Серебряная свадьба

О т е ц. Может быть, помощи?

М а к с и м. Нет, нет, нет…

О т е ц. Ты винишь в чем-нибудь меня?

М а к с и м. Да… То есть нет. Выслушай меня…

О т е ц. Ну, успокойся.

М а к с и м. Ты понимаешь, мне даже кажется, что я не умею любить. Я не способен на это чувство. Это только вечная моя необходимость, чтобы мне помогали. Это только знание, что этот человек меня не предаст. А сам-то я могу и продать и предать. И я так боюсь в себе этого. Я сейчас говорю и не могу остановиться. Папа, почему это?! (Опустил голову.)

О т е ц. А Марина?

М а к с и м. Я тебя спрашиваю — отвечай. (Неожиданно.) Вот уж действительно никогда не думал… вот уж действительно глупость… (Смотрит на Отца несколько отсутствующим, странным взглядом.)

О т е ц (хватает его за плечи, трясет). Максим, что с тобой?.. Максимка…

М а к с и м. Где я?

Отец неожиданно прижимает его к себе, его глаза растерянны, он не может говорить. Так они сидят некоторое время молча. Неожиданно Максим встает и отходит в сторону. Поворачивается, кажется, он пришел в себя.

О т е ц. Марина, кажется, не понимает, что ты ее не любишь.

М а к с и м (равнодушно). Откуда ты взял, что я не люблю. Люблю. Она ко мне привязана. Для меня это любовь. И все, все… (Пауза.) А если я сам никого не могу защитить, если я даже в детстве не умел драться, если я даже сам себя не могу защитить? (Говорит все очень отчужденно и внешне даже вяло.) Так что мне делать? Вешаться? Плакать все ночи напролет? Что? Что? Вступать в народную дружину? Учиться самбо? Или стать карьеристом? Чтобы меня защищало мое кресло? Государство? Должность?

О т е ц (не сразу). Наверно, в этом ты где-то похож на меня. Когда умирала твоя мать… Это было рано утром, часов в пять, мы жили тогда еще на Новослободской… Я сидел в кресле часа два, а потом пришел в себя из этого почти отупения и начал говорить вот такие же слова… сам себе… Да, да, я говорил вот такие же слова… я мог хотя бы на год продлить ее жизнь. Я вспоминал всю нашу жизнь и вдруг отчетливо понял, что я не заметил ее… твою мать… Ее, женщину, которую я, кажется, полюбил только тогда, когда она тяжело и безнадежно заболела! Нет, и раньше она всегда была рядом, я с ней советовался, разговаривал, и у нас были счастливые минуты, и ты родился… Но тогда я понял, что ее не было, вообще не было. Мне никогда не приходило в голову спасать ее от неприятностей, плохого настроения, одиночества, которое она, конечно, испытывала. И только тогда я понял, что эта женщина отдала мне всю свою жизнь, всю без остатка, отдала ее мне, не задумываясь, не очень даже меня зная, поверив в то, что я лучше, умнее и совершеннее всех других на свете. А я запихнул эту жизнь куда-то на второй план, как бы за пазуху, и понял это, только когда эта жизнь выпала у меня из рук. Я жил по-разному, и на моей совести есть тяжести, но именно в это утро я отчетливо и спокойно понял, что я никогда не отступлюсь ни от чего своего. Во-первых, был ты, ты рос, твоя жизнь была в моих руках… А во-вторых, это почти смешно… я вдруг очень ясно представил, что любая моя идея, она тоже отдана мне в руки, я должен заботиться о ней, защищать ее, драться за нее, она умрет без меня, она никому на свете, кроме меня, не нужна… (Пауза.) Второе мне удалось выполнить, я даже не знаю, откуда у меня взялось столько сил… Ну, в общем, ты знаешь сам. А вот ты, Максим… С тобой сложнее. Ты все дальше и дальше уходишь от меня. Не спорь. Ты бьешься в какой-то клетке, и в ней тебе и больно, и одиноко. Мир для тебя и холоден и опасен. Какое уж тут может быть подвижничество, если самое сильное в тебе — это инстинкт опасности… И это очень грустно.

М а к с и м. Помнишь, ты когда-то сказал, что, когда будет нужно, ты что-то сделаешь такое…

О т е ц. Ты считаешь, что пришло время?

