Сердце волка
Шрифт:
Обед прошёл тихо и мирно. Дарт и Тор были довольны — продажи шли хорошо — и голодны, как новорожденные волчата; Эдди на сей раз сел между мной и Грэем и периодически брал за руку то его, то меня; Араилис нервничала из-за невыполненного задания для Эллейн и потому почти ничего не говорила, и в результате переговаривались только Грэй, Гал и я. Точнее, они рассказывали разные истории, в основном из бурного дворцового прошлого, а я слушала, старательно пытаясь не скатиться в собственные мысли.
После обеда я уложила Эдди спать и сбежала. Конечно, не совсем так —
И это было правдой. Мне очень нравилось находиться с ними. Они были замечательными — все до одного. Но… мне нужно было подумать.
После обеда жара спала, стало прохладнее, небо затянуло тучами. Я села на вершине какого-то холма, наблюдая, как Элфи распугивает окрестных насекомых, носясь вокруг меня на бешеной скорости.
Поднялся сильный ветер — он качал высокие стебли трав на холме, где я сидела, волновал кроны деревьев и нагонял слёзы мне на глаза.
Впрочем, возможно, это был вовсе не ветер.
Я скучала. Я старалась не думать об этом — о Дарида, ты знаешь, как я старалась — но иногда это чувство становилось совершенно невыносимым. Хотелось выть. А ещё — вернуться. Разумом я понимала, что не могу вернуться — в Арронтаре у меня не было будущего — но сердце…
Я скучала. Скучала по ощущению присутствия дартхари здесь, рядом, стоит только полчаса пройти по лесу. Скучала по его седым волосам, строгому лицу с глазами, похожими на сверкающие ириалы, большим и крепким рукам…
Проще было бы сказать, по чему я не скучала.
Я улыбнулась и стёрла маленькую слезинку с щеки.
Я никогда не надеялась на какое-либо чувство с его стороны, кроме, возможно, жалости. И теперь, после рассказа Лирин, я понимала, откуда оно взялось. Ведь она, несомненно, поведала Нарро о своём умершем брате.
Но как же это было горько. Горько осознавать, что он никогда не увидит во мне женщину. Не только потому, что я не умею обращаться. Дартхари не называл меня жабой, но он ведь не мог не замечать моего уродства. Просто он, в отличие от остальных, не считал меня виноватой в нём.
И сегодняшнее видение, показанное араэу… Не знаю, о прошлом оно было или о будущем, да это, наверное, и не важно, ведь я не имею к Нарро никакого отношения. И вообще я больше никогда его не увижу.
Но тогда зачем?.. Зачем было показывать именно это?.. Я только стала сильнее скучать.
Смогу ли я когда-нибудь забыть его?..
Я сидела в парке до наступления сумерек, а когда вернулась, Грэй, Араилис и Эдди сидели в столовой. Ари задумчиво рассматривала листок бумаги, что лежал перед ней, а мальчик что-то рисовал цветным карандашом в большом альбоме под руководством отца. Дарт с Тором всё ещё не закрыли магазин, а Гал, кажется, решил заняться ужином.
Увидев меня, Эдди соскочил с колен Грэя и побежал навстречу. Я нагнулась и взяла мальчика на руки. Он обнял меня за шею обеими руками, и я почувствовала такую нежность, словно… Словно это был мой собственный ребёнок.
Подняв голову, я заметила, что Грэй изучает меня с выражением крайней задумчивости на лице.
— Это безнадёжно, — вздохнула Араилис, не отрываясь от листочка. — Я не могу понять, почему
письмо так странно себя повело.Я сделала пару шагов вперёд, села рядом с Грэем и передала ему Эдвина.
— Нагулялись? — спросил мужчина, вручая Эдди карандаш. Я покосилась на рисунок: в альбоме был нарисован корабль, но почему-то с красными парусами.
— Ну, Элфи всегда мало, он ведь привык в лесу целыми днями бегать. А…
Я не договорила, потому что посреди стола вспыхнуло алое пламя. Всего на секунду оно озарило кухонный потолок, а затем взорвалось миллионом ярких искорок, выплюнув из своего центра небольшое письмо в зелёном конверте.
Впервые в жизни я видела применение этого заклинания — «пространственное перемещение небольших предметов из точки А в точку Б» — до сих пор помню заголовок и испытанное удивление, когда я прочитала описание на странице. Одно из самых сложных заклинаний высшего порядка. Возможно, мне когда-нибудь удастся создать подобное, но только после долгих тренировок.
Это заклинание применялось магами, в основном, для обмена письмами. Энергии там требовалось немного, сложность была в структуре. Впрочем, работа с пространством — это сложнейшая магия.
Письмо в зелёном конверте, пролетев полстола по кривой траектории, упало перед Араилис. Пламя перемещения в ту же секунду исчезло, а девушка уставилась на послание с таким ужасом, словно точно знала — внутри проклятье.
— Открывай, Ари! — заявил Эдди, беспокойно елозя на коленях Грэя. — Интересно же!
— От кого оно? — спросила я, наблюдая, как девушка вскрывает конверт.
— От мамы, — вздохнула Араилис, разворачивая письмо. И почти тут же как-то странно пискнула.
— Что случилось? — поднял брови Грэй.
Глаза у Ари стали размером с тарелки.
— Мама… Подробно разобрала мои ошибки. Вот — на пяти листах. Меня сегодня не будут чихвостить, ура!
— Значит, будут чихвостить потом, — пожал плечами Эдди. — Чихвостка откладывается.
Я хихикнула.
— Точно, — Ари взъерошила волосы. — Вот, она пишет, что через пять дней я должна буду послать ей письмо, запечатанное заклятьем непроникновения… Тут и про тебя есть, Ронни.
Я на мгновение испугалась, что мне тоже нужно будет послать подобное письмо Эллейн. Да уж, страх Ари перед строгостью матери оказался заразным.
— «Передай Ронни, на Двенадцатой улице Дариды есть неплохой магазин одежды».
— Хорошая идея, — кивнул Грэй. — Может, сходим вместе?
Я поморщилась. Хорошая-плохая… В новой одежде я буду смотреться не лучше, чем в старой. Ещё мама говорила, когда я была маленькой: «Лучшая одежда для Рональды — погребальный саван. Скроет все недостатки её фигуры».
Мне очень не хотелось бы видеть разочарование и неловкость в глазах Грэя.
— Спасибо, я сама, — ответила я, пытаясь не выдать свои мысли, но, на секунду взглянув на сидящего рядом мужчину, осознала — он всё понял. Уж не знаю, каким образом, но понял.
Между тем Араилис махнула рукой, вновь и вновь перечитывая письмо.
— Ладно тебе, Ронни! Идите вместе с Грэем и Эдди. Прогуляешься, развлечёшься. А Грэй у нас в тряпках хорошо разбирается, подскажет что-нибудь.
Я уже открыла рот, чтобы отказаться во второй раз, но тут заговорил Эдди.