Серпентарий Евы

– Ладно. – выдохнула я, взяла его за руку и через несколько мгновений мы вышли на таежной поляне. – Поняли?

Но он не ответил. Отвернулся, согнулся пополам и стал содрогаться, оставляя во мху свой завтрак. Обратное перемещение было таким же мучительным. После того, как Хандаев пришел в себя, он выдал лишь одну фразу.

– Дед был прав, ты – другая.

Больше тему телепортации мы не поднимали. Было понятно, что в массах этот вид перемещений не приживется.

Зато в наших лабораториях стали разрабатывать парящие автомобили на магнитных подушках. Опытные образцы генерировали силовое поле, что позволяло им зависать над землей на несколько метров и свободно перемещаться, но только в тех местах, где проходили невидимые линии торсионных полей. Как только такой аппарат влетал в зону, лишенную естественного торсионного поля Земли, крушение было неизбежным…

Вот только к созданию прохода в Ригор я не приблизилась даже на шаг.

***

Первый тревожный звоночек случился через полтора года после нашей свадьбы. В тот день мы с Георгием вместе были на мероприятии в Гонконге, после которого я рассчитывала подписать выгодный контракт с китайским машиностроительным холдингом. А Георгий проводил переговоры об уступке своего пакета акций одного из азиатских банков, для минимизации санкционных рисков.

В конце фуршета ему вдруг стало плохо, он потерял бы сознание, но на мероприятиях такого уровня всегда есть дежурная бригада, которая подоспела вовремя. А после первичного осмотра, моего супруга сразу же направили в лучший госпиталь для полного обследования.

Опухоль головного мозга. Таков был вердикт. Доброкачественная. Но оперировать нужно было как можно раньше.

С этого момента моя жизнь изменилась. Я старалась проводить с мужем как можно больше времени, а он наоборот стал более замкнутым. Готовясь к операции, он все время, до вылета в Израиль проводил в поместье. Теперь не он ездил на встречи, люди приезжали к нему. Несколько человек так и вовсе поселились в гостевом крыле.

Порой мне приходилось прерывать совещания, чтобы напомнить принять препараты и поесть. При моем появлении в комнате все бумаги убирали. Если раньше Георгий охотно делился подробностями о ведении своего бизнеса, учил на своем примере, то теперь все делалось втайне от меня. И это не скрывали.

Я ждала операции, не меньше, чем Рутман. Переживала. Мой устоявшийся, привычный мирок пошатнулся, когда я еще делала первые шаги к завоеванию большого мира.

Если быть честной, то Георгия я так и не полюбила. Это можно было назвать привязанностью, уважением, признанием, восхищением, принятием… Да как угодно! Но я совсем не желала ему ничего дурного. Он давал мне всё, что мне было необходимо, получая взамен лишь признание и верность… Преданна я была только идее.

Он это знал. Думаю, ему было больно.

Операция прошла через месяц и была успешной. После реабилитации мы вернулись в Москву и, вроде бы, все стало как прежде… Но теперь Георгий стал проявлять больший интерес к моему бизнесу, который понемногу разрастался. Рекомендовал толковых менеджеров и юристов, помогал собрать сильную команду и обезопасить разработки по всем фронтам. Теперь меня знакомили не со светскими львицами, в чей круг я так и не влилась. В приоритете были нужные политики, эксперты, банкиры, промышленные магнаты.

Порой вечерами я ловила на себе его долгий задумчивый взгляд. Так смотрят не на желанную женщину. Слишком много тоски. Но это все было так мимолетно. Привычный Георгий возвращался сразу, как я оборачивалась к нему.

Зимой ему стало хуже.

Начались частые мигрени и головокружения. В клинику он ездил один, категорически отказываясь брать меня с собой. И снова замкнулся в себе, все больше времени проводил в поместье со своими помощниками и юристами.

В Израиль мы полетели вместе. Лучший хирург должен был дать окончательное заключение и провести вторую операцию.