М а к с и м. А ты этого не считаешь?

О т е ц. Может быть…

М а к с и м. Так вот, я тебя прошу, ничего не надо делать. Ни сейчас, ни позже. Не надо. Ты посмотри — у тебя прекрасный, довольно симпатичный, неглупый сын с высшим образованием. Пусть он живет как хочет. «Веселитесь в младости…» Ну и улыбнись… Не я первый, не я последний Надо соблюдать правила этой огромной игры, которую мы называем жизнью… А кто их не соблюдает… ну уж это их дело.

На сцену выходит М а р и н а. Она в халате, непричесанная. Двигается осторожно, как будто она больна.

М а р и н а (Отцу). Вы меня извините, что я не одета, но…

О т е ц (раздраженно). Вы что, Марина, плохо себя чувствуете?

М а р и н а. Не знаю.

О т е ц. Как не знаете?

М а р и н а. Я же попросила у вас извинения. Я сейчас уйду, я вам, наверно, помешала.

М а к с и м (невнимательно). Ты действительно плохо выглядишь.

О т е ц (уходя). Вечером позвоню. (Марине.) Постарайтесь взять себя в руки. Хотя бы на сегодня.

М а р и н а. Вот мы снова с тобой…

М а к с и м (вяло). Да, да… Температуры нет?

М а р и н а (неожиданно очень серьезно). Я целое утро не могу прийти в себя… Мне, наверное, не надо было это говорить…

М а к с и м. Ну, перестань, перестань… (Обнимает ее, но по-прежнему делает это как-то машинально.) Я здесь, видишь, здесь…

М а р и н а. Я сегодня проснулась и зачем-то бросилась к окну. Осень. Все тихо, в школе напротив уже уроки начались… Что это такое, я не знаю. И мне вдруг стало так плохо, я вдруг поняла, что все кончилось… что это никогда не повторится. Все эти наши с тобой летние месяцы, эти слепящие дни, экзамены, ты… (Замолчала.) Наверно, так бывает… но я почему-то заплакала. Кончилось наше с тобой… ну как бы тебе сказать, озарение, что ли… Кончилось. Глупо, да?

М а к с и м. Ну и что же я должен делать?

М а р и н а. Как будто кончились каникулы… Ты не понимаешь? (Неожиданно обхватила его обеими руками.) Белобрысый, ласковый, легкомысленный мой котенок. Ты все понимаешь. Оказывается, мы просто люди. И у нас все происходит как у всех. А мне казалось, что этого никогда не случится. Вот этого утра. Я думала, пусть он сейчас же куда-нибудь уедет, а я буду ждать, ждать, ждать, ждать… касаться его вещей, чувствовать его запах в нашей комнате… Поцелуй меня.

Максим быстро и горячо целует ее, и они некоторое время сидят молча, прижавшись друг к другу.

А если я возьму и что-нибудь сделаю сейчас с собой? Сразу же, вот сейчас? Я не хочу, не хочу, не хочу… Дура, дура. А зачем тебе нужно было так говорить?.. Ты меня действительно разлюбишь? Разлюбишь?

М а к с и м (тихо). Нет.

М а р и н а. Может быть, лучше мне куда-нибудь уехать?

М а к с и м (очень нервно). Нет, нет, нет… Ни за что. Никуда не уезжай. Я запрещаю тебе… Я прошу… Прекрати этот разговор.

М а р и н а. Что с тобой?

М а к с и м. Ну что ты будешь делать? На что ты способна? Что ты умеешь? (Кричит.) Ну и уезжай, убирайся! К чертовой матери! Все убирайтесь… Я… Я…

М а р и н а (тихо). Хорошо, я уеду.

М а к с и м (заглядывает ей в глаза). А как же я? Тогда ударь меня, оскорби меня. Сделай меня своим врагом. Я прошу тебя. Скажи мне, что я ничтожество. Враль. Мразь. Что я не умею любить. Что я бессильный, обыкновенный, банальный, грязный, мелкий, глупый человек… Скажи. Я прошу тебя. Я хочу быть самым обыкновенным, хочу быть дебилом, кретином, недоноском, неполноценным… Чтобы у меня не было желаний, чтобы я ничего не понимал, не видел, я тебя прошу, прошу…