Серебряный город мечты
Шрифт:
— Димо! Вы пришли!
Она покачивается.
Хватается за мои руки, чтоб их сжать, вцепиться с силой.
— Я… я думала… я так боялась, что вы не приедете, а вы приехали, вы здесь! Господи, Димо, вы… вы не представляете! — Агнешка бормочет, спешит, обрывая себя же и глотая окончания слов, сбиваясь на немецкий. — Он бы убил её. Он убил уже Герберта. Если бы вы не приехали сегодня, то он убил бы и Диту.
— Войцех? — я спрашиваю быстро и уже сам хватаю её, за плечи, чтобы слегка встряхнуть, оборвать поток сумбурной речи. — Герберта убил его помощник?
— Вы… вы знаете? — глазами она хлопает ошеломленно.
И приходится сдержаться.
Не заматериться
— Зачем? Почему он приказал позвонить мне именно сегодня?
— Я… я не знаю, — головой Агнешка качает отрицательно, всхлипывает, и слёзы в её глазах набегают как-то враз, стоят, грозя по щекам покатиться. — Он пришел утром и дал ваш номер. И сказал быть убедительной, чтобы вы приехали. Простите. Он забрал Диту. Я хотела уехать к родителям, когда пана Герберта сож… убили. Дита сказала, что дядя Войцех привел пана Герберта домой очень уставшим, он её не видел. А она их видела и мне рассказала. Пожарным и полиции не сказала, а мне потом сказала. И я поняла. Надо было бежать, только мы не успели. Он догнал нас в поезде. Я думала уже всё, мы сбежали, а он догнал. Рядом сел. И забрал Диту. Нет, не сразу, мы вместе сначала были, тут, в доме, а потом он её забрал. Он… он ведь не убил её, да? Моя дочь ведь жива, да?
— Утром он что-то ещё говорил?
Её вопрос я пропускаю.
И белые, судорожно сжатые пальцы не замечаю.
— Я же сидела тихо, не высовывалась, как он и говорил. И вам позвонила. И вы приехали, — она говорит лихорадочно, отчаянно, о своём. — Он не должен её убить, верно? Скажите, что он не убил её! Я же сделала всё, что мне приказали!
— Мы сейчас пойдем в полицию, — я соображаю, только вот соображается плохо, а телефон не вытаскивается, и ругается между словами очень матерно. — И там вы всё расскажете. И покажете дом, где живете.
— Нет, нет, я не могу. Я…
— Можете, — я обрубаю зло.
Потому что Север не отвечает.
Мать его…
— И давайте, вспоминайте любые мелочи, детали, — я требую.
И к выходу, хватая её за локоть, практически волоку.
Агнешка же, шмыгая носом, жалобно всхлипывает, вспоминает, кажется, послушно:
— Войцех сказал, звонить вам в два часа. Он несколько раз повторил, что надо позвонить в два часа, но я не смогла так долго ждать, понимаете? И я подумала, что может даже лучше будет, если раньше.
Будет, обязательно будет.
А если ответит Север или Йиржи, то будет совсем замечательно.
— И этот сад, я пока вас ждала, подумала, что не случайно. Он символично выбрал, в насмешку. Сад цветочный, как имя вашей девушки. А в ротонде, под потолком, сцены похищения. Зевс крадет Европу, обратившись в быка. Плутон забирает Прозерпину. Кентавр похищает дочь царя Энея. Ганимеда…
— Мальчишка у морга. Дневник вы передали? — я бросаю, чтобы отвлечься.
Не думать про «племянника».
Мою девушку, у которой цветочное имя и которая на звонки не отвечает.
