Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб

«Дурно влияет на младших братьев…» Во дворе превращенного в казарму дома офицер говорит с двумя горожанами, солдаты разгружают повозку, рядом крутится собака и трое котов.

«Дурно влияет на младших братьев…» Обивку не перетягивали лет двадцать, на побуревших стенах открывшимися ранами алеют пятна – Робер снял портреты своих мертвецов.

«Дурно влияет на младших братьев…» Жозина думала, брат повредился рассудком, Арно с ней соглашался, а Пьер-Луи с ума не сходил. Он медленно умирал среди убийц и ждал сына, а сын дрался с дриксенцами в надежде доказать всем и отцу, что он не мерзавец… Как же надо понять «грубого и ограниченного» мальчишку, чтобы не сомневаться – этот не помчится просить прощения за то, чего не делал. А если бы Жермон все же приехал? Если б его притащил к отцу кто-то из друзей Пьера-Луи, хотя все они были слишком «грубы», чтобы торчать в столице во время войны. Разве что наездами… Штанцлер выбрал время, когда Жермон остался один, они умеют выбирать время, эти…

Арлетта никогда не била посуду, не каталась по полу, колотя по нему кулаками, но сейчас была к этому позорно близка. И все-таки она удержалась. Вернулась за стол, провела пальцем по прохладной бронзовой спине. Когда-нибудь она напишет о леопардах, гиене и турухтане. Наверное…

«Дурно влияет на младших братьев…» Графиня Савиньяк собралась с силами и вновь нырнула в признание. Она перечитала его дважды и долго смотрела на красно-пегую стену, потом схватила перо и стремительно вывела первые строки. Арлетта, как и всегда, писала сразу, не отвлекаясь и не перебирая слова.

«Жермон, славный мой! Не знаю, обрадуют тебя эти вести или огорчат. Еще больше не знаю, что ты станешь испытывать к принесшему их человеку – отвращение или благодарность. Очень боюсь, что благодарность, но тут уж ничего не поделать. Ты, как и мои младшие, слишком не веришь в мерзость, хотя я сейчас особенно пристрастна, потому что оказалась даже легковернее своего мужа. Арно не распознал предателя и убийцу в Карле Борне, я – в его сестре, которая зашла дальше брата. Твоя мать тебя предала и убила твоего отца, скрывая свою измену. Это так же верно, как то, что твой отец тебя любил, тобой гордился и на тебя надеялся до последнего своего дня…»

Глава 10 Черная Алати. Восточная Гаунау. Талиг. Оллария 400 год К.С. 24-й день Весенних Молний

1

Вылезший прямо на дорогу дуб был роскошен. Толстенный, он казался приземистым, хотя и превосходил ростом окрестные деревья, тоже немалые. Марсель восторженно присвистнул. Рокэ молчал, как какой-то сундук; прихваченный на морисском линеале старец с таким взглядом, что Марсель не полез под стол только благодаря папенькиному воспитанию, держался в середине кавалькады, а спать к полудню расхотелось. Путешествие становилось скучным, и тут навстречу вышел ОН.

– Приветствую вас, о будущий шкаф! – поклонился Марсель, глядя на роскошное древо и вспоминая Кракла, который при этом мог бы смотреть вторым глазом на спутника. – Вы будете великолепны и в гардеробной прелестной дамы, и в кабинете умудренного законника или посла. Переродившись и отринув минувшее, вы не вспомните нас, проезжавших под вашими ветвями и восхищавшихся вашей статью и силой натуры, год за годом гонящей от корней к ветвям жизненные соки. Что для вас нынешнего и вас грядущего, резного, мы, лишенные корней и предавшие свое естество, не годные ни на что, кроме бессмысленных порывов и жалких страстей. Скольких нас вы уже пережили и скольких переживете, сменив кору на изысканную резьбу, а весеннее возрождение – на воск и бархат в руках опытного слуги…

– В Черной Алати дубы не рубят, – не выдержал Ворон, а кто бы такой бред выдержал? Разве что засевшие у Коко философы, и то если к ним приставить Котика.

