Серое братство

— Что он за человек? Ваш тайный воздыхатель или жених?

— Вы забываетесь, капитан! С чего бы вы заинтересовались им?

— Счел нужным принять вашу угрозу всерьез.

— Так вы действительно желаете на мне заработать?

— Без сомнения!

— Предупреждаю сразу: не вздумайте использовать мое имя в политических махинациях. Это опасное занятие для вас, такого не искушенного и благородного пирата!

— Я же не настолько глуп, чтобы променять палубу своего «Волнореза» на замурованную темницу или кинжал в спину! — добродушно усмехнулся капитан, не обратив на иронию ни малейшего внимания. — Мы сделаем проще: я буду держать вас в безопасном месте до тех пор, пока сам не посчитаю нужным передать в руки заказчику.

— Не трогайте моих людей! — сверкнула глазами Лация.

— Как вы прекрасны, королева! — вздохнул пират. — Я бы мог считать себя счастливым человеком, но ваше положение обязывает меня держаться подальше от такой персоны. Есть ли на свете еще один счастливчик, который добился вашего расположения, невзирая на ваши титулы и недосягаемую высоту?

— Я думаю, капитан, вы будете действительно счастливым человеком, если освободите меня и моих людей, — улыбнулась мило, насколько возможно, Лация.

Теперь улыбнулся Корс. Его нельзя было провести или разжалобить. За благодушием и маской добряка скрывался циничный и расчетливый делец, способный изменять планы и договоры по своему усмотрению. И наивные ухищрения красивой и знатной девушки не смутили его разума. Человек, который приходил к нему во время стоянки «Волнореза» в порту Ламберга, не представлял собой какую-либо силу. Это был довольно невзрачный пожилой человечек, принесший, однако, увесистый кошель с золотыми кругляшками. Его просьба была необычной, и Корс еще долго сомневался, следует браться за дело или отказаться. На побережье Крабового залива, на всем его протяжении нужно найти женщину и взять ее на корабль. Возможно, предупредил мужчина, с ней будут люди с оружием — но они не несут угрозы кораблю и команде. Главная цель — женщина. В конце концов, Корс принял золото, твердо пообещав доставить ее в Ламберг и передать в руки заказчика. Плевое дело, если не считать тысячи лиг побережья, местами скалистого и труднодоступного. Но капитан всегда считал себя везунчиком и счастливчиком. Понадеявшись на удачу, он и не удивился, когда на третий день патрулирования вдоль береговой линии смотровые доложили о бое на суше. Какие-то люди прорывались к морю. Корс решил, что среди преследуемых и должна быть та самая женщина.

— Почему вы молчите? — удивленно спросила Лация. — Мое предложение настолько затруднило вас?

— Здесь я хозяин, — мило улыбнулся Корс и на мгновение оскалился. — И предложения исходят лишь от меня. Поэтому я сейчас же даю команду поднимать паруса и идти в Мирру.

— В Мирру? Разговор шел о Ламберге!

— Я передумал, — развел руками пират. — В Мирре вы будете в безопасности.

— Что все это значит?

— Вы еще ничего не поняли, королева? — Корс перегнулся через стол и в упор посмотрел на девушку. — Пока вы болтались неизвестно где, за вашу душу развернулась настоящая война! Какие-то типы уже ждут «Волнорез» в Ламберге, чтобы взять вас в заложницы. С кем приятнее проводить время: со мной или с теми уродами? А они не стесняются пускать кровь по пустякам! Так что сидите спокойно и не сотворите глупостей!

Через два дня корабль пиратов вошел в Костяной залив, и держась подальше от берегов, чтобы быть неузнанным, пробрался до Мирры. Даже будучи в самом ужасном настроении, Лация отметила, что здесь довольно уютно. Где-то на юге едва-едва пробивались сквозь дымку остроконечные клыки горного хребта. Волны набегали на берег, нещадно подбрасывая многочисленные лодчонки вверх, а затем бережно опуская вниз. Густая зелень, чуть поблекшая от сухих ветров, лениво шевелилась на ветвях деревьев, отчего в воздухе стоял легкий шелестящий звук.

Корс дал команду спустить шлюпку на воду. Он сам решил сопровождать Лацию на берег. Вместе с ним, королевой и выторгованной ею Паком, за весла сели четверо гребцов. Они же играли роль охранников.

Шлюпка быстро домчалась до пирса. Там их уже встречали два неприятных типа с откровенно бандитскими рожами. Их похотливые глазки ощупывали в первую очередь Лацию, с ног до головы и обратно. Один — высокий и худой, с неприятно вытянутым подбородком — хмыкнул:

— Твой улов, капитан, оказался богатым! Нам бы такую рыбку!

