Серебряное зеркало и другие таинственные истории

Марсден захохотал.

— Ты ведь не думал, что я не изменился, не так ли? — он внезапно наклонился вперед. — Это ошибка, Ромарин, большая ошибка.

— Что ошибка?

— Эта наша… встреча. Крупная ошибка.

— Я надеялся, что нет, — воздохнул Ромарин.

Марсден вновь наклонился к нему, сделав другой жест, очень знакомый Ромарину. В руке у него был кухонный нож — лезвием вверх — и он постукивал им по столу, подчеркивая важность какой-либо мысли.

— Говорю тебе, это ошибка, — вертя нож, повторил он. — Нельзя вновь вскрывать прошлое таким образом. Ты на самом деле, не хочешь ворошить все, а лишь некоторые вещи. Ты хочешь копаться, выбирать между воспоминаниями, одобряя или осуждая. Должно быть, где-то во мне есть какая-то черта, которую ты ненавидишь меньше остальных — между прочим, ума не приложу, что это; и ты хочешь обращать внимание только на эту черту и закрыть глаза на остальное. Так не получится. Я не позволю. Я не дам тебе так копаться в моей жизни. Если хочешь вспоминать, вспоминай все или вообще ничего. И я хочу выпить еще.

Он положил нож на стол со стуком. Ромарин обратился к официанту.

На лице Ромарина отражалась боль… Он не отдавал себе отчет, что до этого смотрел на Марсдена свысока, с чувством превосходства. Но Ромарин вновь сказал себе, что нужно проникнуться пониманием. Те люди, которые не вышли победителями из схватки с жизнью, легко подвержены обидам, как сейчас Марсден; все же, это тот же самый Марсден, человек, с которым Ромарин хотел примириться.

— Ты не справедлив ко мне, — произнес он негромко.

Вновь нож поднялся в воздух, и его острие приблизилось к Ромарину.

— Нет, справедлив, — слегка возвысил голос Марсден и указал на зеркало в конце стола. — Ты знаешь, что преуспел, а я, по всей видимости, нет. Нельзя, взглянув в это зеркало, не заметить этого. Но я следовал своей дорогой не менее последовательно, чем ты. Моя жизнь принадлежала всегда только мне, и я не собираюсь извиняться за нее ни перед кем на свете. Более того, я ей горжусь. По крайней мере, насчет нее у меня всегда было определенное намерение. Поэтому я считаю, что очень справедливо указать на это, когда ты говоришь о помощи.

— Возможно, возможно, — немного печально согласился Ромарин. — Больше, нежели что-либо еще, все усложняет твой тон. Поверь, у меня нет иных намерений, кроме дружеских.

— Нееет, — протянул Марсден задумчиво, решая что-то и, наконец, допуская истинность слов Ромарина. — Нет, я верю. А ты обычно получаешь то, на что нацелился. Ах, да, я следил за твоими успехами — взял себе за правило наблюдать за твоим восхождением. Порой было трудновато, но ты забрался на самый верх. Ты из таких… Твоя судьба, она у тебя на лбу написана!

Ромарин улыбнулся.

— Ха, это что-то новенькое! — произнес он. — Если мне не изменяет память, раньше у тебя не было обыкновения рассуждать о судьбе. Погоди минутку… Ты скорее говорил что-то о воле, страсти, насмешке над невозможностью чего-либо, над авторитетами и так далее, и тому подобное… Не так ли? И всегда было подозрение, что ты совершал поступки скорее из теоретических убеждений, нежели исходя из своих желаний.

Беспристрастный наблюдатель сказал бы, что эти слова почти попали в точку. Марсден собирал ножом крошки разломанного хлеба. Он составил из них квадрат, затем отрубил углы. Только когда крошки приняли ту форму, какую ему хотелось, он поднял на Ромарина мрачный взгляд.

— Оставь эту тему, Ромарин, — резко сказал он. — Брось. Забудь. Если я тоже начну вспоминать, мы вспорем друг другу брюхо. Чокнемся стаканами — вот так — и забудем.

Ромарин на автомате протянул свой стакан, но его тревожили путанные мысли.

— Вспорем друг другу брюхо? — повторил он.

— Да. Забудем.

— Вспорем друг другу брюхо? — вновь повторил Ромарин. — Ты меня поставил в тупик.

— Что ж, возможно, я неправ. Я только хотел предупредить тебя, что в свое время на отважился на множество поступков. А теперь оставим этот разговор.

У Ромарина были изящно очерченные карие глаза, а над ними дугой изгибались восточные брови. И вновь эти острые глаза заметили необыкновенно злой взгляд человека, сидящего напротив. Глаза Ромарина были полны недоверия и любопытства, и он пригладил свою серебристую бороду.

— Оставим? — медленно произнес он. — Нет… Давай продолжим. Я хочу услышать больше.

— А я бы предпочел еще выпить в мире и спокойствии… Официант!

Оба мужчины откинулись на спинки стульев, наблюдая друг за другом. «А ты все такой же скользкий старый черт», — подумалось Ромарину. Марсден же, по-видимому, думал только о виски с содовой, которые должен был принести официант.

* * *

Ромарин всегда искоса глядел на людей, которые, не моргнув глазом, могли вслед за джином с горькой настойкой выпить три-четыре стакана виски с содовой. Это говорило о том, что его собеседник бывалый выпивоха. Марсден упросил официанта оставить бутылку и сифон с содовой на столе и уже смешивал себе ядреный напиток.

— Ну, раз уж ты продолжаешь, то… За старые добрые дни! — сказал он.

— За старые добрые дни, — повторил Ромарин, глядя как его собеседник допивает до дна.

— Странно это… Оглядываться назад, через все эти годы, правда? Что ты чувствуешь?

— Что-то смешанное, кажется. Обычные чувства: удовольствие и сожаление вместе.

— Так у тебя есть сожаления?

— О нескольких вещах, да. Ну, к примеру, о нашей драке, Марсден, — засмеялся он. — Вот поэтому я и выбрал старое место.

Он оглядел сияющий новый интерьер вокруг.

— А ты случайно не помнишь, из-за чего все разгорелось? Я — очень смутно.

Марсден бросил на него долгий взгляд.

— И только?

— Ну я помню кое-что. Подозреваю, в основе лежала эта твоя идея-мыльный пузырь о «романтике». Расскажи мне, — улыбнулся Ромарин, — неужели ты действительно думал, что жизнь можно прожить по безумным правилам, которые ты имел обыкновение провозглашать?

— Свою жизнь я прожил именно так, — спокойно ответил Марсден.

— Ну наверно, не в прямом смысле?

— В прямом.

— Ты хочешь сказать, что не вырос из этих идей?

— Надеюсь, нет.

Ромарин вскинул голову.

— Так, так, — пробормотал он недоверчиво.

— Что «так, так»? — тут же потребовал объяснений Марсден. — Но, конечно, ты никогда не знал и не узнаешь, что я имел в виду.

— Под романтикой?… Да, надо признаться, не знал. Но насколько я понимаю, это похоже на что-то, что началось с аппетита, а закончилось пресыщением и диабетом.

— Не по-философски? — спросил Марсден, взяв в руки кость цыпленка.

— Крайне не по-философски, — подтвердил Ромарин, качая головой.

— Что ж, — хмыкнул Марсден, обдирая мясо с кости. — Да, думаю, она приносит иные плоды.