Сердолик - камень счастья

Слава печально улыбнулся: какие братики-сестрички, с долгами бы разобраться.

Знакомство с родителями Мишкина тоже прошло быстро и гладко. Родные с интересом рассматривали непонятно откуда взявшуюся невесту (сын не ходил по свиданиям, не было никаких поступков, выдающих близким, что у него есть девушка). Сестра Мишкина поинтересовалась, есть ли у Инны жильё в Москве, и узнав, что невеста прописана с отцом в двухкомнатной квартире, облегчённо вздохнула.

Без происшествий добрались до Даниловска. Товарищ Мишкина встретил их на вокзале и сразу повёз на служебную квартиру.

— Ты же не сказал, что с женой приезжаешь, надо было справку о составе семьи предоставить, но я как чувствовал, добился тебе квартиры, а не комнаты.

Квартира оказалась крохотной, кухонька меньше, чем у Риты, прихожая — двоим не развернуться, в комнате обшарпанный платяной шкаф, скрипучая кровать, тумба на трех ножках. Зато за окном открывалась живописная панорама реки и уходящих вдаль полей на другом берегу. Инна вспомнила, что у Мити окна тоже выходили на набережную Москвы-реки, но тотчас же себя одёрнула: она запретила себе это вспоминать! Достала привезённую с собой рамочку с фотографией мамы. Впервые фотография была не спрятана среди страниц книги, а заняла место на тумбочке у кровати.

— Кто это? — Мишкин указал на снимок.

— Моя мама с подругой. Мама справа.

— Весёлая у тебя мама была, сразу видно. Но ты больше на отца похожа, и ты красивее, — для Мишкина никого не было краше его невесты.

В Даниловске у Инны началась совершенно иная жизнь. В больнице на неё смотрели с уважением — специалист из столицы, да ещё и жена заведующего. Инна смущалась, понимая, что её заслуги в такой оценке нет, и старалась доказать, что достойна мнения, сложившегося о ней помимо её воли. Мишкин смотрел на неё с обожанием, подходил, нежно гладил по волосам:

— Мне иногда кажется, что я сплю, — признавался он Инне, — боюсь, что проснусь, а ты исчезнешь. Я помню, тебе весной кто-то из больных ландыши подарил. Ты шла по отделению, солнце в волосах играет, в тонких пальцах букетик держишь, и ты сама нежная, как эти ландыши. Я даже вообразить не мог, что ты согласишься быть моей женой.

Инна напрочь забыла, кто и когда из больных преподнёс ей тот весенний букет, может, права была Рита, когда говорила, что кроме «своего мажора» Инна ничего не замечала.

В маленьком районном городке Инна почувствовала себе прекрасно, сонливость, тошнота и головокружение отступили. Будущая мать, прочитавшая немало на тему беременности, понимала, что с четырнадцатой недели выравнивается гормональный фон, но ей хотелось объяснить своё состояние покоем тихих улочек, речкой за окном, заботой Мишкина.

На второй неделе пребывания в Даниловске Мишкин с Инной подали заявление в загс, а ночью они стали мужем и женой. Дмитрий был осторожен, и ласков, столько нежности никогда до той ночи не выливалось на Инну.

— Мама, — «рассказывала» Инна в своей воображаемой беседе, — как ты правильно мне сказала поехать в Даниловск! Я теперь вспоминаю, в каком отчаянии билась всё это лето, словно это не со мной было. И потом, я твой камушек не носила. Одела, и сразу беды рассеялись. Я теперь понимаю, как мне жить, что делать.

— Тебе хорошо, и слава Богу! — улыбается мама. — Ты только прошлое пореже старайся вспоминать.

ГЛАВА 19

Алина привыкла, что, не прикладывая никаких усилий, всегда привлекала внимание парней, а если хотела приложить усилия, то могла очаровать абсолютно любого. Может, потому и запал в её душу Клим, что не подчинился чарам Алининой победоносной красоты. Но предположения, что старый жирный козёл (так Алина про себя называла Агатова) сможет устоять перед ней, девушка не допускала. Заявив Мите, что едет к подруге, и, возможно, вернётся поздно, а может быть, очень поздно, Алина поехала в Метрополь.

С легким волнением перешагнула Алина порог светло-серого зала. Статусная обстановка ресторана её не смутила, ведь она сумела за последний месяц стать здесь завсегдатаем, трепет вызывала встреча, ожидавшаяся весь месяц. В углу зала на полукруглом диване развалился Агатов. Он заметил Алину, кивнул. «Господи, какие поросячьи глазки!» — подумала Алина и, очаровательно улыбаясь, впорхнула в кресло напротив Агатова.

— Добрый вечер, Павел Андреевич! Ещё раз, большое спасибо за приглашение!

— Что-нибудь хотите? — Агатов посмотрел на официанта, и тот тотчас оказался рядом.

— Пожалуйста, кофейное мороженое со смородиной, — бросила Алина официанту, не глядя в меню, и вновь улыбнулась Агатову. — Здесь великолепное кофейное мороженое с шоколадным бисквитом и чёрной смородиной.

Алина ожидала, что её светскость и знание меню «Саввы» вызовет восхищение Агатова, но по его лицу она ничего не смогла определить. Внимание Павла Андреевича было поглощено ростбифом, лежащим перед ним на огромной тарелке.

Алина ждала, что Агатов начнёт говорить, но он молчал. Выждав некоторое время, Алина сама начала «интервью»:

— Павел Андреевич, скажите, что для Вас успех?

— Зачем Вы задаете эти вопросы? Вы же не журналистка, а студентка иняза.

— Павел Андреевич, Вы про меня всё уже узнали? — Алина кокетливо улыбнулась.

— Так, зачем эти вопросы?

— Я хочу написать о Вас статью, а потом, если получится, книгу. Я учусь, как Вы правильно узнали, на романо-германском отделении, поэтому хочу написать на английском и немецком языках, чтобы опубликовали на Западе. Я хочу, чтобы мир знал о великих людях нашей страны!

Агатов усмехнулся и продолжил есть ростбиф. Неловкая пауза снова затянулась.

— Павел Андреевич, я вижу, что Вы не хотите отвечать на вопросы. Может, Вы просто расскажите, что цените в людях, что цените в себе.

— Ну, хватит комедию разыгрывать. Вон тебе мороженое поставили. Ешь, — Агатов неожиданно перешёл на «ты».

— Почему комедию разыгрываю? Я серьёзно планирую написать…

— Из тебя писательница, как пуля из говна. Ищешь богатого мужика, желательно неженатого. Красавца, вроде Прохорова, ясно, что не потянешь, вот за меня ухватилась: лысый, жирный, авось клюнет, — Агатов говорил равнодушно-спокойно, при этом не смотрел на Алину, а наблюдал, как официант наливает ему вино в высокий бокал.

— Ну, зачем Вы так, Павел Андреевич! — голос Алины задрожал от обиды. — Я реально хочу о Вас писать.

— Ешь мороженое, писательница, — ухмыльнулся Агатов.

Наконец от доел свой ростбиф и стал рассматривать Алину. Ей неприятно было под его тяжёлым взглядом, она не понимала, что ей делать: обидеться, встать и уйти или продолжать изображать фанатку миллионера.

— Так, — прервал молчание Агатов, — завтра тебя отвезут в мою клинику, сдашь все анализы, потом посмотрим, на что ты годишься.