Сердце варвара

— Нам нужна минутка, — повторяю я, низкое рычание вырывается из моего горла. Я сажаю сына на руку. — Если только ты не хочешь поменять для моего сына кожаную одежду?

Бек хмурится, словно от запора, затем свирепо смотрит на меня.

— Я так не думаю.

Я махаю на него рукой.

— Тогда продолжай идти. Мы скоро присоединимся.

Он фыркает и что-то бормочет себе под нос, устремляясь вперед.

Я бросаю свою легкую накидку на снег и сажаю на нее сына. Он издает булькающий звук и поднимает руки в воздух, протягивая их ко мне. Его хвост дико дергается взад-вперед, а на лице сияет улыбка, которая заставляет меня смеяться от чистой радости. Когда он корчит такое лицо, он выглядит так же, как Фарли, когда она была маленькой. Похож ли он на меня? Я прикасаюсь к его маленьким чертам лица. Я никогда не видел своего собственного лица, но, должно быть, чем-то похож на свою сестру.

Его ноги болтаются в воздухе, и я развязываю один уголок его кожаных бриджей. Там влажно, и в воздухе стоит ужасное зловоние.

— Фу! — Я утыкаюсь носом в сгиб локтя, пытаясь защититься от запаха. — Он болен? — спросил я.

Стей-си издает тихий смешок — все еще хрупкий, но больше похожий на нее саму.

— Нет, он всего лишь ребенок.

— Его навоз всегда так отвратительно пахнет? — Я возвращаю лоскут кожи на место у него на животе, пытаясь избавиться от вони.

— Не всегда. — Через мгновение она добавляет: — Но большую часть времени — да.

Я бросаю на нее взгляд. Она лежит на санях, и капюшон натянут на ее лицо. Может быть, теперь, когда она не видит скал, она чувствует себя лучше. Хорошо. Я решу проблему с кожаной одеждой моего сына и понесу его, чтобы она могла немного расслабиться.

— Что мне делать с грязным? — Я не менял кожаную одежду комплекта… а если и менял, то не помню.

— Ты знаешь, но забыл, — говорит она, и ее голос такой мягкий. — Но я помогу тебе вспомнить.

По какой-то причине мне становится грустно. Это всего лишь покрытия… Я смотрю вниз на счастливое лицо моего сына, когда он машет руками и ногами. И мне интересно, что еще я забыл.

Глава 4

СТЕЙСИ

Сегодня у меня так сильно болит сердце. На какое-то время мне показалось, что мой Пашов вернулся. Не тот Пашов с единственным рогом и растерянной улыбкой на лице, когда он меняет подгузники. На краткий, сияющий миг мы почувствовали себя мужем и женой. Или парой, я полагаю. Как будто между нами никогда ничего не было.

Но всегда появляется что-то такое, что лопает этот пузырь.

Я слышу счастливое хихиканье и выглядываю из-под капюшона своей меховой накидки. Я держу голову опущенной, а глаза закрытыми с тех пор, как мы начали путешествовать вдоль скал. Я совсем забыла — в безопасности и уюте в Пещере племени — что эта земля — не что иное, как вершины, долины и снег, насколько хватает глаз. Здесь не так много ровной поверхности, и я смертельно боюсь высоты, а это значит, что, когда становится еще каменистее, я начинаю паниковать. Я хочу спуститься пониже, где мне кажется безопаснее, но Пашов говорит, что путешествовать там не так безопасно и быстро, и я ему доверяю.

Мне не нравится его ответ, но я ему доверяю.

