Сердце Сокола
Шрифт:
— А что мне надо делать? — я в нерешительности остановилась, не зная, как поступить. В резко наступившей темноте я почти ничего не видела, кроме огненных искр, пробегающих по башне, и голубого купола из ветра, созданного мужем.
— Представь, что балки восстанавливаются и встают на место, — проворчал Вран, подтолкнув меня к стене. На мгновение стало страшно, что его магия обожжёт меня, как раньше сплавляла камни, но вместо этого я ощутила лишь слабое тепло.
— Представить могу, — прикусила губу, прижимая ладони, как и Вран, но ничего не почувствовала. Балки даже не шелохнулись. Это ведь мертвое дерево,
Хорошо, а если по-другому? Мне вспомнился виноград, росший у подножья башни. Представила, как ростки тянутся вверх, переплетаются плотной сеткой и поднимаются выше.
К моему изумлению, это сработало. Над нами зазеленел шатер из листьев, и Финист выдохнул, слегка ослабляя купол. Выпущенные им магические огоньки осветили первый этаж башни, и мы увидели, что дверь завалена булыжниками и сломанными досками.
«Вот тебе и уборка», — мысленно проворчала я, уже целенаправленно направляя лозы, чтобы те раздвинули камни, освобождая проход.
Спустя минут двадцать, когда Финист уже пошатывался от усталости (все-таки виноградные лозы только помогали сдерживать камни, но абсолютной защиты не давали), выход был освобожден, и мы выбрались наружу. Раздавшийся грохот подтвердил, что потолок рухнул, более не поддерживаемый магией.
— А я только успел привыкнуть к этому дому, — Вран с тоской посмотрел на полуразрушенную башню. Финист же так крепко обнял меня, что я чуть не задохнулась.
— Лада, ты в порядке? Не поранилась? — с тревогой заговорил муж, попутно ощупывая меня с ног до головы и отряхивая пыль с одежды.
— Не поранилась, — я не менее обеспокоенно осмотрела его, отмечая излишнюю бледность, и, плюнув на приличия, прижалась к его губам. Короткий поцелуй много магии не передал, зато муж успокоился, убедившись, что раз я его целую, то в порядке, и разжал медвежьи объятия.
— Наверху осталось что-то важное? — спросил он у Врана. Тот плотно сжал губы.
— Искра, мой фамилиар. Мне сейчас не взлететь, — малопонятно ответил мастер, показывая повисшую, как плеть, правую руку, и в тот же миг рядом со мной вместо мужа появился сокол. Взвился к полуразрушенной части башни и прежде, чем я успела испугаться, вернулся. В лапах у него была аккуратно зажата золотистая ящерка.
Вран протянул к ней здоровую руку, и ящерка шустро скользнула к нему, испуганно спрятавшись в складках одежды.
— Спасибо, — с чувством произнёс шептун. На мгновение его взгляд смягчился.
— Руку покажи, — обернувшись обратно добрым молодцем, отмахнулся от благодарностей бывший ученик, и я ощутила лёгкий ветерок. Финиста качнуло, зато глубокий порез на правой руке старика затянулся.
— Думаешь, это работа Михаэля? — напряжённым тоном спросил Финист, кивая на башню.
— Возможно, — не стал отрицать Вран. — В связи с последним убийством, интерес к обрядам темной магии подозрителен. Вот только виноват он или нет, мы доказать не сможем.
— В любом случае тебе тут лучше не оставаться. Погостишь у нас, пока дело не раскроется?
— Отчего бы не погостить. Тем более, когда ученица рядом, — кивнул маг и вдруг схватил меня узловатыми пальцами за щеку.
— Молодец, девочка, что не запаниковала, — потрепал он меня, как щенка, и, развернувшись от полуразрушенной башни, поковылял в сторону ворот.
Поставив перед шептуном
миску с наваристым мясным бульоном, я пристроилась рядом с Финистом, не вмешиваясь в спор, который завели многоуважаемые маги, и принялась скромно уплетать свою порцию.На этот раз предметом обсуждения стала темная магия, и Кощей с Враном спорили до хрипоты, каких животных можно использовать в обрядах. Тема для застолья была та еще, особенно с учетом, что о способах разделки туш они тоже говорили, но я уже привыкла, и аппетита их разговор мне не убавил.
Зато когда они плавно подошли к вопросу, чем заменить кровь девственницы, я поняла, что переоценила собственную выдержку. На меня с мужем спорщики бросали такие неодобрительные взгляды, словно жалели, что мы с брачной ночью не подождали года два, а то и три.
Прошло две недели с тех пор, как Вран переехал к нам, и дома творилось настоящее сумасшествие. Характер у гостя оказался пакостным, и он сразу принялся поучать всех, начиная с Кощея и заканчивая Лель, с которой у них отношения вообще не сложились. Дошло до того, что когда шептун неожиданно приболел, уговорить Лель отдать пару яблок с дерева для ускорения исцеления оказалось не так-то просто. Узнав, что яблоки нужны Врану, она показала свою нелюбовь к колдунам во всей красе. Если ради нашей семьи Лель расставалась с плодами без сожаления, то тут вцепилась в них, как в дорогой товар. Пришлось пригрозить, что перенесем яблоню куда-нибудь на кладбище, если продолжит вредничать. Только тогда Лель согласилась, а мне в ладони упало два наливных, но самых мелких, яблочка.
— Умудрилась же ты себе на голову фамилиара вырастить, — проворчал тогда Вран, вгрызаясь в сочную мякоть плода.
Я молчаливо внимала его жалобам. Иногда выслушать проще, чем спорить. Тем более, у меня были более насущные проблемы, а именно: я пыталась заставить ветки сплестись в лесенку. Ступеньки удавались через раз, и мастер называл меня бестолочью, а вот Василиса и Финист подбадривали. Сестра рассказала по секрету, что в Академии маги земли учились управлять растениями только на втором курсе.
Василиса, кстати, была еще одной причиной суматохи в доме. Заходила она довольно часто и с каждым разом одевалась все наряднее. Конечно, не заметить этой перемены я не могла и, скрепя сердце, позвала её однажды в сад поговорить.
Долго маялась, не зная, как начать. Сестренку я любила, но и Финист теперь занимал огромное место в моей жизни. Конечно, я не сомневалась, что если Василиса захочет — она его получит. Умная, красивая и смешливая, что ещё нужно для счастья? И умом я понимала, что если Финисту будет с ней хорошо — я отпущу обоих. Но сердце сжималось от боли, когда я думала об этом.
— Ну что случилось, Ладушка? О чем ты поговорить хотела? Обидел тебя кто? Или ты, может, ждешь ребенка? — не выдержала напряженного молчания Василиса. Она всегда понимала, когда у меня было неладно на душе. Она прижала ладошку к губам, пораженная неожиданной догадкой, но я покачала головой.
— Ты влюбилась? — выпалила я, глядя на нее с отчаянной решимостью и, к моему ужасу, Василиса густо покраснела.
— Так заметно? — расстроено спросила она, и я нашла в себе силы кивнуть.
Сестренка потупилась, а потом заговорила быстро-быстро, словно боялась, что я не захочу ее слушать.