Сердце Сумерек

— Был слишком занят размышлениями на тему, каким из множества способов сделать так, чтобы ты больше никому не могла причинить вред, — не задумываясь, ответил он. — Возможно, закопать вас обоих за окном? Но не слишком глубоко, чтобы вас отрыли ночные странники. Как думаешь, какая из твоих костей самая вкусная?

Несмотря на трагизм ситуации, я не смогла не удивиться. Надо же, а парень умеет быть злым. Мне вдруг стало не по себе от четкого осознания: он, не раздумывая, воплотит угрозу в жизнь, если принцесса не заткнется. И Данаани замолчала.

— Ты все равно мой гард, — напомнила принцесса, когда затянувшаяся тишина потихоньку начала действовать на нервы. — И ты все равно связан со мной.

— Ненадолго, — осклабился он. И со злым прищуром, спросил: — Ты же давно все знала, да? Забытая аркана, твои страшные сны и крики по ночам. Ты знала, что дариканец сидит в тебе, но никому ничего не сказала.

— А ты бы сказал?! — Она так поморщилась, что мне показалось — сейчас заплачет. Но нет, не заплакала. — Ты же знаешь, что со мной сделали бы! Ты знаешь, что для моего отца не существует полумер и даже собственная дочь должна быть уничтожена, если несет в себе угрозу. А я всего-то хотела жить. Я не виновата, что проклятые фанатики сделали со мной… все это!

Она яростно хлопнула ладонью по полу. Тан, морщась от боли, нашел силы, чтобы сесть, опереться спиной о стену. Он потянулся к ней, пытаясь приобнять за плечи, но Данаани нервно вырвалась, встала на ноги, расправляя плечи и крылья. Все же я постаралась, наряжая «это тело», и камни в короне сверкали множеством звездных искр, разбрасывая по стенам комнаты разноцветные блики. Мне невольно захотелось накинуть что-то себе на плечи, чтобы прикрыть свою простую толстовку и потертые джинсы. Но, блин, какого черта? Я такая, какая есть: худая и угловатая, с грудью первого размера и веснушками, которые, если постараться, можно найти даже на ушах. Я — это я, Машка Семенова, рассеянное неуклюжее несчастье. Но по крайней мере, во мне нет гнили.

— Самая страшная правда в том, — хмыкнула принцесса, — что тебе, Граз’зт, нужно было просто убить меня там, в Пустошах. Тогда бы то, что выросло во мне и теперь будет набираться сил в ней, никогда бы не стало частью нашего мира. Ты знаешь, что будет, если дариканец выберется наружу. Мы все знаем.

— Ну так расскажите и мне, а то, знаете, не люблю, когда купленный хомячок вырастает в бегемота.

Я вздернула подбородок, стряхнула последние слезы. Вот так лучше. Выплакалась — стало легче. Но больше — ни единой слезинки. Я должна вернуться домой, и я не разменяю свою жизнь за здорово живешь. Мы, Семеновы, такие: даже если нам ноги сломать, все равно будем стоять. На руках или на голове.

Рогалик задумчиво потеребил колечко в губе, и я почему-то вспомнила день, когда впервые его увидела. Тогда он казался настоящим больным придурком, а оказался хорошим надежным парнем. Столетним парнем.

— Не знаю, о чем ты там думаешь, Маа’шалин, но, если это заставляет тебя улыбаться — продолжай. — В его жгучем оранжево-огненном взгляде на миг блеснули искорки смеха.

И я почувствовала, что Данаани сверлит нас обоих недовольным взглядом.

— Дариканцы — это гниль, которая проросла из крови проклятого на вечные страдания Ид’тара, Пятого из Десяти, Хозяина Разрушения. Он нарушил Основы и поэтому был обречен на долгую и мучительную смерть. Но ведь это же бог. И не просто бог, а тот, кому по силам было украсть ночное светило с небесного свода. Его злость и вера в то что час отмщения настанет была так сильна, что проросла из каждой капли крови, став теми, кого потом назвали дариканцами, несущими искру Разрушения. Строго говоря, каждый дариканец и есть Ид’тар. — Принцесса приложила палец к губам, осмотрела меня с ног до головы. — Аватар бога, выражаясь понятным тебе языком.

— А кхистанджуты…

— О, это отдельная история. — Кажется, она чувствовала себя в своей стихии, посвящая меня в историю богов своего мира. И я очень старалась ничего не пропустить. Даже то, о чем Данаани говорила лишь между строк. — Они дети Десятерых. Их идеальные создания. Каждый кхистанджут — немного Первый и Второй, Зара и Мертвый бог, Дева Рассвета и Кузнец. Только, как это часто бывает, создания решили, что роли красивых игрушек им мало — и устроили бунт. И сбежали.

Данаани развела руками, а я еще раз попыталась переварить услышанное.

— Они просто идеальные манипуляторы, — пришел мне на помощь Хадалис, — способные разделять душу с любым живым существом и подчинять его своей воле.

— Любым живым существом? — уточнила я. — И… богом?

— Ну, самим богом вряд ли, но сущностью бога — да.

— Они уже делали это, — бросил Рогалик, избегая смотреть на меня. — Находили дариканцев и заставляли их плясать под свою дудку. И тогда наш мир едва не сгорел, Маа’шалин.

— Но я не знаю, как могу быть кхистанджуткой, даже не зная об их существовании.

Я снова посмотрела на черные орнаменты. Сейчас они казались мне живыми, словно смоляные нити на коже потихоньку шевелились. В самом деле: вот этого бутона чуть выше правого запястья точно не было. Я потерла его пальцем, но ничего не произошло.

— Полагаю, все эти разговоры мы можем отложить на потом. — Данаани перебила мои попытки стереть с запястья порчу. — Тану нужен лекарь.

— И это все? — сощурился Граз’зт. — Ты сломала чужую жизнь, но вместо того, чтобы сказать, как это исправить, собираешься просто отложить все на потом?

— Я не знаю, как это исправить. — Принцесса пожала плечами. — Не знаю сейчас, не буду знать завтра и не уверена, что смогу узнать через год. А столько времени у нее все равно нет. Ничего не изменится от того, что мы все будем посыпать голову пеплом. И ваши взгляды, — Данаани посмотрела на обоих, — тоже не делают погоды.

— Я бы с удовольствием показал тебе, что сделает погоду, но это идет в разрез с моими принципами. — Рогалик вопросительно оглянулся на меня. — Маа’шалин, надеюсь, ты понимаешь, что всем ее словам грош цена?

— Конечно, — согласилась я.

Что еще мне делать, как не верить в чудо? Одно чудо затащило меня в чужой мир и показало, что в жизни даже такой неудачницы, как я, есть место сказке. Так почему бы не быть другому, которое избавит меня от проклятия и не позволит стать существом, способным разрушить чужой мир. Этого, мягко говоря, совсем не хотелось.

— Нужно придумать, как тебя спрятать, Маа’шалин.

— Что? — Удивление Данаани было таким громким, что мы втроем поморщились. — Надеюсь, ты не собираешься тащить девчонку в замок теперь, когда есть я?

— Тащить — не собираюсь, а вот повезти верхом в седле своей лошади — очень даже.

— Я — твоя жена, Граз’зт, если ты не забыл.

— Формально, я брал в жены не тебя. И погоди-ка, кажется, ты сказала Тану, что собиралась сказать мне «нет»?

Пока принцесса придумывала ответ, Тан, опираясь на стену, поднялся. Честно говоря, мне было жаль на него смотреть. Кулаки Граз’зт на бедолаге не оставили живого места, но все же он не распускал сопли и держался достойно. Насколько это возможно в его ситуации.