Серебряное зеркало и другие таинственные истории
Шрифт:
Но вместе с тем опаздывать — это так в духе Марсдена!
Когда он показался из-за угла улицы и направился в сторону Ромарина, тот его сначала не узнал. Он не думал заранее, каким ожидает увидеть Марсдена, но к тому, что предстало перед ним, Ромарин готов не был. И дело было не в топорщащейся серой бороденке, настолько короткой, что, казалось, она сама не знает, борода ли она или просто щетина; не в фигуре и не в осанке — одежда легко меняет все это, а одежда человека, который шагал навстречу к Ромарину, говоря прямо, была обтрепанной; нет, не в этом… Ромарин не знал, что именно такого было в приближающемся человеке, что на миг не нашло отклика в его памяти. Марсден был уже в полудюжине ярдов
Но при звуке его голоса случилось то же, что произошло, когда часы пробили семь. Ромарин внезапно поймал себя на чувстве нетерпеливого ожидания, сосредоточенности и затем вновь ощутил удивительное удовольствие от точности своей памяти. По крайней мере, голос Марсдена остался прежним; как в былые дни — немного завистливый, полный сарказма, с готовностью принимающий низменное понимание произносимых слов, а к более возвышенным мыслям выражающий пренебрежительную неприязнь. Это стало завершающим штрихом к картине прошлого, которая началась с боя часов, дверного молотка, стайки труб и щели в камне мостовой.
— Что ж, мой многоуважаемый академик, мой…, — зазвучал голос Марсдена через театральных грузчиков…
— Один момент, если позволите, господин хороший, — прозвучал другой голос.
На секунду раскрашенный картон декорации отгородил их друг от друга.
В это мгновение с Ромарином и случилось то самое происшествие, тот самый несчастный случай. Если его природа передана такими условными словами, то только потому, что описать его по-другому невозможно. Это происшествие — расшифрованный код, который можно восстановить до первоначального вида, что Ромарин впоследствии и сделал.
Взяв Марсдена под руку, художник вошел в ресторан. Он заметил, что, хотя вид с улицы сохранил некоторые черты былых дней, внутри ресторан стал совершенно другим. Дешевые сверкающие настенные зеркала, не дающие определить истинный размер помещения, Амуры и пастушки, нарисованные очень аляповато, как на повозках продавцов мороженого, вешалки для шляп и вентилятор с четырьмя лопастями, медленно приводящий в движение воздух в дальнем углу комнаты — все это не отличалось от доброй дюжины подобных заведений в округе. В меню на желатиновых карточках говорилось, что здесь можно поужинать по выбору `a la carte или за общим столом table d’h^ote за два шиллинга. Однако Ромарин выбрал это место для ужина не из-за кухни, и не из-за обслуживания.
Он сделал знак официанту, подбежавшему помочь ему снять пальто, что нужно сначала подойти к Марсдену; но тот, буркнув «не надо», уже справился сам. Краем глаза увидев показавшуюся подкладку его пальто, Ромарин понял, почему Марсден не подпускал к себе официантов. Он почувствовал укол совести от того, что его собственное пальто было с пушистым воротником и шелковой подкладкой.
Они присели за столик в углу недалеко от крутящегося вентилятора.
— Ну теперь можно и поговорить, — сказал Ромарин. — Я очень, очень рад видеть тебя, Марсден.
Перед собой он увидел злое лицо с морщинистым лбом и нестриженными серо-стальными волосами, торчащими над ушами. Это немного неприятно удивило Ромарина; он едва ли ожидал увидеть некоторые черты, настолько обостренные временем. Лоб самого Ромарина был высоким, гладким, открытым и благородным, а борода окаймляла лицо широкой серебряной полосой.