Я выглядываю наружу и вижу, как Пейси ерзает в своей переноске, пристегнутой ремнями к большим, широченным плечам Пашова. Маленькие ручки Пейси машут в воздухе, и он смеется тем счастливым, беззаботным детским хихиканьем, от которого просто становится хорошо, когда его слышишь. Хотя я не понимаю, над чем он смеется. Затем, мгновение спустя, длинная кожаная нить с одним из декоративных перьев Пашова перелетает через его плечо. Пейси издает еще один пронзительный смешок восторга и пытается схватить ее, но Пашов медленно тянет ее назад. Он приладил свои сани так, что обе ручки пристегнуты ремнями безопасности к груди, и это оставляет ему свободную одну руку. Я думаю, он использует это, чтобы подразнить Пейси игрушкой из перьев. Это напоминает мне о том, как кто-то играет с кошкой, и я улыбаюсь. Мне никогда не приходило в голову развлекать своего ребенка, когда он висит у меня на спине. Он будет избалован, но у меня не хватает духу упрекнуть Пашова.

Для человека, у которого нет никаких воспоминаний о своем сыне, он действительно, очень хорошо с ним обращается.

Я смотрю на небо, но снег все еще падает толстыми, тяжелыми хлопьями. Они такие большие, что практически размером с кукурузные хлопья… и теперь я хочу миску кукурузных хлопьев и немного теплого молока. Вздох. Я знаю, что это несбыточная мечта, но прямо сейчас я бы предпочла, чтобы снег прекратился. Мир выглядит как одно большое серо-белое пятно, и ветер усиливается. Моему лицу под меховым плащом жарко, и оно обожжено ветром, и я уверена, что по мере того, как мы будем двигаться дальше, будет только хуже. Полагаю, с этим ничего не поделаешь, остается только смириться.

— Разве еще не пришло время остановиться? — спрашиваю я его. Я устала, хотя все, что я делала, — это ехала на санях весь день.

— Еще не совсем, — бросает Пашов через плечо. — Если ты устала, поспи подольше. Скоро нам предстоит пересечь еще одну долину.

Что означает больше прогулок вдоль хребта, а не по самой долине. Ик. Эта мысль вызывает у меня адское беспокойство, но я ничего не могу поделать. Ша-кхаи знают самый безопасный маршрут путешествия и знакомы с этими землями. Если безопаснее идти вдоль скалы, а не по долине, я поверю им на слово. И не похоже, что я планирую когда-нибудь снова отправиться в это путешествие.

Я просто должна выстоять. Я снова зарываюсь с головой в одеяло и надеюсь, что смогу заснуть.

Похоже, я, должно быть, изрядно устала, потому что я действительно засыпаю. Немедленно.

***

Когда я просыпаюсь позже, на улице ужасно холодно и темно. Пейси не плачет, а я все еще измотана, несмотря на то, что целый день ехала, как королева на своей колеснице. Я сажусь в санях, вглядываясь в темноту.

— Пашов? — зову я.

— Я здесь, — говорит он, и шаги хрустят по снегу, прежде чем теплая рука касается моей. — Твоя палатка готова.

— Где находится костер? Где Пейси? — Мои груди наливаются молоком, и я борюсь с желанием положить на них руку, когда зеваю. — Боже, почему я так устала?

— Это утомительное путешествие, — говорит он, и его рука скользит под мои бедра, обнимает меня за спину, а затем меня поднимают в воздух, как будто я ничего не вешу. — Пейси спит. Моя мама накормила его пюре, пока ты спала, хотя он, вероятно, скоро проголодается. И сегодня вечером костра не будет. Погода слишком плохая.

— О. — Я теснее прижимаюсь к его груди, потому что здесь, на ветру, невыносимо холодно. — Это отстой. Я замерзаю.

— Я останусь с тобой на ночь, — тихо говорит Пашов, и я чувствую, как его тело вздрагивает и двигается, когда мы ныряем в палатку.

— Ты не обязан, — начинаю протестовать я, но здесь ненамного теплее. Меха расстилаются на снегу, и когда он опускает меня на землю, я снова начинаю дрожать.

— Да, я знаю, — говорит он. Он достает Пейси из своей корзинки и протягивает его мне.

Я беру своего ребенка, но он крепко спит, его тело наливается тяжестью. Он не просыпается, даже когда его перекладывают, так что он, должно быть, не голоден. Я ложусь и устраиваю его рядом с собой.