Сердце мексиканца

Сантьяго выдохнул сквозь зубы — его рука на ее спине подрагивала от кипящей внутри лавы, которую он позволил выплеснуть только ей. Он перевернул ее на спину, провел по телу таким взглядом, что на миг ей показалось, что все-таки не выдержит, но он резко отбросил простыню, встал и ушел в ванную.

Ей очень хотелось дождаться его, но тяжелые веки закрылись сами собой.

3

Проснулась Аля в тревоге. И, конечно, одна. С ощущением, что может не успеть, что даже не увидит его, натянула платье: так было быстрее, чем втискиваться в джинсы, — и вылетела во двор.

Оказалась права: караван машин уже пылил вдаль по дороге, Сантьяго стоял у пикапа с лебедкой, поставив ногу на порог, и говорил с Пилар. Та схватила его за руку, покрывая ее поцелуями. Он мягко отстранился и поднял глаза на Алю, застывшую на пороге дома. У нее закипали в глазах горячие слезы и включилась генетическая память бабушек, провожавших мужей на войну.

Хотелось упасть на колени и завыть.

Сантьяго поднял пальцы к шляпе, прощаясь с ней, и Аля судорожно стиснула руки, сражаясь с дурным предчувствием, что видит его в последний раз.

Он вскочил в машину, захлопнул дверцу и пристроился последним. За пикапом оседала дорожная пыль, и на ранчо воцарялась мертвая тишина, особенно пронзительная после шума голосов и машин.

На этот раз тревога с Алей была с самого начала. Пилар что-то неспешно готовила, как будто бы совсем не волнуясь, а вот ее выводило из себя все. И ленивые переругивания шелудивых псов, которым вздумалось порычать друг на друга в самую полуденную жару, и глупые куры, сбившиеся в одну кучу, из-за чего в ней возникали драки за каждое найденное на земле зернышко, и какое-то нервное ржание лошадей в конюшне. Там теперь было тесно: к тем, кого Сантьяго привез для Нади, подселили тех коней, на которых прибыли старые работники, и местные лошадки негодовали. Да и ухаживать за ними было особо некому и некогда, и Аля даже пожалела, что не любит их так, как Надя, а то бы успокоилась за этим занятием.

Но и свою медитацию ей провести не удалось: запахи кремов и пенок казались слишком сильными и вызывали головную боль, так что она просто в конце концов смыла их все и не стала мазать ничем новым. Теперь ее раздражало еще и ощущение стянутости кожи.

Солнце медленно катилось по небу, щедро выливая беспощадный свет на сухую землю, часы тянулись днями, и непонятно было, когда ждать каких-то новостей. Аля собрала рюкзак на случай, если вдруг случится чудо и удастся бежать. Переоделась в свою футболку и джинсы и продолжала слоняться по двору, маясь от тревоги и безделья одновременно.

К вечеру никто еще не вернулся.

Она прошла по дороге с ранчо до самых ворот. Оттуда до шоссе было еще дальше, но выйти за пределы ограды она не решилась.

Закрыла ворота.

Открыла ворота.

Вернулась обратно.

К ночи терпеть стало совсем невозможно.

Она впервые сама включила так раздражавший ее прежде телевизор и принялась щелкать по новостным каналам, словно там могли рассказать что-то о судьбе маленькой банды из окрестностей Паленке.

Хотя — почему нет?

Сантьяго же сказал, что могут подключиться большие ребята. Про такой замес наверняка расскажут.

В одном из прямых включений мелькнули кадры, снятые то ли с вертолетов, то ли с дронов: баррикады из деревянных ящиков, стволов деревьев и мешков с песком, бегущие люди в черных платках, натянутых на пол-лица, перестрелка, кто-то падает раненый и на него наезжает внедорожник. Полиция с мигалками и пулеметные очереди в темноте, которые разбивают и так ничего не освещающие фонари.

Непонятно было, про наших это или нет? Показалось или мелькнула знакомая шляпа? Хотя этих шляп там…

Ведущие в студии комментировали события на своем быстром испанском, в котором Аля не могла даже отделить одно слово от другого.

Так наши или нет? Или она вообще смотрит историческую передачу о какой-нибудь войне картелей десятилетней давности?

Она ждала до глубокой ночи и, уходя спать, надела привезенную им длинную ночную сорочку, понадобившуюся только пару раз. Словно наказывала себя за что-то.

Ворочалась и не могла заснуть, распахивая глаза от малейшего шороха, который сама же и издавала. Она уже привыкла, что на соседней подушке лежит этот невозможный, горячий, непонятный, жестокий, страстный мужчина, без которого было страшно засыпать. И — пора было признаться себе в этом — не только потому, что он мог ее защитить от опасностей Мексики.

Она переползла на половину Сантьяго и завернулась в его простыню, пытаясь поймать мимолетный его запах с ткани. Все это время слезы стояли так близко, что казалось: тронешь неосторожно хрупкое сердце, и они брызнут. Аля боялась трогать, не хотела плакать, как будто пролившиеся чувства сделают реальностью все те беды, что чудились ей в тревожной полудреме.

4

Из сна ее выдернул уже настоящий, не мнимый шум со двора, проникший даже в эту тихую спальню. Рев машин, крики людей — все это длилось уже какое-то время, но вымотанная Аля никак не могла открыть глаза и вернуться в реальность полностью, сколько ни пыталась. Только грохнувший взрыв вздернул ее как марионетку на ниточках. Она выскочила из дома прямо в ночнушке, не помня себя от страха.

Двор был освещен заревом нескольких огромных костров, собранных из чего всякого хлама: туда свалили и сено, привезенное для лошадей, и подготовленные для постройки сарая балки, и разломанные ящики. Машины с работающими моторами были брошены как попало, на них снова что-то грузили, вытаскивая из земляного схрона под корнями деревьев. Кто-то выводил из-за дома громко ржущих лошадей, покрикивая то на них, то на тех, кто совался под копыта. Мечущиеся тени не давали сосчитать, сколько всего людей, не давали разглядеть лица.

Пилар поймала Алю у самых дверей, лопоча что про Сантьяго, но она и так искала глазами только одного человека. В дом, грохоча ботинками, вламывались знакомые ей члены банды, хотя она с трудом узнавала их лица, искаженные злостью и страхом.

Сантьяго среди них не было.

Они выдвигали ящики шкафов, сгребали свои вещи, относя их в машины, вновь вскрывали кухонную плитку, спускаясь в подвал, и кто-то опрокинул кастрюлю с супом, который весь день варила Пилар, и он расплескался агрессивной кляксой на выскобленном деревянном полу.

— Что происходит? — сначала шептала, потом все громче и громче повторяла Аля по-русски. — Что происходит?!

Она поймала за рукав кого-то смутно знакомого и, пугаясь истерических ноток в своем голосе, спросила:

— Серпиенте?

Он оскалился и помотал головой. Выдернул у нее рукав и скрылся в глубине дома.

Стало по-настоящему страшно.

Вот поэтому и не хочется жить в тех странах, где женщина — всего лишь собственность мужчины. У них там свои разборки, а ты получаешь все последствия, не имея даже возможности ни на что повлиять!