Сердолик - камень счастья

— Инна, я никогда не сказал бы тебе этого, но я уезжаю, и другого случая поговорить с тобой у меня уже не будет. Ты очень красивая, молодая, умная, а я тридцатилетний, разведённый, у меня нет квартиры, а есть алименты и старая машина. Я понимаю, что не могу ни на что рассчитывать, но я хочу, чтобы ты знала: я всегда тобой любовался и восхищался. Ты удивительная.

Инна слушала Мишкина, а память предательски напоминала Митино: «Счастье моё! Единственная моя!». Ей Митя никогда не говорил таких слов, а как она хотела их услышать! Вот Мишкин говорит, что она удивительная, красивая…А нужны ли ей эти слова?

— Дмитрий Игоревич, Вы тоже очень хороший. Я Вас очень уважаю.

Мишкин с надеждой посмотрел на Инну.

— А помнишь, ты пошутила, что в Даниловск хочешь поехать, спрашивала: нужна ли там медсестра. Я узнавал: нужна, — Мишкин смутился. — Я понимаю, что тебе надо институт заканчивать, но тебе всё равно академ оформлять, когда родишь. А Даниловск не тюрьма, оттуда выпускают, — Мышкин попытался пошутить и совсем смешался.

Инна внимательно рассматривала Мишкина: она раньше не замечала, какие у него смешные уши, маленькие, торчащие.

— И ещё, Инна, ты только не сердись, но ребёнку нужен отец, а ты сказала, что у его отца другая женщина, — Мишкин замолчал, испугавшись собственной дерзости.

— Пошли в терапию. Там сегодня Красновская дежурит, — в ординаторскую влетела Рита.

— Пойдём, — Инна послушно поднялась, на секунду сжала висящий на серебряной цепочке сердоликовый кулончик и уже в дверях обернулась к Мишкину: — Дмитрий Игоревич, я не шутила, когда про Даниловск спрашивала, я действительно хочу поехать с Вами и буду благодарна, если Вы возьмете меня с собой в Даниловск.

— Это что сейчас было? — вопросительно посмотрела на Инну Рита, когда они вышли в коридор отделения.

— Я сама не поняла. Мишкин меня хвалил и предлагал с ним поехать. Я Мишкину верю, он добрый, от него гадостей не прилетит. А я у него в больнице до декрета поработала бы.

— Инн, ты совсем дура? — Рита обалдело смотрела на подругу.

— Рит, мне надо уехать подальше отсюда, хоть в Даниловск, хоть с Мишкиным.

— Ты, вроде бы, к нему нежных чувств не питала, — заметила Рита.

— При чем тут нежные чувства? Меня здесь ничего не держит, кроме института. Пока два месяца каникулы, а там могу еще на год академический взять. У меня даже вещи уже приготовлены, Митя с Алиной собрали, — печально усмехнулась Инна.

— От кого угодно могла такое ждать, но не от тебя! — Рита не знала, как отнестись к такому странному решению подруги, — Смотрю, уже голова не кружится. Поехали домой,

Инне самой было неясно, как ей относиться к собственному решению поехать беременной с Мишкиным в Даниловск, непонятно в каком статусе, неизвестно на какое время.

Ночью, засыпая, она по привычке «делилась» с мамой своими переживаниями:

— Наверное, это авантюра, но, иначе я здесь свихнусь. Я сегодня дома была, вспоминала, как Митя в гости к нам приходил. К больнице с Ритой подъехали, а я сразу вспомнила, как Митя за мной сюда заезжал, чтобы про свою любовь к Алине рассказать. У меня каждый угол с Митей связан.

Воображаемая собеседница улыбается:

— Съездишь, развеешься, не понравится — вернешься.

— Но, мама, это же очень серьёзный шаг. А если потом нельзя будет исправить?

— Кроме смерти, доченька, всё поправимо.