— Поменьше на берегу сиди, — буркнул Корс.

— Предупреждаю, что вы будете отвечать за последствия! — Лация встревожилась не на шутку. Оставаться наедине с этими типами ей не очень нравилось. Совсем не нравилось. Пусть даже и Пак рядом — это не гарантия безопасности.

— Я намекнул ребяткам о правилах приличия, — вскинул руки Корс. — Они не будут баловаться. Обещаю! Гуляш, лично отвечаешь за девушку! Иначе вздерну на дереве!

— Хорошо, хозяин, — посерьезнел второй бандит, какой-то весь квадратный, с длинными нечесаными волосами, клочьями сбитыми на макушке и затылке. — Таракан любит совать нос в чужие вещи, но здесь ему наступил укорот.

— Умница, понимаешь, — Корс зловеще улыбнулся, как он это умел делать. — Давайте, валите отсюда побыстрее. На всякий случай дам ребят, чтобы сопроводили вас и эту парочку до места. А вы завтра возвращайтесь на борт. Гуляйте!

— Слушаемся, капитан! — рявкнули двое счастливцев.

— Так что, пошли? — Гуляш сжал челюсти и пошевелил плечами. — Бежать не советую. Здесь каждый третий — мой человек. Поймают — пожалеете, что родились.

«Гуляш и Таракан — не степняки, — размышляла Лация, пока их вели по извилистым улочкам Мирры, — а значит, есть реальный шанс вырваться из их лап. Только вот кто прислал за мной корабль? Не эти ведь животные?»

10

Пафлагония. Егерь

Они успели выскользнуть из города до того момента, как лорд Эйлинг перекрыл все лазейки, тропки, дороги и мелкие дыры. Не сказать, чтобы Егерь очень уж волновался по этому поводу, но лишняя задержка для выяснения личности могла оказаться губительной. Главный тракт был закупорен наглухо конницей капитана Заринга, а по обеим сторонам в дозорах стояли отряды арбалетчиков. Но Егерь перестал бы себя уважать, если такое препятствие было бы непреодолимым с его способностями. Увлекая Нислу совсем в другую сторону от Лебена, куда-то на северо-запад, кустиками, ложбинками, прикрываясь покровом ночи — Егерь сумел выйти из кольца оцепления. Теперь их путь лежал строго на север. Возле подошвы Красных Холмов он намеревался свернуть правее и нырнуть в густые дубравы Розеттского леса. Там все свое, родное. Именно возле Розетты обосновался штаб Серого Братства. Егерь рассчитывал взять коней и уже верхом пробираться в Ламберг. Путь неблизкий — за десять дней не добраться. Конечно, если бы у него за спиной не брела Нисла, за такой срок ему ничего не стоило совершить такой бросок.

После затяжных дождей наконец-то выглянуло солнце, уже слишком слабое, чтобы согреть мокрую землю своим угасающим теплом. Осень надвигалась неумолимо и вполне зримо. Ее присутствие ощущалось утренними заморозками, налетом инея на траве и листьях деревьев. Кутаясь в плащи, подбитые мехом, Егерь и Нисла упорно продвигались к Холмам. И как только на горизонте замаячили лесистые вершины, подернутые глубокой синевой, они резко изменили направление.

Еще через два дня они быстро пересекли старую дорогу, ведущую с Красных Холмов в Глинт. Можно было рискнуть и пробраться в город с этой стороны, но по многочисленным слухам, в Глинте стоял крупный отряд головорезов-патриканцев, командиром которых был Леггер — отъявленный душегуб и развратник. Егер имел все основания опасаться за жизнь Нислы. Стрелы меткой девчонки не спасут. Фарогар преодолел соблазн обзавестись лошадьми. Розетта манила кажущейся безопасностью.

У Нислы вдруг возникло подозрение, что за ними кто-то неотступно идет. На привале возле лесного ручья девушка поделилась своими мыслями.

— Словно небольшой зверек, все время кругами ходит, когда просыпаюсь ночью. Сопит, пыхтит, но не приближается к костру.

— И когда ты его почувствовала? — усмехнулся Егерь.

— Уже три дня. Выбирались из Лебена — такого не было.

— Он сел на хвост четыре дня назад, — задумался Егерь. — Если бы я был уверен, что Лебедь знает о моем намерении покинуть город — сказал бы, что это его человек. Я старался исчезнуть быстро. Неужели старый хрыч пронюхал что-то?