Сероводород
Шрифт:
Геннадий повернулся к примолкнувшим охранникам:
– Что не так?
– У начальника фамилия Харин. Виктор Михайлович Харин. Мордасовы – это по-уличному, типа, кличка такая, – объяснил один из них, и они снова, но значительно тише, захихикали.
В боковом кармане тренькнул смартфон. Звонил хозяин дома, где он остановился на ночлег. Вчера, за вечерним чаепитием перед сном, они обменялись контактами, чтобы в случае необходимости быть на связи.
– Да, Игнат Степанович? – откликнулся Геннадий, отходя в сторону и постукивая ботинком о ботинок. Промокшие
– Беда у нас, паря! Настасью убили, – глухо раздалось в трубке. – Если сможешь, то сходи туда, узнай. Я тоже скоро подтянусь.
– Как убили? Зачем? – до Генки не сразу дошёл смысл сказанного, но в трубке раздались короткие гудки.
Он ещё некоторое время обескураженно смотрел на потухший экран телефона, постепенно осознавая свалившуюся беду, а потом бросился бежать, не разбирая пути и вынуждая большегрузы сворачивать с дороги.
У дома Анастасии Ивановны несколько женщин что-то оживлённо обсуждали. Генка взлетел на крыльцо.
– Да жива она, жива. Только плоха очень, – остановила его в дверях соседка, промокая платком уголки глаз. – Нельзя пока туда, фельдшер не велела.
– А что же случилось? Ведь мы вчера только расстались.
– Ребятишки из клуба шли, ну, и увидели её на дороге. Домой отвели, а родителям только утром рассказали. А уж когда мы пришли, она еле дышала.
– Что же она, упала? Или обидел кто?
– Не помнит. Только на голове рана большая, доктор говорит, что кровопотеря большая. А ей много ли надо? Возраст.
Дверь из избы отворилась и вышла медсестра с чемоданом в руке.
– Есть кто близкие?
Геннадий шагнул вперёд.
– Жду врача из района, мы её не довезём. В лучшем случае – неделя.
– Я могу с ней поговорить?
– Не желательно, а, впрочем, это сейчас уже и не важно.
На низеньком диване под тканевым покрывалом лежала баба Настя, Генке показалось, что она как-то уменьшилась в размерах. На забинтованной голове зримо расплывалось алое пятно.
– Как же так? – Генка присел на корточки и прикрыл её руку ладонью.
Старушка открыла глаза:
– Ты? Домой пойдёшь, Верному сухарики забери. Они в чугунке на плите лежат. Я их в бульон кладу и сушу потом. Больно он их любит.
У Генки комок к горлу подступил:
– Баба Настя, не умирай. Очень тебя прошу.
Женщина улыбнулась:
– Ни в коем разе. Опять не моя приходила. Я уж свою буду ждать.
– Какой же я дурак, что вас послушал. До дома не проводил.
– Не кори себя. Она бы меня и дома достала, – при этих словах она застонала и прикрыла глаза.
– Кто? Вы что-нибудь видели?
– Видела, – дыхание её стало сбивчивым, словно в груди зашумел вскипающий чайник. – Камешки забери. Они блестят, когда морем умытые. А как высохнут, вся красота меркнет, обычные булыжники… Ты его не бойся, вон какой шлейф за ним. Он ещё много бед натворит, но тебя не тронет. Побоится…
Дверь приоткрылась, в комнату вошёл Игнат Степанович и вопросительно посмотрел на постояльца.
«Как она?»– Бредит, – Генка поднялся, прикрыв краем покрывала её руку.
– Не знаешь, что случилось? Может видела кого?
Генка помолчал немного:
– Нет, ничего не видела. Скорее всего поскользнулась и ударилась головой.
– Ты думаешь? – Игнат Степанович подозрительно посмотрел на него.
– Не маньяк же в Каменных Ключах стариков убивает? – неожиданно для себя с вызовом ответил Геннадий и вышел из избы.
В палисаднике возле дома несколько женщин скорбно шептались между собой. Он заметил среди них соседку и попросил её отойти в сторонку:
– Не знаете, какие ребята нашли Анастасию Ивановну и довели её до дома?
– Да как не знать? Нюрки Самойловой мальчишка, говорит, домой шёл с танцев.
– Подскажите, как найти их дом.
– Прямо иди, до центра. А у магазина на Кулижки сверни. Как же она сейчас называется? – женщина попыталась вспомнить название улицы. – А, там сейчас таблички на избах повесили. Седьмой дом от магазина, с жёлтыми наличниками и зелёной крышей. Да там спросишь кого-нибудь. Только он теперь в школе, наверное.
Геннадий поблагодарил и вышел за калитку. Саднила ступня. Напротив дома, через дорогу, стояла «Вольво», и он подошёл к машине.
– Здравствуйте, можете меня до школы подвести? Я заплачу.
Водитель опустил стекло, и Генка узнал в нём недавнего работника базы, ушедшего за разрешением на встречу с начальником.
– Я сам тебе могу заплатить, – хамовато ответил парень. – Я на таксиста похож?
– Извини, – Геннадий отошёл в сторону, пропуская встречную машину. Из приоткрытого окна остановившегося чёрного джипа послышался смех:
– Здорово, Химик! Ты часом не ритуальщиком подрабатываешь? Так говорят, что бабка ещё живая. Устанешь ждать.
– А вы часом не могилу копать приехали? – послышалось из «Вольво».
Новый взрыв смеха заглушил громкую музыку в салоне, от которой вибрировал даже корпус автомобиля.
– А что, есть желающие быть погребёнными?
– Ладно, езжайте. Некогда мне с вами бакланить, – отмахнулся Захар, видя, что его клиент быстром шагом удаляется от дома.
– Борзый ты стал, Химик. Запомни: каждому своё. Вор ворует, фраер пашет, – внедорожник рванул с места, расплёскивая жижу из-под колёс на серую обочину. Следом развернулась и белая «Вольво», догоняя недавнего беглеца. Когда седан поравнялся с Геннадием, Захар притормозил:
– Эй, москвич! Садись, подвезу.
Генка забрался в салон, предусмотрительно отряхнув грязь с обуви:
– Мне бы до школы, если по пути.
– До школы? – Удивился Захар и тронулся с места. – Поздно тебе учиться.
Он надеялся, что приезжий поделится причиной похода в храм науки, однако его пассажир промолчал. Они проехали ещё несколько сот метров и остановились перед серым зданием, окна двух верхних этажей которого были забиты фанерными щитами.
– Она работает? – недоверчиво спросил Геннадий, глядя на эту «маскировку» фасада.