Серебро ночи. Трилогия
Шрифт:
И он направился к особняку графа.
По площади ходили королевские стражники. Гаро испуганно прижался к стене, боясь идти дальше, но стражники не обращали внимания на оборванцев. Они подходили к монахиням и требовали показать им лицо. Это было странным, зато Гаро смог быстро добежать до особняка Контрарио.
Перед ним стояли стражники графа. Пришлось объяснять, что он пришел не милостыню просить.
— Графа в столице нет. — Один из них, высокий крепкий мужик с изуродованным шрамом лицом, с подозрением смотрел на щуплого парнишку. — Но, если сведения и в самом деле ценные, то я прикажу проводить тебя
Гаро немного посомневался, но согласился.
Сенешаль оказался человеком среднего роста, с мрачным неподвижным лицом. Ему не нравились странности, происходившие вокруг. Утром к дому прискакал любимый конь графа, Берт. Без седла и уздечки, но явно уставший. Кто на нем ехал? Куда? Явно не граф, тот не ездит без седла. Может, конь скинул седока? Он горяч и чужих к себе не подпускает. Но как он попал в чужие руки? Загадки, ответы на которые может принести только появление графа. Ну что ж, он подождет, граф обещал вернуться в столицу уже дня через два.
Увидев Гаро, спросил низким тягучим басом:
— Что тебе нужно? Если ты за милостыней, то мы милостыню не подаем.
Парень подтянулся и постарался выглядеть более представительно.
— Я не нищий! — гордо заявил он. — И я пришел предложить свои услуги графу.
Фонсо усмехнулся. Предложить графу свои услуги? Контрарио услуги не предлагают. Уж скорее наоборот.
— И чем ты хочешь ему услужить? — насмешливо переспросил, уверенный, что после ответа отправит попрошайку восвояси.
— Я могу сказать, кто сейчас умирает в монастыре Дейамор от укусов крыс.
Сенешаль мигом насторожился. Он знал, что крысы прогнали всех жителей замка Контрарио. Неужто кто-то осмелился войти в замок, когда он пустовал?
— И кто же это?
Но Гаро был тертым калачом.
— Сначала золото, потом имя, — принялся он торговаться.
Фонсо это не понравилось.
— А плетей ты не хочешь? — он угрожающе ухмыльнулся, обнажив белые, как у волка, клыки. — Говори или получишь сполна!
Гаро понял, что пришел сюда зря. Напрасно он не поверил людям, говорившим, что от графа Контрарио и его людей надо держаться подальше. Сенешаль взял в руку плетку, постучал ею об ладонь, проверяя. Гаро решил не рисковать:
— Сегодня я видел Короля-из-подворотни. Его жутко искусали крысы. Его увезли в монастырь. Он вряд ли выживет.
Небрежно кинув плетку на стол, сенешаль задумчиво проговорил:
— «Король-из-подворотни»? Кто это?
— Я не знаю его имя. Знаю только, что он живет в монастыре, и его боятся все городские разбойники.
— Он разбойник? — Фонсо не мог понять связи между странным прозвищем и монастырем Дейамор. — И что он делает в этом монастыре? — сенешаль знал о давней безнадежной страсти своего господина к настоятельнице.
— Этого я не знаю. — Гаро мог бы сказать еще кое-что, но предпочел смолчать. Вот если бы ему заплатили…
— Ладно, иди в казарму, скажи, что я велел тебя накормить, — смилостивился сенешаль.
После кормежки Гаро вышел из особняка недовольный и собственной глупостью, и грубостью стражников. Еда была отвратительной, он еле доел мерзкое варево, поданное ему вместо обеда. Свиней в деревнях кормят и то лучше!
Решил через некоторое время сходить в монастырь и найти Короля. Может, он щедро заплатит за свое спасение? Если,
конечно, останется жив. Уж больно растерзанные был у него вид, сразу видно — не жилец на белом свете.Глава пятая
Лошадка бодрой рысцой подлетела к воротам монастыря. Голова Роуэна безвольно моталась из стороны в сторону в такт ровному бегу лошади. Энеко нетерпеливо позвонил в колокол. Выглянувшая в окошко монашка быстро открыла ворота, и возок, грохоча по необтесанным камням, въехал во двор монастыря. Остановившись возле дома настоятельницы, Энеко спрыгнул с облучка, и к нему тут же подбежала невысокая полненькая монахиня. Осторожно заглянула в возок и участливо охнула, узнав Роуэна.
— Как он?
— Пока жив.
Она повернулась и изо всех сил побежала куда-то за собор. Энеко проводил ее удивленным взглядом. Из дома торопливо вышли мать-настоятельница и Сильвер. Фелиция положила руку на лоб Роуэна и с облегчением произнесла:
— Он весь в огне, но живой. Инез пошла за Ферруном?
— Какая-то монашка побежала вон в ту сторону. — Энеко махнул рукой в сторону собора.
— Да, это она пошла за ним. Может, перенести Роуэна в дом? — спросила Фелиция у Сильвера, разглядывавшего красного как вареный рак Роуэна.
— Я могу взвалить его на плечо и внести в дом, тетя, но не думаю, что это доставит ему удовольствие. К тому же лучше, если Феррун намажет его своей липкой сажей здесь, а не в доме. Сено можно будет выбросить, а вот мебель отмывать уже гораздо сложнее.
На площадь пришел мрачный Феррун в длинном черном плаще с привычно накинутым на голову капюшоном. Недовольно сверкая синими глазами, достал чашку, в которой оставалось еще почти половина разведенной сажи. Посмотрел на лицо Энеко с длинной царапиной, пересекающую щеку и небрежно провел по ней вымазанным в саже пальцем. Царапина исчезла. Энеко поблагодарил, но Феррун в ответ лишь пренебрежительно фыркнул.
— Раздевать кто его будет? Я не собираюсь! — с вызовом заявил он, величественно указав на лежащего в возке беспамятного Роуэна.
— Я, — спокойно согласился Сильвер, и принялся развязывать стянутый узлом на Роуэне камзол. — Это ты его так стянул? — спросил он у Энеко.
— Пришлось. Мы с Гаро не могли затащить Короля-из-подворотни в возок. Он слишком тяжелый для нас.
Фелиция ушла в дом, не собираясь наблюдать мужскую наготу. Сильвер с помощью Энеко раздел Роуэна догола, и Феррун принялся тщательно намазывать его, тратя самую малость своей драгоценной сажи. Как и у Беллатора, гной стал выходить струей, перемазывая все вокруг липкой вонючей жижей. Сажа тоже не добавляла аромата, и Энеко решил, что Сильвер сделал правильно, отговорив настоятельницу от переноса Роуэна в дом.
Феррун измазал его с ног до головы, издержав всю золу, но Роуэн так и не очнулся.
— Есть же такие занудные людишки, ни за что не могут оценить сделанное им благодеяние! — с запалом высказал Феррун свое негодование. — Но я ни за что не стану тратить на него больше свою целебную сажу! — и он с досадой еще раз провел вымазанной ладонью по его лицу.
Роуэн вздрогнул и открыл глаза.
— Все, я свое дело сделал, а дальше вы сами! — величественно распорядился Феррун и пошел, не оглядываясь, к своему временному жилищу.