Георгий продолжал молчать, или убеждать меня, что все в порядке. Тогда я решила сама поговорить с лечащим врачом.

– Мне очень жаль, - сказал доктор Левиц, опускаясь в кресло в своем кабинете, – изначальный диагноз был неверным. Опухоль действительно выглядела как доброкачественная, и анализы внушали оптимизм. Больше нельзя оперировать. Опухоль пустила метастазы. Первая операция продлила его срок на несколько месяцев, но вторую он не переживет.

Я молчала. Слова застряли в горле. От рака не застрахован никто. Но не я ли стала причиной, спровоцировавшей рост опухоли?

– Езжайте домой. Вам лучше успеть провести как можно больше времени вместе. У вас есть дети?

– Нет. – я покачала головой, понимая, что ответ на этот вопрос доктор и так знал.

– Жаль.

– Я могу его сейчас навестить?

– Конечно. – доктор Левиц грустно улыбнулся одними уголками губ. – Он сейчас как раз должен проснуться.

Минут пять я собиралась с духом, чтобы войти в палату. Иван, дежуривший у дверей палаты, то молча наблюдал, как я меряю шагами коридор, то возвращался к планшету с камерами видеонаблюдения периметра.

– Привет. – наконец, я набралась смелости и открыла дверь.

Георгий был бледен и сосредоточен. С неизменным ноутбуком на специальном столике, он проверял почту.

– Привет, Ева. – на меня даже не посмотрели, но это придало решительности.

– Что с тобой происходит? – о! теперь мне удалось привлечь его внимание. – Нет. Доктор Левиц уже мне всё рассказал. Но почему не ты сам? Ты мне не доверяешь?

Я опустилась на край постели, заглянула в мягкие карие глаза, отражающие непередаваемую гамму эмоций.

– Мне… немного осталось, Ева. – он вздохнул. Глубоко. Отрывисто выдохнул, стиснув зубы. – Я столько не успел и уже не увижу.

– Дай мне посмотреть на тебя?

Я взяла его лица в ладони и впервые за последние годы проникла внутренним взором в другого человека. Белые нити, святясь проходили сквозь него и мои пальцы. Я искала, искала болезнь. Если это все, то смысл бояться? Это когда опухоль признали доброкачественной и операбельной, я отступила, боясь навредить или даже случайно убить его… Но теперь бояться уже поздно. И я буду себя контролировать. Если получиться, то сразу открою червоточину, уходя в глухую тайгу, куда-нибудь к месту силы, где не смогу никого случайно убить, иссушить, покалечить… Просто буду медленно восстанавливаться.

Серые нити, чуть темнее остального мозга я нашла сразу, и они мне не понравились. Их было много. Они разбегались в разные стороны от места, где не так давно была удалена основная опухоль, и погружались внутрь, в мозг. Это было сложно, ведь это не яд, не камни из почек, которые можно постараться вывести из организма как инородные элементы. Это были клетки его мозга, но одновременно и не его, другие. От осознания собственного бессилия захотелось выть.

– Мне плохо, Ева… - простонал мой мужчина. – Я устал. Не могу больше… больно…

Моментально выйти из транса не получилось. Когда же я вновь посмотрела в его глаза, взор был затуманен. Я спешно нажала на кнопку, вызывая медсестру, и лишь продолжала держать его руку в своих, пока заботливый медперсонал ставил капельницу с препаратами.

В палате я пробыла до вечера, пока Георгий не проснулся и не пришел доктор Левиц.

– Состояние довольно тяжелое. – заключил врач. – Вам осталось едва ли больше месяца, по самым оптимистичным прогнозам – два. Вы хотели бы вернуться домой? Предупреждаю, вам показан только постельный режим, любые нагрузки, в том числе эмоциональные, должны быть минимальны. В нашей клинике за вами будет самый лучший уход и поддержание самыми современными препаратами. Вы сможете прожить даже три месяца.