Серебряная пуля в сердце
Шрифт:
– Это имело отношение именно к Артюшину?
– Этого мы не узнаем никогда. Да и Таисия этого тоже не знает. Она же была в коридоре, когда Стелла выбралась наружу. Просто Таисия запомнила огромного потного мужика, которого назвала «слоном». Но ударить ее мог совершенно другой мужчина, который просто не попал ни в один кадр… – И тут Лизу осенило: – Послушай, мы вот просматриваем все эти снимки, ищем крупного мужчину, способного одним ударом убить Стеллу, и как-то совсем забыли о том, что эта старая трибуна вместе с остатками школьных декораций, да еще и прикрытая бархатным занавесом и полиэтиленовой пленкой, могла послужить прекрасным укрытием для преступника! Этот мужчина мог войти в зал вместе со всеми и незаметно пробраться в самую глубь этого хлама, чтобы потом выйти, позвать Стеллу и убить ее. Нет, конечно,
– Хочешь сказать, что они все-таки были знакомы?
– По всей вероятности – да! Ведь за что-то он ее убил, как и всех остальных. Значит, их пути где-то пересекались.
– Там же, где и пути двух других женщин, – заметил Сергей. – Но Артюшин ни при чем, я в этом уверен. Хотя и попросил оперов проверить его – знакомства, личная жизнь… А вдруг они со Стеллой были любовниками?
– Знаешь, у меня из головы не выходит и тот факт, что Стелла тоже собиралась продавать квартиру. И ничего не сказала об этом брату, которого любила и которому доверяла. Все-таки надо бы мне еще раз встретиться с Арсениным, поговорить. Боже, я совсем забыла! Я же должна позвонить одному учителю рисования из художественной школы – Хлудневу Константину Григорьевичу. Мы же вчера были в гостях у Глафиры, и там я поближе познакомилась со старшим сыном Родионова – Арсением. Понимаешь, мне не дает покоя внезапное богатство Арсенина, и я хотела бы выяснить, так ли уж хороши его работы, чтобы на них можно было разбогатеть. Хочу попросить Хлуднева навести справки о нашем фигуранте, узнать его мнение. Уверена: в нашем городе не так уж много художников, работы которых оплачивались бы так щедро. Кроме того, я должна встретиться с Геннадием Бобровым, его близким другом, который в прошлом спонсировал его фермерский журнал, а теперь вроде бы скупает его картины… Об этом я узнала от Германа, приятеля Стеллы. Мне бы все так устроить, чтобы со мной к нему поехал Хлуднев.
– Не веришь, что Дмитрий хороший художник? Пытаешься связать внезапное богатство Арсенина со смертью Стеллы? Я понимаю еще, если он, к примеру, продал родительскую квартиру, купил жилье меньшей площади, а на остальные деньги жил, жировал. Но квартира – целехонька, а Арсенин неожиданно для всех стал ну просто гениальным художником.
– Вот-вот, и я о том же. Сейчас позвоню Хлудневу…
Лиза, оставив Мирошкина допивать кофе, скрылась в своем кабинете и набрала номер телефона художника, который ей сообщил Арсений Родионов. Вспоминая свой утренний разговор с мальчиком, Лиза улыбнулась. Каким важным и серьезным тоном он докладывал ей о своем разговоре с учителем, как гордился тем, что ему удалось уговорить его встретиться с ней!
– Константин Григорьевич? Меня зовут Елизавета Сергеевна Травина. Мой хороший друг, Арсений, порекомендовал мне вас в качестве эксперта…
Спустя несколько минут она уже возвращалась к Мирошкину, потирая руки.
– Знаешь, если судить по голосу и тону, мужик он, этот Хлуднев, непростой и очень высокого о себе мнения. И в курсе того, что происходит в нашем городе. А потому знает и об Арсенине, говорит, что ходят слухи о каких-то его потрясающих акварелях, но он их не видел, однако счастлив был бы побывать у него, познакомиться или просто увидеть его работы. Словом, к Арсенину мы поедем вместе!
– Вчера я полдня потратил на то, чтобы разыскать Наполова. Помнишь, это человек, который на пляже как бы случайно убил своего друга?
– Никита Наполов. Как же, помню. Я разговаривала о нем с одним человеком, с патологоанатомом Гладышевым. Он тоже помнил этот случай на пляже. И высказал предположение, что этот удар был нанесен тому парню не случайно, что между друзьями существовало нечто такое, что сделало их дружбу невозможной…
– Абсолютная правда! Перед тем как пойти к нему, я собрал кое-какую информацию и выяснил, что его жена до того, как выйти за него замуж, была девушкой как раз того самого друга.
