Серебром и солнцем

Её снова затрясло.

"Я ведь умер. Я должен был, чтобы остаться собой..."

"Но ты... Что ты сделала со мной? Это... чудовищно".

– Ты здесь... замерзаешь. Пойдём в Академию.

Она усмехнулась, ничего не сказала, осталась на ступенях. Но неосознанно, робко Мира потянулась к нему: к чужому теплу, к свету чужой жизни. Он встревожил её. Он пообещал краткое спасение от тьмы и пустоты, от призраков и страхов. Он разбудил другой голод - голод её одиночества.

– Я очень рад, что ты вернулась, - тихо сказал Карл.

– В Прэсто ты заставила меня поволноваться...

Она обернулась на тон этого голоса, взяла охотника за руку:

– Пойдём сейчас ко мне...

– Я давно должен был тебе сказать...
– он осёкся, нахмурился, глядя, как холодные пальцы вампирши ласково, завлекающее щёкочут его ладонь.
– Мира, ты что делаешь?

– Мне страшно одной, - призналась она, потерянно улыбаясь.
– Я... боюсь темноты...

Но его рука была напряжена и тверда как камень.

– Идём, - прошептала Мира, закрыв глаза. Говорить громче было больно.

– Тебе же всё равно, кто тебя пожалеет, вампирка?
– Карл поджал губы, резко поднялся.
– Прости, у меня много других дел.

Она склонила голову к коленям, вцепилась пальцами в волосы и не глядела, как он уходит...

Глава 29 НОВАЯ КЛЯТВА

Мира легко отыскала этот дом в Центре, хотя прежде была здесь всего один раз. Двухэтажный, из красного кирпича, с красивыми лепными балкончиками - крохотными и совершенно бесполезными. Она быстро нашла нужное окно на втором этаже и, накинув крылатую тень, поднялась туда.

Это было окно кабинета. Старый человек сидел в кресле. В свете единственной свечи он просматривал какую-то книгу поверх новеньких очков. Мира постучала по раме, и он вскинул голову.

– Откройте, - глухо потребовала вампирша.

Латэ засуетился. Он отворил окно, зажёг больше свечей. Бывший глава сильно постарел за эти годы. Он похудел и словно ссохся, голова стала совсем серебряной.

– Нежданная гостья! Что-то случилось, Мира?

Она долго молчала, просто смотрела на него, а в её памяти проносились все годы в Ордене и вся его ложь, ложь, ложь...

– Зачем вы не сказали мне сразу, что Винсента не исцелить?
– наконец спросила она.

Латэ сел в кресло. Он выглядел радостным: словно давно готовился к этому разговору. Он откинул голову на спинку и пронзительно посмотрел на вампиршу.

– Когда ты поняла?

– Только что. Даниель сказал мне. Сказал прямо! И всё равно я не могу поверить...

– Ты уже достаточно сильна, чтобы принять это.

– Винсент - не моя кукла, - еле слышно запротестовала Мира.
– Я не могу видеть его глазами, слышать его ушами. Он пропал семь лет назад, и я не знаю, где он!

– А ты пробовала хоть раз почувствовать его?

– Нет...

– Попробуй. Это самый простой способ поверить, Мира.

– Не хочу вам верить!

– Я уже слышал это... знаешь, от кого?

– Вы... вы говорили с Винсентом об этом?! Боже...
– Мира без сил опустилась на пол, закрыла лицо руками.

– Винсент спросил это в первый же день своей вечности, - Латэ досадливо поморщился.
– Впрочем, не стоит вовсе упоминать его имя. Винсент погиб пятнадцать лет назад. Тот, о ком мы говорим, только твоя кукла.

– Вы чудовище!
– выпалив это, Мира немного успокоилась. Она поднялась, устроилась на диване напротив старика.

– Хорошо, - она мяла пальцами виски в попытке собрать мысли, но всё, за что пыталась цепляться памятью, пылью улетало в Пустоту.
– Хорошо, пусть кукла! Но разве кукла обладает самостоятельностью? Обычно ненужные хозяевам марионетки хранятся в специальных земляных ямах. А Винсент... он действовал, существовал и без меня. Он рисовал картины в Карде, Карл писал мне, что он навещал их в Термине... Не я приказывала ему делать это!

– У Лелии также была некоторая степень свободы. Тебе знакома эта сказка?

– Да! ...Но при чём здесь она?!

Латэ, не вставая с кресла, достал из шкафа книгу, и Мира почувствовала быстрый болезненный укол старого воспоминания: эту самую книгу читал Винсент в первый день после обращения, когда в этот самый кабинет зашла Мира...

– "Эрвин был вампиром, Лелия, его возлюбленная, смертной", - скороговоркой начал Латэ.
– Впрочем, это нам неважно. Вот!
–

– В тёмной зале горели свечи, она лежала на каменном ложе, усыпанном яркими цветами. Лицо её было закрыто вуалью - она сильно разбила его при падении, но Эрвин откинул вуаль, не испугавшись, не отвратившись, поцеловал её истерзанные разбитые губы, а потом закричал, отрицая её смерть, споря со Смертью: "Она жива! Она будет моей!" Должно быть, он плохо видел от слёз: ведь Лелия была мертва, безнадёжно мертва...

– Прекратите! Пожалуйста!
– но старик был безжалостен:

– Теперь они могли быть вместе всегда: и ночи, и дни. Эрвин забрал Лелию к себе, поселил в лучшей комнате своего дома. У неё появился собственный новенький гроб из светлого дерева. Ночами Лелия была послушна и весела, лицо её светилось в лунном свете, и радостная улыбка не сходила с него, она вновь не смотрела вокруг - только на него. "Ты забыла Солнце?" - спрашивал Эрвин, всё ещё ревновавший её к вечному источнику света. "Да, - отвечала Лелия.
– Я люблю тебя". Днём же, когда Эрвин крепко спал, она, бессонная, вертелась в своём гробу. Она не знала Солнце, но помнила, что мертва, давно мертва... Она выла в тоске и сдирала в кровь пальцы, царапая изнутри свой новенький красивый гроб.