ГЛАВА 17

Летний дождь радует после жары и зноя, но тем августом дожди зарядили на целый месяц. Зонтики, ветровки и плащи стали непременным атрибутом летней жизни. Алина смотрела на затянутое тучами небо — серо, тоскливо, пасмурно, таким же унылым было и настроение. Сессия сдана с трудом, два экзамена остались на осень, нужно сесть за книги, начать готовиться, но не хотелось. Алина любила жить на позитиве, а тут прямо рой неудач: мать никак не купит квартиру; в институте проблемы, прежде всё шло легко, а тут посыпалось; да ещё Митя, скучный, неприкольный, каждый день лезет с какими-то разговорами. Алина устала объяснять, что ей неинтересны его дела, но Митя всё равно с каким-то бараньим упорством пытается донести до неё, чем он занимался сегодня на работе, какой фильм хотел бы посмотреть и почему ему нравится гулять в дождь. «Митя, мы с тобой абсолютно разные, нам сняться разные сны», — заявила утром Алина, когда Митя решил поделился с ней своим сновидением. Снилось ему, как они с Алиной на даче сидят у озера и любуются закатом.

— Может, в выходные за город скатаемся? — то ли спросил, то ли попросил Митя.

— Поезжай, если хочешь, — пожала плечами Алина, — а мне заниматься надо.

Митя ещё немного потоптался в дверях и уехал в офис Нестеренко. Его конфликт с родными был потихоньку замят. Анастасия проплакала всю неделю после Дня рождения мужа, и Виктор сам позвонил сыну, велел приехать вечером в родительский дом обсудить рабочие вопросы. Едва Митя переступил порог родной квартиры, мать тут же усадила его ужинать, принялась расспрашивать, как живёт, чем занимается.

— Я до Инны не могу дозвониться, — словно вскользь заметила Анастасия. — Такое ощущение, что она меня внесла в чёрный список. Я понимаю, за что она на тебя обиделась, но я-то причём?

— Мамуль, что ты нагнетаешь? Никто ни на кого не обиделся. Я же тебе с папой говорил, что Инна меня разлюбила и сама от меня ушла. Она мне это написала. Может быть, поняла, что я люблю Алину, и поэтому ушла. Во всяком случае, никто ни с кем не ссорился.

— Хорошая девушка, скромная, добрая, будущий врач, к тебе серьёзно относилась.

— Мам, давай договоримся, что Алина, возможно, не такая скромная и врачом не будет, но и у неё достаточно достоинств. А то, что в прошлом году свадьба сорвалась, так мы с Алиной новую справим.

Анастасия ничего не успела возразить — вернулся Виктор. Поздоровался с сыном, завёл разговор о работе.

Мать смотрела на Митю, похудел за неделю, что они не виделись, осунулся: пусть хоть с Алиной будет, хоть с кем, лишь бы хорошо её мальчику было. Но понимала: не станет ненаглядный сынок счастлив с этой девушкой. По Алине видно: прожует и выплюнет. Вчера муж рассказывал, как её мамаша Славку обобрала, мало того, что все доходы от бизнеса поделила, так ещё оставила мужа без копейки — все счета заблокированы, задолжности на миллионы рублей, всё выведено на сторонние счета, Рождественский ведь не проверял цифры в отчетах, доверяя жене. А у дочки все повадки Лидины — яблочко от яблони, как известно… — Анастасия тяжело вздохнула.

Митя про Инну не думал, всю неделю он был занят только Алиной: она то ласкалась к нему, то зло отвечала на его попытки поцеловать или обнять. Но разговор с матерью напомнил то, о чём не хотелось вспоминать — об Инне. На душе стало муторно, конечно, он Инне слова плохого не сказал, она сама почему-то решила уйти: может что-то почувствовала, а может, правда, разлюбила — Митя не хотел об этом размышлять, мысли об Инне неприятно царапали душу, но, вернувшись от родителей, всё же поинтересовался у Алины: