских роз?!

Весна погибла, в космы сосен

Вплетает вьюга седину»...

Но, слыша скрежет ткацких кросен,

Тянусь к зловещему окну

И вижу: тетушка Могила

Ткет желтый саван, и челнок,

Мелькая птицей чернокрылой,

Рождает ткань, как мерность строк.

В вершинах пляска ветродуев,

Под хрип волчицыной трубы

Читаю нити: «Н. А. Клюев —

Певец олонецкой избы!»

Я умер! Господи, ужели?!

Но где же койка, добрый врач?

И слышу: «В розовом апреле

Оборван твой предсмертный плач!

Вот почему в кувшине розы,

И сам ты — мальчик в синем льне!..

Скрипят житейские обозы

В далекой бренной стороне.

К ним нет возвратного проселка,

Там мрак, изгнание, Нарым.

Не бойся савана и волка, —

За ними с лютней серафим!»

«Приди, дитя мое, приди!» —

Запела лютня неземная,

И сердце птичкой из груди

Перепорхнуло в кущи рая.

И первой песенкой моей,

Где брачной чашею лилея,

Была: «Люблю тебя, Рассея,

Страна грачиных озимей!»

И ангел вторил: «Буди, буди!

Благословен родной овсень!

Его, как розаны в сосуде,

Блюдет Христос на Оный День!»

<1937>

511. Четвертый Рим

Николаю Ильичу Архипову

А теперь я хожу в цилиндре

И в лаковых башмаках...

Сергей Есенин

Не хочу быть знаменитым поэтом

В цилиндре и в лаковых башмаках,

Предстану миру в песню одетым

С медвежьим солнцем в зрачках,

С потемками хвой в бородище,

Где в случке с рысью рычит лесовик!

Я сплел из слов, как закат, лаптище

Баюкать чадо — столетий зык, —

В заклятой зыбке седые страхи,

10 Колдуньи — Дрёмы, горбун — Низги...

Мое лицо — ребенок на плахе,

Святитель в гостях у бабы-яги.

А сердце — изба, бревна сцеплены в лапу,

Там горница — ангелов пир,

И точат иконы рублёвскую вапу,

Молитв молоко и влюбленности сыр.

Там тайны чулан, лавка снов и раздумий,

Но горница сердца лобку не чета:

О край золотых сенокосов и гумен!

20 О ткацкая радуг и вёсен лапта!

К тебе притекают искатели кладов —

Персты мои — пять забубённых парней,

И в рыжем полесье, у жил водопадов

Буравят пласты до алмазных ключей.

Душа — звездоперый петух на нашесте —