Серебряный змей в корнях сосны

– Конечно, конечно, – зачастил встречающий их пожилой сухопарый мужчина, назвавшийся деревенским главой по фамилии Ито. – Сейчас все будет в лучшем виде, господа оммёдзи. Сейчас все будет. Не извольте беспокоиться.

При этом беспрестанно кланялся, однако Хизаши удалось пару раз заглянуть ему в лицо. Длинное и болезненно серое – похоже, этого бедолагу терзает давний недуг или тревога, не дающая спать по ночам. Своими наблюдениями Хизаши, конечно, ни с кем не поделился и молча проследовал за деревенским главой сквозь пустое селение.

В такой ливень никто не стал бы выходить из дома, даже собаки притихли в своих конурах. Ито-сан держал над Кентой зонт, интуитивно выделив его как более значимую персону, нежели остальные, ведь грамота из Дзисин была у него. Хизаши, Мадоке и Сасаки пришлось мокнуть до самого порога дома, который освободили специально для них.

– Что за хибара? – не стал сдерживаться Хизаши и укоризненно ткнул в покосившуюся крышу пальцем. – Вы хотите, чтобы нас похоронило до начала работы?

Ито вдруг рухнул на колени и распластался в жидкой грязи, вытянув перед собой руки.

– Простите, господин оммёдзи! В деревне нет других свободных мест! Для Суцумэ настали тяжелые времена…

Кента ринулся поднимать причитающего главу, а Арата поднял упавший зонт, отряхнул и поднял над его головой.

– Не будем обсуждать это сейчас, – сказал Кента, и стало ясно, что потом они об этом обязательно поговорят. – Мы с благодарностью переночуем здесь, Ито-сан. Спасибо вам за заботу.

В животе у Мадоки снова заурчало. Он сконфуженно накрыл его ладонью и попятился.

– Я распоряжусь, чтобы женщины принесли свежего риса и саке, – оживился глава, которому не терпелось сбежать от важных гостей.

– Подождите, – остановил его Кента. – Кто-то может ввести нас в курс дела?

– Ааа… Моя дочь…. Да, моя дочь справится.

Больше Куматани не стал его держать.

Внутри жилище оказалось совсем заброшенным, циновки пропитались пылью, из щелей в стенах сквозило холодом, стропила под крышей поскрипывали от ветра снаружи, песок в очаге-ирори в центре был холодным и темным. Сасаки достал огненный офуда, и картина стала яснее и оттого еще печальнее.

– Здесь сто лет никто не жил, – Хизаши брезгливо поморщился. – Гадость.

– Чистоплюй, – фыркнул Мадока, бросил узел с вещами на пол. – Скажи еще, что не ляжешь на футон, будешь спать стоя, как лошадь.

– Если футон такой же грязный, как твой язык, то мне и стоя удобно.

Пока они препирались, Кента разжег огонь в очаге, и Хизаши нарочито повернулся спиной к Мадоке и лицом к теплу. Он не любил холод, не любил сырость, но первыми в списке стояли люди, особенно такие скользкие, как этот деревенский глава Ито.

– Ты странно смотрел на старосту.

Куматани закончил раздувать пламя и теперь пристально изучал Хизаши.

– Он мерзкий. И лжец.

– С чего ты это взял?

– Он специально поселил нас в самой ветхой хибаре, чтобы показать, как в деревне все плохо. А вот сам Ито-сан не бедствует. Как и вся деревня, насколько я могу судить.

Мадока перестал копошиться, раскладывая тонкий вонючий футон подальше от сквозняков, и подошел к очагу.

– А ведь Мацумото прав.

Они переглянулись, и Хизаши нехотя кивнул ему.

– Ограждение.

– Именно, – Мадока пояснил специально для ничего не понимающего Араты, все еще стесняющегося принимать участие в общих обсуждениях. – Забор вокруг деревни довольно новый, построен на совесть, ворота крепкие, а караульные больше похожи на солдат, чем на крестьян.

– Откуда у бедной деревеньки столько средств на охрану, да и зачем она им понадобилась? – продолжил Хизаши. – Разве не лучше было бы потратить деньги на тот же рис для всех голодающих?

– Но зачем деревенскому главе нам лгать? – удивился Кента.

– Чтобы выпросить скидку?

– Оплату все равно берем не мы, а люди из местного управления Дзисин, так что давить на жалость нет смысла.

– Может… – вдруг подал голос Арата и смущенно замолк.

– Говори уже, смелее, – подбодрил его Кента.

– Староста мог и не лгать о бедности. Просто… Ограда вокруг деревни могла быть нужна из-за угрозы войны или… Или если деревенские готовились защищаться от чего-то другого.

Мадока ударил кулаком по раскрытой ладони.

– Да! А потом у них не вышло, и они пригласили нас.

Хизаши громко фыркнул:

– А ты не такой идиот, каким выглядишь.

– Ребята, прекратите, – попросил Кента. – Мы должны быть командой, в этом смысл задания, которое нам поручили.

– Я бы предпочел работать в одиночку, – ответил Хизаши. – На крайний случай, тебя бы вполне хватило для подстраховки.

– В одиночку работают только мастера, а мы и года не отучились.

Разговор прервался стуком в дверь. Куматани впустил в дом юную девушку с завернутым в узел бэнто.

– Меня зовут Ито Марико, – она низко поклонилась, не поднимаясь с колен, – отец послал меня накормить вас и ответить на вопросы. Пожалуйста, спрашивайте.

Горячий рис гораздо больше интересовал Мадоку, нежели детали загадочных событий в Суцумэ, и он голодным взглядом уставился на Кенту.

– Хорошо, – кивнул тот, – сначала поужинаем. Марико-тян, присоединишься?

Она замотала головой, и пока они раскладывали рис по глиняным мискам, с любопытством изучала колдунов, о которых наверняка слышала много пугающих историй. Ее взгляд нет-нет, да останавливался на шее Куматани, которую оборачивала нитка агатовых бусин. Вероятно, в женских глазах это делало Кенту интересным, и Марико терзалась от любопытства и одновременно стеснения. Хизаши больше по вкусу были ее неподдельные эмоции, нежели переваренный рис, утративший весь свой вкус. Разве что саке было отличным. Марико подсела к нему поближе и подлила еще.

– Вы приехали из столицы? – спросила она. – Вы видели сёгуна? Какой он?

– Вообще-то наша школа… – начал Кента, но Мадока подмигнул ему и выпятил грудь перед красавицей.

– Сёгун лично хвалил нас… нашу школу за защиту невинных людей от сил зла.

– Значит, вы и императора видели! А правду говорят, что наш тэнно [15] давно мертв, а на его месте сидит деревянная кукла?

Марико простодушно распахнула глаза, внимая каждому слову Мадоки, так что тому сделалось стыдно за свое наглое вранье.

15

Тэнно – буквально означает «небесный государь», используется по отношению к императору.