– Я немедленно извинюсь. – Валме еще раз поклонился исполненному равнодушия дереву. – Сударь, вам не стать шкафом, но я вас все равно глубоко уважаю, а вы меня все равно не запомните. Так что продолжайте млеть в лучах на радость тем, кому нечем заняться. Рокэ, мы так и будем мотаться от армии к армии? Я понимаю, ты даешь понять своим генералам, что ничего не изменилось, но неужели тебе не надоело? Конечно, мориски – это занятно, но Савиньяк не знает, с чем это блюдо подавать, а мы его бросили. Вместе с Джильди, дядюшкой Шантэри и дамами… Он казался таким разочарованным, я имею в виду Эмиля.

– Тебя так это волнует?

– Волнует. Кого ты взял с собой? Я его боюсь! Кроме того, мы можем встретить великого герцога Алатского, и что я ему скажу? Что я скажу папеньке, Шеманталю-старшему, Котику, наконец?! Он не поймет ни моего отъезда, ни моего молчания.

– Так ты молчишь?

Это было уже слишком.

– Если человек не знает, что сказать, – возмутился виконт, – он все равно что молчит. Что я знаю, кроме того, что мы в Алате и завтра праздник?

– Сегодня. В Алате празднуют ночами.

– А мы будем праздновать?

– Будем. Что-то еще?

После такого остается не заметить, обидеться или обнаглеть. Марсель не терпел таких вопросов с детства и предпочел обнаглеть.

– При лучшем для нас раскладе мориски уберутся за Межевые острова по тем же причинам, по которым явились, – сообщил он. – Я слышал, как ты это сказал Эмилю, но не понял.

– Странно. – Кажется, Алва начинал просыпаться. – Обычно ты понимаешь больше.

– Мне было скучно, – признался Марсель, – и я уснул. Я ночью иногда сплю.

– Бывает. – Алва тронул своего нынешнего гнедого, вынуждая идти быстрее. – В Зегине, знаешь ли, думают о нашем союзе с Агернэ примерно то же, что в Золотых землях, но наоборот. Тергэллах готов представить нас эдакими исполнителями своей воли, которые завершат искоренение скверны, избавив морисков от необходимости с ней соприкасаться. Садр это устроит: ему хватает врагов за Внутренним морем, а вот Зегине придется захлопнуть пасть. Жрецы – чтобы не забивать тебе голову жуткими словами, назову их так – разрешили перейти море, лишь получив доказательства того, что Агарис исполнился скверны. Очень похоже, что так оно и было. Теперь Зегина нашла скверну в Паоне. Это может быть правдой, а может – политикой. Вытеснить «павлинов» с побережья, соорудить там «чумные» заставы, потом разрешить вокруг них селиться, передвинув Межевые острова за море и сделав их только зегинскими, – это заманчиво…

– Папеньке не понравилось бы граничить с морисками, – задумчиво протянул Марсель, – тем более с чужими. Но если мы будем граничить с гайифцами, которые граничат с морисками, может выйти неплохо. Так почему бы зегинцам не искоренить немножко скверны, а нам в это время не навестить фок Варзов? Пока мориски не нарушат еще чего-нибудь…

– Я должен навестить даму.

– Да, ты говорил, – припомнил Марсель. – Но разве ты имел в виду не Клелию? Ведь тебе с ней, если я ничего не путаю, должно быть как ни с кем.

– Кто бы спорил? – Алва рассмеялся, и Валме порадовался, что он не Клелия, не зегинец и не его величество Дивин.

2

Тени стали совсем короткими, солнце весело сияло прямо над головой. Последний день весны… Весна и война, вместе они нелепы, наверное, поэтому люди видят только войну.

– Это может быть хитростью, призванной выиграть время для подготовки очередной ловушки, – в очередной и, вероятно, последний раз предупредил начальник штаба.