Серебро ночи. Трилогия
Шрифт:
— Давно мечтал познакомиться с вами, маркиза, — его голос звучал заинтригованно.
— Не думаю, что ваш приезд связан с интересом к моей незначительной персоне, — с легкой иронией ответила она на шаблонное приветствие. — Скорее всплыли старые грехи. — Она указала гостю на кресло, сама села напротив. — Бургундского? Извините, не знаю, как к вам обращаться. Титула у вас нет.
— Ко всем Медиаторам обращаются одинаково — «ваша честь». Но вы можете меня звать просто Беллатор. Вина я не хочу, спасибо.
— Ах, да, «ваша честь», как же я могла забыть! — удрученно воскликнула маркиза. — Я очень давно никуда не выезжаю, скоро превращусь в настоящую
Беллатор подумал, что простолюдинкой ей не быть никогда, слишком в ней чувствуется порода. Сколько же ей лет? Хотя она прекрасно выглядит, судя по тому, что маркизу Пульширу прилично за тридцать, ей должно быть уже лет под пятьдесят. От этой мысли Беллатор вдруг ощутил неприятный укол в сердце.
Налив себе бокал бургундского, маркиза принялась медленно потягивать темно-красное, напоминающее кровь, густое вино, чуть покачивая бокал из стороны в сторону.
— Что, нашли настоящее завещание? — спросила, прикрыв глаза, будто страшась яркого света.
Беллатор с неохотой признал:
— Да. И документы, доказывающие, что похищение герцогини совершилось при вашем прямом участии.
Она удрученно кивнула головой.
— Не стану отпираться. Единственное мое оправдание, что в то время я была зла, очень зла. Я была уверена, что Розамунда приложила руку к смерти моих братьев. Но я ошибалась.
— Как вы это узнали? — Беллатор против воли проникся сочувствием к этой гордой женщине.
— От самой Розамунды. После похищения у нее начались преждевременные роды, и между приступами невероятной боли она сказала мне, что всегда любила Ортегу, моего старшего брата. Более того, ее ребенок от него.
— Кто же тогда виновен в смерти ваших братьев?
— Думаю, маркиз Белевотто. Он один выигрывал от всей этой истории. Если бы он остался жив, был бы сейчас герцогом.
— Вы ему помогали?
Маркиза осторожно поставила бокал на столик, так и не допив вино. Судорожно сжала ладони, но ответила откровенно:
— Да. Я была слепой пешкой в его руках. Это я выманила бедняжку Розамунду из дома. И отец это узнал.
— Он написал об этом в своем письме. Вы знаете, что ни вы, ни ваши дети не имеете права претендовать на богатства и титул герцога?
— Да, отец говорил мне это перед смертью.
— А что стало с герцогиней?
— Она умерла от родовой горячки. Это тоже моя вина. Если бы у нее была хорошая повитуха, ничего бы не случилось. Я горько сожалела о случившемся. И каюсь до сих пор.
Она вскинула голову, пытаясь остановить слезы, и Беллатор увидел, как по ее бледной щеке скатилась прозрачная слеза. Ему стало ее отчаянно жаль.
— Вы были обмануты. И обманулись, — он выговорил это с неожиданным сочувствием.
— Я была глупа и слепа. Я позволила обмануть себя подлецу. — Маркиза не откликнулась на его сочувствие. — Но я пыталась поправить, что можно.
— Вы все открыли отцу?
— Что вы! Я все отрицала, — ее губы исказила горестная усмешка. — Я боялась. Я считала, если отпираться, то со временем все как-нибудь устроится. Я не ведала, что творю. Отец подозревал меня и даже изгнал, но не преследовал. Если бы против меня открыли преследование, то наверняка бы все открылось.
— Вашего отца, как и
вас, запутал маркиз. — И Беллатор по наитию проговорил: — Думаю, он сообщил ему, что вы мстили за братьев, и что ребенок, как и его мать, умер.— Да? Но он не умер. Он жив! — вскричала пораженная маркиза.
— Неужели? Где же он? — от неожиданности Беллатор резко поднялся и сделал быстрый шаг к ней.
— Вернее, ребенок был жив десять лет назад, — поправилась маркиза, с опаской следя за незваным гостем. — После смерти Розамунды я отдала его в хорошую купеческую семью, где уже было двое своих детей. Они приняли его как родного. Я не упускала его из виду. Но, когда ему исполнилось пятнадцать, его украли. Нагло, среди белого дня. Они всей семьей шли в церковь, когда к ним подъехала черная карета. Его схватили, забросили внутрь и увезли. Больше его никто не видел.
Беллатор ударил кулаком о раскрытую ладонь, стараясь сдержать досаду.
— Вы не предполагаете, кто это мог быть?
— Нет. Подозрений было много, ведь у нас не так уж редки похищения людей ради продажи, но ничего конкретного. Похититель не оставил следов.
— А семья что, не пыталась защитить ребенка?
— Пыталась. Но все было проделано так быстро, что они ничего не успели предпринять. Они подали жалобу наместнику, но ничего обнаружено не было. Впрочем, как всегда.
— Вы не правы, — холодно возразил Беллатор. — Наши шпионы не всегда находят отдельных людей, но зато находят и закрывают притоны, для которых и похищают людей. И для кого открывают такие притоны, вам хорошо известно.
Маркиза повинно склонила голову.
— Извините, я не права. Просто горе так застило мне глаза, что порой я говорю несправедливые вещи. Горе давит меня, чувство вины опустошает. Я давно уже ни с кем не встречаюсь, просто не могу смотреть людям в глаза.
— Возможно, теперь, когда вы все мне рассказали, вам станет легче? — он подошел к ней вплотную, но прикоснуться не осмелился.
Она гордо выпрямилась и сделал шаг назад, давая понять, что его сочувствие ей не нужно.
— Вряд ли. Несколько лет назад я сильно заболела и исповедовалась. Но это не помогло. Я все равно чувствую себя преступницей.
— Кому исповедовались? Или вы не хотите говорить?
— Не думаю, что кому-то наврежу, открыв имя своего исповедника. Это настоятельница женского монастыря, Фелиция, ваша тетя.
Беллатор протянул к ней руку и тут же ее уронил.
— Она нам никогда ничего о вас не говорила.
Маркиза кивнула.
— Так же как и о тысячах других исповедующихся. Она соблюдает тайну исповеди. Я всегда ей доверяла. Таких, как она, мало. Ее можно было бы назвать святой, но это кощунство. Она это не одобрит.
Беллатор помедлил, изучая тонкие черты вспыхнувшего под его взглядом лица.
— Вы знали Ромуальда, маркиза?
— Моего побочного брата? — Беллатор кивнул, она нехотя продолжила: — Знала. Но скорее о нем, чем его самого. Он упомянут в завещании?
— Да. Как второй наследник.
Она грустно усмехнулась.
— Как жестоко карает жизнь! Когда он родился, у меня было пятеро братьев. Пятеро! И ублюдок был никому не нужен. К тому времени герцог уже разлюбил его мать и оставил ее. Насколько я знаю, он купил для нее дом и довольно сносно обеспечил. Но где этот дом, как звали мать Ромуальда, я не знаю. В то время я была уже замужем и ждала первенца. В детали меня никто не посвящал. Я о нем узнала случайно, из спора братьев, когда навещала тогда еще живую мать.