Сергей Сергеевич Ольденбург 1888-1940

В середине мая в Париже состоялась вторая конференция НМС, под председательством Н.В. Савича. На ней была принята идеологическая декларация о принципах правовой монархии. В ЦК НМС были избраны Н.Н. Шебеко, Н.В. Савич, Е.П. Ковалевский, Вл. Гурко, С.С. Ольденбург, Н.Н. Львов, Л.И. Львов, Л.И. Новосильцев и др. Потеря главенства С.С. Ольденбурга сразу дала о себе знать. Конференция постановила отказаться от признания лидерства ВМС. Только по настоянию правого крыла НМС было внесено в резолюцию дополнение «о готовности работать с ним дружно». Однако это желание С.С. Ольденбурга не будет исполнено новым правлением НМС.

25 мая С.Л. Франк в Берлине читал доклад «О консерватизме и радикализме – истинном и ложном». Ольденбург принимал участие в прениях, а также правый А.М. Масленников, евразиец Н.Н. Алексеев, социалист Ст. Иванович. Направление доклада соответствовало содержанию сочинения Франка «Крушение кумиров» о несостоятельности прежних идеологических систем. Реплики Ольденбурга не приведены в газетном отчёте.

В «Руле» 31 мая появилась письмо в редакцию С.В. Маркова, озаглавленное «О попытках освобождения царской семьи» в ответ на хвалебную рецензию милюковских «Последних Новостей» о книге следователя Н.А. Соколова. С.В. Марков объяснял, что, отправленный в Тюмень по заданию А.А. Танеевой и Н.Е. Маркова, вступил в тюменский красный эскадрон в целях конспирации, а не по приказу Б. Соловьёва. С.В. Марков, вернувшись из Тюмени, где ему угрожало разоблачение, обратился в немецкое консульство в Петрограде с типичными для многих верноподданных ходатайствами за Царскую Семью (когда Екатеринбургское злодеяние уже совершилось). Тем самым выявлялась полная несостоятельность обвинений в адрес русских монархистов от Н.А. Соколова и его сторонников в леволиберальной прессе. Необходимые объяснения по этому поводу С.В. Марков уже давал в 1921 г. П.П. Булыгину, помощнику Соколова.

Книге следователя Н. Соколова, кроме «Еврейской Трибуны», обрадовались практически все левые газеты, пересказывая наиболее недостоверные части его публикации, направленные против русских монархистов [Книжник «Тень Распутина (по материалам Соколова)» // «Сегодня» (Рига), 1924, 8 апреля, с.2].

Основной обзор для последнего номера «Русской Мысли» 1924 г. С.С. Ольденбург заканчивал ещё к 1 апреля, но ещё через два месяца задержки 26 мая пришлось дописывать прибавление про 13-й съезд РКП: «крушение надежд на “эволюцию” становится всё очевиднее». В Европе окончательно всё стабилизировалось: «последняя надежда Радека – хитлеровский бунт – задушен в зародыше – силами самих же правых» (как можно убедиться, идея, что большевики пользовались НСДАП как ледоколом мировой революции, очень давняя). С.С. Ольденбург также предупреждает, насколько опасна мысль об использовании с.-д. партии против большевиков. Несмотря на их ссоры, рост с.-д. ведёт к усилению левых партий в целом. «Шаг навстречу с.-д. был бы шагом к коммунизму».

В августе 1924 г. ВМС исключил из монархического движения генерала И.Н. Толмачёва, бывшего Одесского градоначальника, после опубликования им в немецкой газете клеветы на Царя и Царицу, которую, по выражению правой газеты «Старое Время», «теперь, после раскрытия всей правды, постеснялись бы написать и более добросовестные левые публицисты».

В «Руле» 7 августа печаталось письмо из Гамбурга, подписанное «Русский», о праздновании 125-летней годовщины рождения А.С. Пушкина. Оно вполне может не принадлежать С.С. Ольденбургу. Скорее всего, этот псевдоним не использовался им в «Руле», только в более правых газетах. Мотивировка у писания о событии в Гамбурге тоже самая спорная.

Не установленным является и авторство S. 17 августа в «Руле» он снова временно заступил за написание недельного обзора, что в эмиграции станет основным занятием С.С. Ольденбурга в «Возрождении». После открытой поддержки ВМС, его статьи за полной подписью уже не появлялись в «Руле», но анонимное сотрудничество могло быть взаимовыгодным, не нарушая политической репутации сторон. S. рассказывает о репарационном вопросе на Лондонской конференции. Упоминается поддержка большевиков со стороны хорватского крестьянской партии в «Юго-Славии» (позднее Ольденбург писал название страны иначе, в мае 1925 г. С. писал про «Югославию»). 24 августа S. оспаривает успехи советской дипломатии, поскольку новые соглашения с Англией малосодержательны. Разница в написании Королевства С.Х.С. даёт основания считать, что псевдонимом S. пользовался не Ольденбург.

