Серебряная свадьба

М а к с и м. Что прошло?

М а р и н а. Ну вот это все… Ухаживания. Я ведь со многими знакомлюсь. А чем, думаю, один хуже другого? Какой-нибудь и возьмет замуж. Только я пьющих не люблю. У меня отец сильно зашибает.

М а к с и м. Ты что, дура, что ли?

М а р и н а (не обидевшись). Почему? Нет вроде… Я просто как-то не привыкла разговаривать. Я раньше все больше по дому была занята. У меня мать больная очень. И ребята все-таки на руках. И постирать, и то, и се… Вот я все дома и крутилась, а с кем там культурно поговоришь. Мать, она за отца зарплату ходила получать, а потом его в тюрьму посадили — он толь с завода вынес. Тут мать и совсем заболела, кормить всех надо. Я и начала тогда в клубе уборщицей подрабатывать. Потом на машинке научилась печатать. А сейчас ничего, все в порядке, отец вернулся, работает, братья мои подросли. Мишке уже пятнадцать почти…

М а к с и м. Хватит, не рассказывай больше… И выпей еще, и я с тобой.

М а р и н а. За ваше здоровье… Максим.

М а к с и м (кривляется). За ваше тоже. (Выпили.) И теперь ты, значит, решила мужа искать?

М а р и н а. Крепкое… Ты мне смотри больше не давай. Я пьянею быстро.

М а к с и м. Ну и чего плохого? Пьяней себе на здоровье. (Неожиданно искренне.) Я тоже это не люблю. Не знаю, чего это я сегодня хлебаю.

М а р и н а. Кресла у вас удобные. Как бы не заснуть. (Смеется.) А то ты меня не добудишься. Я жутко крепко сплю. Меня раньше Мишка, это брат мой, минут пять по голове подушкой бил, чтобы я проснулась.

М а к с и м. А ты меня не боишься?

М а р и н а. Что ты. Ты не беспокойся. А потом ты со мной не справишься. Я же тебя сильнее. Видишь, у меня какие мускулы. Своего Мишку до сих пор одной рукой валю…

М а к с и м. Нет, ты все-таки дура… Но такая… по-своему.

М а р и н а. Ты меня научи танцевать этот вот… твист. Серьезно, а то я в клубе какие-то не те танцы выучила… Падеграс, падекатр, вальс-бостон… А их теперь нигде не танцуют.

М а к с и м. Дай я тебя поцелую.

М а р и н а. Зачем? Нет, пожалуйста, конечно, что мне жалко, что ли… (Потянулась к нему, подставляя щеку.)

Максим вскочил и от какого-то отчаяния с досадой, но не сильно стукнул ладонью по ее голове.

М а к с и м. Вот тебе и падеграс.

М а р и н а. Я тебе серьезно говорю — научи меня этот твист танцевать. (Встала напротив Максима.) Это надо как-то присесть… вот так ноги расставить. А вот как дальше, я не знаю. А может, ты сам не умеешь?

М а к с и м (мрачно). Умею. Вот так. В такт музыки, как будто носком одной ноги растираешь окурок, а руки… да нет, тоже в такт… вот видишь, как будто полотенцем спину трешь… так, так… «твист, твист, твист». (Воодушевляется.)

На сцену выходит А р к а д и й.

А р к а д и й. Вы мне надоели. Я пойду на часок пройдусь. Чтобы к моему приходу были… на «ты». Слышала, Марина?

М а к с и м. А Сенька и… эта?

А р к а д и й. Я их на улице встречу. Все. (Ушел. Вернулся.) Кстати, я завтра уезжаю. Так что учти, Максим, о тебе заботиться здесь будет некому. (Снова ушел и второй раз не вернулся.)

М а р и н а (неуверенно, но озабоченно). Мне что, раздеваться?

М а к с и м. Я тебе рукой махну. Знаешь, как кричат… (Орет, подражая какому-то очень деловому призыву.) «Давай!» И вот тогда разденешься. Или вот — «Майна-вира».

М а р и н а. Пододвинь сюда лицо. Нет, нет, ближе. (Рассматривает его лицо очень подробно.) Ты на зайца похож.

М а к с и м. Жалко. Хотелось бы походить на что-нибудь более крупное.

М а р и н а. А что такое «вечная красота»?

М а к с и м. А хрен его знает. Термин такой.

М а р и н а. А ты серьезно можешь говорить? Или это неприлично?

М а к с и м. Прилично, прилично… Но скучно. А может, просто еще рано. Еще наговорюсь серьезно… Представляешь — муж, жена сидят вечером, пить она ему не разрешает, спать рано… вот и сидят и ненавидят друг друга. А может, и навидят. Откуда я это знаю? Дай бог еще разойдутся. А скорее не разойдутся — чего шило на мыло менять?..

М а р и н а. А чего ты чуть не плачешь? Стесняешься?

М а к с и м. Кого мне стесняться? Тебя, что ли? Я — талантливый… Мне все можно. Я очень талантливый. Иногда сам удивляюсь, откуда у меня в голове что-то берется…

М а р и н а. Вот и плачешь?

М а к с и м (покорно). Вот и плачу.

М а р и н а (тихо). Мне тебя жалко.

М а к с и м. Еще этого не хватало. Ты коров жалей, когда их на бойню гонят. Кожа у них толстая, коричневая и глаза как у Софи Лорен. И мычат они, как быки…

М а р и н а. Ты, может быть…

М а к с и м. Ну что рот открыла? Язык виден.

М а р и н а. Закрыла. А ты никуда не уезжаешь?

М а к с и м. Никуда. Я только сплю много, вот когда меня нет, а в остальное время доступен. Приезжай, живи, вот деньги. У отца еще есть. Много. Могу сам зарабатывать. Место обеспечено, буду доктором наук как минимум. Принесу общественную пользу. Может быть, попаду в учебник, как пример служения науке…

М а р и н а (хихикает, как бы защищаясь). И портрет будет смешной. Как Ампер.

М а к с и м (кричит). Ампер — не смешной! Я говорю серьезно. Слушай меня, дура. Не хвастайся здесь своей коровьей гармонией. Жить на свете отчаянно трудно.

М а р и н а. Я это понимаю. В уме.

М а к с и м. Приезжай, живи, живи здесь… Я действительно говорю.

М а р и н а (тихо). Я, кажется, тебя действительно смогу… полюбить.

М а к с и м. Вот этой вот… как ее… бог рог которой не дает…

М а р и н а. Ты знаешь, я один раз курицу резала. Живую. А она на меня смотрит. А я ее все бью и бью ножом, и все руки в крови… А она на меня все смотрит и смотрит… (Вдруг, упав головой на руки Максима, рыдает.)

М а к с и м. Вот видишь. Ничего ты больше и не знаешь. Видите ли, она курицу резала… (Кладет ей ладонь на волосы и гладит небрежно, но оторвать руки не может.) А мне, может быть, и неинтересно, как ты курицу резала.