— Откуда… да, — она, слегка запнувшись, соглашается поспешно, продолжает тараторить на жуткой смеси чешского и немецкого, и смесь эта понимается через слово. — Я нашла его у себя, я собирала вещи и нашла. Я видела несколько раз эту книгу у пана Герберта. Он хороший человек… был, и Диту любил, сидел с ней, когда я просила. Мы общались. Он рассказывал про серебряный город, кукол и сокровище Вальберштайнов. Только последнее время не рассказывал и не заходил, он был чем-то обеспокоен. И с Войцехом они ругались, я слышала, а Дита тогда испугалась. Пан Герберт в тот вечер спустился к нам с этой книгой и сказал, что я должна отдать
её Кветославе Крайновой. Он показал фотографию. Если она приедет. Если с ним что-то случится. Я тогда не поняла, я даже рассердилась, что он говорит какие-то глупости. И испугалась, что он начал выживать из ума. А потом пожар. И вы. Я услышала, как вы ту девушку зовете и вообще… Либерец — небольшой город, я узнала, что вы собрались пойти в морг и послала Радека, соседский мальчик. Он с Дитой дружат. Она…Она сбивается на вопросы про дочь.
Спрашивает и отвечает сама себе, рассуждает.
Пока мы идем, петляем по дорожкам Цветочного сада, почти бежим по главной аллеи парка, которая заканчивается как-то вдруг, как и сам парк. Мы же оказываемся на улице, среди каменных домов и асфальтовых дорог, что после зелённых коридоров сада другим измерением кажутся.
Впрочем, то лирика.
А я звоню в который раз Север.
— Дим? — Ветка всё же отвечает, спрашивает громко. — Что случилось? Ты пять раз набрал. Алло… Проклятье, а не связь! Дим, тут ловит плохо. И шумно. Я тебя не слышу. Алло… У нас все хорошо, слышишь?!
— Слышу, — я выдыхаю и даже локоть Агнешки отпускаю, торможу. — Я скоро приеду. Не отходи ни на шаг от Йиржи, поняла?
— Да, я поняла. Ты представляешь, тут Любо… — Север не договаривает.
И короткие, пульсирующие, гудки я пару секунд слушаю.
Мне нужно в Кутна-Гору, срочно.
И поезд, собирающий все остановки и пересадки, не подойдет.
— Где здесь можно арендовать машину?
— Машину? — Агнешка переспрашивает, морщит лоб, который пальцами тут же трет, крутит головой по сторонам. — Машина! Я… я могу дать вам ту, на которой приехала. Дом в пригороде, далеко, а транспорт…
— Отлично, — я бормочу себе под нос, иду следом за ней вдоль припаркованных у обочины автомобилей, — просто восхитительно.
— Что?
— Того, — я хмыкаю, кажется, нервно, разворачиваюсь к ней. — Ты сейчас пойдешь в полицию и всё им рассказываешь. И попытаешься дозвониться вот по этому номеру. Дай телефон. Его зовут Теодор Буриани, ему ты тоже всё расскажешь и скажешь, что… что Войцех идет за Кветославой Крайновой.
И очень повезет, если ищет он её пока в Праге.
Мы ведь из квартиры чёрным ходом и, что называется, задними дворами выбирались. И проследить куда уехала Север, он не мог.
Надеюсь.
Очень, мать его, надеюсь.
— Я не пойду. Он узнает, — головой Агнешка мотает отчаянно, тормозит, не давая сесть в машину, удерживает. — Димо! Он предупреждал, что если я сунусь в полицию, то буду умирать дольше пана Герберта. А его… долго… он говорил и…
— Он тебя запугивал, — я произношу проникновенно, отцепляю от себя её руки, чтобы в кулаки холодные пальцы сжать, накрыть своими руками. — Послушай меня, тебе нельзя возвращаться в тот дом. Если Войцех вернется, то убьет тебя. Никто не оставляет свидетелей, а ты знаешь слишком много. Ты должна пойти в полицию, чтоб спасти и себя, и дочь. Это единственный шанс выжить.
— А ты?
— А я поеду к Вете. Ему сейчас нужна она, — я отвечаю через силу.
Всё же сажусь в машину, чтоб дыхание задержать, а после выдохнуть. Надо… надо дышать и не слушать поселившийся в ушах горячий и протяжный звон, грохот крови и призрачный скрежет металла.
Крик Алёнки, последний.
Я… я смогу.
Мне надо к Север, мне как можно быстрее надо добраться до неё, опередить Войцеха, у которого времени было много, он мог уже успеть понять, где она. Он уже может ехать в Кутна-Гору или быть там, наблюдать среди толпы за Север и удобный момент выжидать.