Летом 1924 г., по воспоминаниям А.С. Гершельмана, подошли к концу средства на издание «Двуглавого Орла», о чём его предупредил А.А. Ширинский-Шихматов.

Продолжилась рассылка не поступавшего в продажу менее презентабельного еженедельного «Вестника Высшего Монархического Совета», на который эмоционально-взвинченно обрушился, занимаясь мало убедительным сведением личных счётов, военный министр Сухомлинов. «По наружному виду это какой-то жалкий листок, неопрятный не только по облику, но и по внутреннему своему содержанию. Последнее до того убого и неразумно, что на “монархический” орган не похоже» [В.А. Сухомлинов «Великий Князь Николай Николаевич (младший)» Берлин, 1925, с.99].

В.А. Сухомлинов, обладая значительным военно-политическим опытом, не употребил его в эмиграции на благотворное развитие русского монархического движения и исторического познания. Реальная справедливая ценная критика Великого Князя в воспоминаниях Сухомлинова помещена им глубоко в тень преувеличенно-неубедительных произвольных обвинений его в гибели целой Российской Империи. Подобным поведением Сухомлинов только затруднил реабилитацию своего честного имени в глазах белоэмигрантов. Вместо разоблачения совокупности лживых революционных легенд, Сухомлинов опровергает лишь те, что затрагивают его персонально. Такой подход не назвать наиболее разумным. Пример Высшего Монархического Совета и лично С.С. Ольденбурга оказывается значительно полезнее.

16 августа 1924 г. во Франции Владимир Вернадский записал возмутившее его наблюдение, как высоко русская белоэмигрантская молодёжь ставит политическую элиту Российской Империи, понимая её огромное превосходство над советскими террористами. «Сейчас ничего не знающая молодёжь идеализирует министров – точно так же, как многие честные люди, как С.С. Ольденбург, искажают истину в своей фантастической реабилитации Николая II. И эти министры последних лет – да и раньше – Горемыкин, кн. Н. Голицын, Протопопов, Щегловитов – какой ужасный подбор!» [В.И. Вернадский «Дневники 1921-1925» М.: Наука, 1999, с.170].

Прекрасно, что имена И.Л. Горемыкина и С.С. Ольденбурга оказались тут соединены для обоюдного взаимозависимого свидетельства против легкомысленных самооправданий Вернадского за его службу коммунистическому тоталитаризму. Ничего не знал о русской бюрократии и личности Святого Царя в своём учебно-интеллигентском информационном пузыре именно В.И. Вернадский, в чём сейчас легко убедиться, посмотрев перечень исторически недостоверных записей в его дневниках за годы существования Российской Империи. С.С. Ольденбург начал разбираться в том как всё было на самом деле, сопоставляя массив данных, которого прежде не было у отдельного человека. Таким способом, отделяя фактические свидетельства от революционной лжи, С.С. Ольденбург приблизился к правде, а отнюдь её не исказил.

Всестороннему историческому исследованию, начатому С.С. Ольденбургом, Вернадский противопоставил свои поверхностные эмоциональные самоощущения: «было ясно, что вокруг царя – пустое место». В том и проблема, что ослепление глупыми мифами воспринималось такими представителями партии к.-д. и соглашателями с большевиками как нечто само собой разумеющееся. Никто из врагов Императора Николая II не потрудился установить, кем же был И.Л. Горемыкин в действительности.

При написании «Царствования» С.С. Ольденбург не располагал полноценной биографией И.Л. Горемыкина и потому ограничился краткими вводными данными на 1895 г.: «считался умеренным либералом, но у него не было своей ярко выраженной программы, и он всегда оставался глубоко лояльным, но несколько пассивным исполнителем воли монарха». Проведя всестороннее изучение личности И.Л. Горемыкина, теперь следует уточнить, что репутация либерала создавалась людьми, не близкими Ивану Логгиновичу, которые недостаточно понимали его или же не разбирались в надлежащей политической терминологии. И.Л. Горемыкин никогда не считал себя либералом и таковым в действительности не являлся.

Упрёк И.Л. Горемыкину за некую небольшую пассивность может быть принят, если счесть его за опровержение легенд о лени и бездеятельности русского министра. Лучше будет определить его качества как невозмутимую устойчивость и благоразумную умеренность. Справедливым можно назвать и отсутствие у И.Л. Горемыкина какой-либо специфической личной программы, которая в чём-то расходилась бы с программой Царствования Императора Николая II. Точнее будет сказать про общую программу Николая II и Горемыкина, логически определяемую единством монархических идейных принципов. Не обладая достаточными сведениями для характеристики И.Л. Горемыкина до 1895 г., анализ его дальнейшей фактической политики за разные годы С.С. Ольденбург представит далее достаточно верно, опираясь уже не на слухи о репутации, а на фактические действия министра.