Сердцеед, или Тысяча и одно наслаждение

К телефону подошел Дима Панин, и мы договорились с ним встретиться через два часа на Сухаревской. Все подробности при встрече, сказал он, кажется, здесь можно ставить точку.

Кафе было очень миленьким. Маленькие круглые столики – красно-желтый интерьер, прибавлявший оптимизма в ненастный зимний день. Мой лисий полушубок уже мне порядком надоел, и я подумала, что когда я выйду на работу, надо попросить у шефа внеплановую премию или просто деньги в долг и купить себе что-то более приличное. Можно было, конечно, взять кредит, но не хотелось платить грабительские проценты и связываться с банками. Шеф, я думаю, учитывая мою незаменимость, не откажет.

Я заняла столик у окна – отсюда было видно улицу, и вообще я любила иногда сидеть и разглядывать прохожих, особенно когда у меня было плохое настроение. А посещало оно меня частенько…

Подскочила услужливая официантка, я вежливо улыбнулась в ответ и заказала молочный коктейль, потом взглянула на часы и нахмурилась. Димка опаздывал, можно было, конечно, позвонить ему и напомнить о себе, но я подумала, что вполне могу еще подождать.

Беляков не звонил, и от этого я тоже сильно нервничала. Нашли Мишку или нет? И что сталось с Игорем?

Я нетерпеливо барабанила пальцами по столу; мобильный лежал рядом, но звонков не было.

Принесли коктейль, я помешала соломкой в высоком бокале, и тут я увидела Панина. Он стоял на противоположном тротуаре и смотрел по сторонам, намереваясь перейти дорогу. Его длинное черное пальто выглядело очень стильным, волосы были зачесаны назад, подбородок – вздернут, Димка слегка прищуривался, что придавало ему несколько надменный вид.

Гений, усмехнулась я. Без пяти минут компьютерный гений. А они все такие – молодые, настырные, считают, что им принадлежит весь мир. Не меньше.

Все остальное происходило, как в плохом голливудском боевике, которые я иногда смотрела по телевизору от нечего делать. Сначала какой-то фургон заслонил от меня Димку, потом раздался оглушительный взрыв, и пламя взметнулось вверх. Раздались крики, все кинулись на улицу, грохот и топот ног оглушил меня; я бросилась вместе со всеми из кафе, крича: «Дима! Дима!»

Я растолкала людей, сгруппировавшихся кучкой, кто-то цыкнул на меня. Но я ничего не соображала.

– Пустите! Да пустите же! – как заведенная повторяла я.

Панин лежал на тротуаре; взрывом его отнесло в сторону. Светлые волосы разметались по асфальту – пальто обгорело снизу, а руки-ноги были нелепо вывернуты, как будто бы он загорал на пляже.

Кто-то всхлипнул и заголосил.

– Ой, батюшки! Что проклятые террористы-то делают?

Женщина в серой дубленке наклонилась над ним.

– Я – врач, – объяснила она. – Отойдите, пожалуйста.

Она наклонилась и через секунду выдохнула:

– Живой!

И тут я зарыдала во весь голос, зажимая себе рот.

– Женщине плохо! – услышала я рядом. – Помогите ей.

Мужчина лет пятидесяти вывел меня из толпы и спросил:

– Вы сами доедете до дома? Или позвоните родным, и они приедут к вам.

– Я доеду сама.

– Ваш знакомый?

Я кивнула.

– Живой вроде. Радоваться надо. А вы – рыдаете, – внушительно сказал он. – Куда вас довести-то?

– До кафе, – кивнула я назад. – Там моя сумка осталась.

Я оперлась на незнакомца, и мы дошли до кафе. Моя сумка, как ни странно, была на месте. Я взяла ее и вытерла рукой слезы, поблагодарив за помощь.

Приехала «Скорая», и Диму увезли. Потом явилась милиция – составлять протокол и осматривать место взрыва. Я поехала домой, чувствуя, как меня трясет мелкой дрожью. У меня температура, с тоской подумала я. Димка не успел мне ничего передать; хорошо, если все обойдется, и он сможет через какое-то время говорить. «Они могут добраться до него и в больнице», – похолодела я и набрала номер Белякова. Но тот был «недоступен».

Я доехала домой, размышляя о том, что мне надо было самой поехать к Панину домой или договориться встретиться в другом месте – риска было бы меньше. Но если они «пасли» его, то все эти меры предосторожности были излишними, и Димку все равно бы достали. Хоть из-под земли.

Я открыла дверь ключом и, как в тумане, прошла на кухню. Налила в стакан воды, залпом выпила ее. Потом вспомнила, что, кажется, забыла закрыть дверь, и только я прошла в коридор, как что-то большое навалилось на меня сверху, мою шею обхватили крепкие руки. Я захрипела, изо всех сил стараясь освободиться от этой смертельной хватки. Перед глазами завертелись разноцветные круги, потом вспыхнула темнота, как на киноэкране, прежде чем в зале зажжется свет, и все потухло.

Очнулась я в полной темноте. Я лежала на полу со связанными руками и стонала. Звук собственного голоса напугал меня, он казался чужим, как будто рядом стонал посторонний.

– Очнулась? – услышала я рядом знакомый голос.

– Что?

– Пришла в себя?

– Ты… что здесь делаешь?

– Смотрю на тебя.

– В темноте?

Чиркнула зажигалка, и маленькое пламя приблизилось к моему лицу.

– Я думала, ты погиб.

– Как видишь.

– Как ты сюда попал?

– Через дверь.

– Помоги мне.

– Лежи на месте.

Что-то меня насторожило в его голосе.

– Не вздумай шевелиться.

– Это почему?

– Потому что жить тебе осталось недолго.

– Значит, это ты? – произнесла я с расстановкой.

– Я.

– Никогда бы не подумала! – вырвалось у меня.

Он усмехнулся.

– На то и рассчитано.

Я снова сделала попытку встать, но меня пнули ногой.

– Я же сказал – лежи!

Он стоял надо мной. Пламя погасло, и мы снова остались в темноте.

– Зажги свет!

– Зачем?

– Я хочу тебя видеть! Давно не видела.

– У кого информация?

– Ни у кого.

Он ударил меня в бок, и я взвыла.

– Будешь орать – рот заклею скотчем. Поняла?

– Поняла. Не буду.

– Это уже лучше. И о чем ты хотела спросить?

– Зажги свет.

Он колебался, и я это чувствовала. Но желание увидеть меня униженной взяло верх. Я же знала, что он самодовольный эгоист и не упустит возможность насолить мне.

Зажглась лампа.

– Ну! Теперь довольна?

В кресле сидел Мишка и ухмылялся.