– Значит, это было убийство?
– Нет, не думаю, что он хотел его прямо-таки убить. Но причинить ему боль –
точно. Оба друга любили одну и ту же девушку, но девушка предпочла того, другого, парня. Наполов, умирая от ревности и ненависти к другу, старался не подавать виду, ему было стыдно, а потому он продолжал общаться с другом, они часто бывали вместе… Словом, во время борьбы, я думаю, тот, другой, парень, вероятно, ударил Наполова, сделал ему больно, и вот тогда тот не выдержал и, потеряв контроль над собой, нанес ему сильнейший удар в бок…– И что было потом? Как ему удалось жениться на этой девушке?
– Она была в таком состоянии, находилась в такой страшной депрессии после смерти своего парня, что Наполов только и делал, что проводил с ней все время, как бы успокаивая ее. Ну и доуспокаивался. Ты же понимаешь, что все то, о чем я тебе сейчас рассказываю, – мои домыслы. Кто может мне сейчас, спустя годы, рассказать всю правду? Его жена, думаю, постаралась как можно быстрее забыть о трагедии. Наполов – тем более. Я же встречался с ним, чтобы выяснить, как он живет, с кем, чем дышит и что его может связывать со Стеллой Арсениной. И выяснил, что он работает в Сургуте вахтовым методом, что пятнадцатого августа прошлого года он был там. У них трое детей, хорошая, положительная семья. Полный достаток, они построили дом почти в центре города на земле, которая осталась ему в наследство от деда… Уверен, что Наполов здесь ни при чем. Ведь единственное, что привлекло наше внимание к нему, – это смертельный удар, который он нанес своему другу.
– Конечно, этого недостаточно… Я понимаю.
– Как поживает Глафира? Она счастлива?
– Думаю, да. Даже уверена в этом. Ты бы видел, какими глазами смотрит на нее Родионов, как он с нее пылинки сдувает! Знаешь, я ведь больше всего на свете боялась, что он станет ее обижать своим недоверием и будет ставить ей условия: мол, или я – или работа. Но ничего подобного не случилось, он уважает Глашу, понимает, насколько для нее важна работа. Да уже тот факт, что он вложил кучу денег в то, чтобы она стала моим компаньоном, разве не говорит о его чувствах к ней?
– Адвокатское бюро «Травина & Кифер», звучит неплохо. Вот только Глаше не помешало бы образование…
– Так она же учится на заочном.
– Представляешь, сколько пройдет времени, прежде чем она станет настоящим юристом?
– Зато она мать большого семейства, моя первая помощница и… Мирошкин, что-то ты сегодня какой-то скучный, депрессивный. И что ты докопался до Глафиры?! Она же не адвокат, в конце-то концов! Она прирожденный следователь, прекрасно общается с людьми, и вообще, у нее светлая голова, а еще она читает мои мысли. Мы с ней прекрасно ладим!
– Да, может, я просто завидую тебе, что у тебя есть Глафира и Денис.
– Дениса ты и так почти прибрал к рукам… Ладно, Серега, мне пора, у меня встреча с Хлудневым. Ты не представляешь себе, как же мне хочется покопаться в жизни Арсенина, заглянуть ему в душу…
– Скажи уж – в кошелек!
– Знаешь, деньги не берутся из ниоткуда. И от того, как человек их зарабатывает, точнее, где берет, зависит и мое отношение к нему. Ты не представляешь себе, как я зауважаю его, когда выяснится, что он на самом деле гениальный художник. Да я первая стану скупать его работы!!!
– А вот я его и без этого уважаю. За то, что он спустя год все никак не может успокоиться и продолжает поиски убийцы своей сестры. Это значит, что он – настоящий человек, понимаешь? И то, что он ушел от своей жены и занялся любимым делом, – тоже. Я бы хотел, чтобы он был моим другом.
– Сережа?!
– Удивлена? Мы все, ну или почти все, живем по инерции. Вот как стартовали, учитывая первоначально свои наклонности и принципы, так и движемся вперед, даже если и понимаем, что давно уже сбились с пути и катимся по наклонной не к счастью, а непонятно к чему и зачем. Говорю же – по инерции. И постепенно это становится уже образом жизни. То есть умом-то мы понимаем, что делаем что-то не так, что противоречим сами себе, что только других поучаем, как жить, а сами влачим жалкое существование, но ничего конкретно менять пока что не готовы. Время идет, и нам самим уже тошно от того, как мы живем, но мы усиленно делаем вид, что счастливы, прочно заняли свою нишу в этой жизни, а сами прекрасно понимаем, что проживаем не свою жизнь. И нам комфортно, понимаешь?