— Рад, говоришь? — произнес Марсден, когда они сели друг напротив друга. — Ну, я тоже рад — что меня видят с тобой. Это малость оживит доверие к моему счету. Вон там парень, уже узнал тебя по твоими фотографиям в газете… Думаю, можно…
Он едва заметно махнул
рукой. Марсден решил, что можно заказать джин и горькую настойку. Ромарин сделал заказ для него, но сам воздержался. Марсден одним глотком выпил аперитив; затем, взяв булку, разломал ее на куски и — Ромарин помнил, что в былые дни Марсден всегда так ел хлеб — начал кидать эти маленькие кусочки в рот. Раньше эта привычка страшно раздражала Ромарина, теперь… что ж, жизнь некоторых из нас щадит больше, нежели других. Не стоит винить таких людей, если они опускают руки. Бедный старина Марсден… Но вот принесли суп, и это прервало размышления Ромарина. Он почитал меню, напечатанное фиолетовым шрифтом, заказал несколько сменяющих друг друга блюд, и несколько минут двое мужчин провели в тишине.— Ну что ж, — наконец сказал Ромарин. отодвигая тарелку и вытирая салфеткой свои белые усы, — ты до сих пор романтик, Марсден?
Марсден, сидевший с салфеткой, заткнутой за пуговицы поношенного жилета, с подозрением взглянул на Ромарина поверх стакана с остатками джина и горькой, который уже было подносил к губам.
— Что? — спросил он. — Слушай. Ромарин, давай не будем вскрывать гробы воспоминаний лишь из-за необходимости поддерживать беседу. Может, твои воспоминания и приятны, но я не привык тратить много времени на свои. Лучше приобретать новые… Выпью-ка виски с содовой.
Принесли виски, довольно много; Марсден, кивнув, сделал большой глоток.
— На здоровье, — произнес он.
— Спасибо, — ответил Ромарин, одновременно заметив, что такой ответ, хоть и соответствовал пожеланию Марсдена по краткости, был не тем, что он намеревался сказать.
— За твое здоровье, — поправился он. Последовала короткая пауза, во время которой принесли рыбу.
Ромарин надеялся совсем на другое. Он желал примирения с Марсденом, а не просто позволения заплатить за его ужин. Однако если Марсден не изъявлял желания говорить, сложно было противиться. Действительно, он спросил Марсдена, все ли еще тот романтик, в большей степени ради поддержания разговора; но то, что Марсден тут же на это указал, не вдохновляло на дальнейшую беседу. Ромарин и раньше, и сейчас, когда думал об этом, не мог сказать, что именно подразумевал Марсден под словом «романтика», так часто им употребляемым. Он знал только то, что эта вера в «романтику», что бы это ни было, исповедовалась им с некоторым вызовом, так, будто он искал ссоры или гибели в каком-нибудь опасном предприятии. Из-за жестокости, с которой оно отстаивалось, это убеждение казалось Ромарину пустым… Но на самом деле, дело было не в том, и не в другом. Важным было сразу же спасти эту беседу, которая началась не очень-то удачно. Чтобы спасти ее, Ромарин наклонился над столом в Марсдену.
— Будь таким же дружелюбным, как и я, Марсден, — произнес он. — Уж извини, но думаю, что если бы ты был на моем месте и я увидел бы в тебе искреннее желание помочь, какое есть у меня, то я бы воспринял его правильно.
Вновь Марсден поглядел на собеседника с подозрением.
— Помочь? Помочь как? — резко спросил он.
— Это как раз то, что я хотел бы услышать от тебя. Например, ты, вероятно, все еще работаешь?
— О, моя работа! — Марсден с презрением махнул рукой. — Попробуй что-нибудь другое, Ромарин.
— Ты ничем не занимаешься?… Ну что ты, я не такой плохой друг, и ты как никто другой поймешь это.
Но Марсден сделал ему знак остановиться.
— Не так быстро, — сказал он. — Давай-ка для начала посмотрим, что ты имеешь в виду под помощью. Ты действительно хочешь сказать, что не прочь бы давать мне в долг? Я сейчас именно так понимаю помощь!
— Тогда ты сильно изменился, — произнес Ромарин, однако, сам подумал в глубине души, действительно ли Марсден изменился в этом отношении.