Серый кардинал

— Куда же этот гад собрался? — поинтересовался Клюев.

— Ты лучше ремень пристегни, мистер, — Ненашев, не отрываясь, смотрел вперед. — А ты, Николаич, держись, за что сможешь. Сейчас опять небольшой трючок делать будем. Поглядим, какую «жестянку» японцы попрочнее штампанули.

А «трючок» заключался в том, чтобы на достаточно крутом повороте бросить свою машину на «Хонду». Не будь никакой преграды, центробежная сила, выбросила бы «Ниссан» за пределы трассы. Но в данном случае преграда будет присутствовать, надо только точно рассчитать бросок, чтобы не сказаться сзади от нее — тогда только успевай считать перевороты — или спереди, где последствия могут быть и похуже.

Входя в поворот, Ненашев вжал в пол педаль газа, и бок «Хонды» пошел на них, словно наезд в кино крупным планом. В следующее мгновенье «Хонда» уже вращалась в воздухе, словно в замедленной съемке.

Теперь Ненашеву стоило огромного труда удержать и «шоколадку» от пересчитывания столбиков, ограждающих трассу.

Бирюков, оглянувшись, увидел, что «Хонда» лежит сбоку от трассы, которая в этом месте слегка приподнималась над окружающей местностью. Именно это возвышение не позволило «Хонде» перекувырнуться несколько раз и, может быть, даже оказаться на колесах — автомобиль сделал всего полоборота, упав на крышу.

— Назад, Костя, назад! — Это Клюев уже скомандовал.

— Сделаем, командир, не боись, — спокойно ответил Ненашев и, убедившись, что сзади в опасной близости нет машин, затормозил, включил заднюю передачу и попятился уже по обочине.

Оказавшись на одном уровне с валявшейся вверх колесами «Хондой», он остановил автомобиль. Клюев, а вслед за ним и Бирюков выскочили из машины и побежали вниз.

А внизу делать, в общем-то, было уже нечего. Водитель был хотя бы пристегнут ремнем, что, впрочем, не спасло его от удара по голове вмявшейся крышей. Мужчина в темно-зеленом пострадал гораздо больше, раскроив череп в области виска. У него было ноль шансов выжить, никакие чудеса реанимации и хирургии не могли его воскресить. Клюев с Бирюковым вытащили упокоившегося бедного стрелка наружу, заливая изумрудный ковер травы его темной кровью. Клюев быстро обшарил карманы. Они оказались пустыми. Обнаружились «корочки» — какое-то удостоверение. Времени на разглядывание удостоверения не было, просто сунул его в задний карман брюк, хотел было осмотреть еще и водителя, но потом раздумал.

— Наверх! — скомандовал он. — Отрываемся!

И они «оторвались», взлетели вверх по откосу, впрыгнули в «шоколадку» с разбитыми фарами и помятым боком (оставалось только удивляться, как двери не заклинило).

— Костя, давай отсюда побыстрее! — выдохнул Клюев.

— И подальше! — подхватил Ненашев.

Он погнал автомобиль кружным путем, стараясь держаться подальше от того места, где произошло убийство Козлова.

— Так, — Клюев вытащил удостоверение. — «Производственно-коммерческое предприятие «Терра». Панков Вячеслав Михайлович. Охранник.» Что-то ты там охранял, Панков, или кого? А вот стрелял ты неплохо, теперь уж отстрелялся.

Около половины десятого вечера Клюев позвонил Епифанову.

— Виктор Петрович, мои хорошие знакомые недавно нанесли вам визит. Если вам уже известно об автомобильной катастрофе на трассе Ростов-Баку, хочу помочь вам идентифицировать личность погибшего. Или одного из погибших.

— Кто вы такой? — настороженно спросил Епифанов.

— Я же вам сказал: друг тех людей, что навещали вас вечером несколько дней назад. Вы же все прекрасно помните.

— Да-да, помню, — похоже, Епифанову не очень хотелось продолжать разговор.

Вы послушайте, черт бы вас побрал, — Клюев слегка повысил голос и оглянулся, проверяя, нет ли кого поблизости. — Вам, кажется, на все наплевать — чтобы не выразиться покруче. Неудивительно, что преступления почти не раскрываются, если в органах служат такие, как вы.

— Но чего вы от меня сейчас хотите?

— Да вы ради интереса хотя бы запишите данные погибшего в автокатастрофе. Именно он застрелил сегодня около семи часов вечера на набережной, неподалеку от кафе «Курень» Валентина Козлова.

— А кто такой Валентин Козлов?

— Валентин Козлов должен был пролить свет на убийство Петракова. Он — наш знакомый. Шел на встречу с нами. Но его убрали.

— Кто убрал?

— И опять же я вам только что говорил — тот, кто несколько минут спустя погиб в автокатастрофе. Вы меня, похоже, совсем не слушаете. Я понимаю — служба до восемнадцати ноль-ноль, потом спешим домой, быстренько кушаем супчик и пялимся в «ящик», который и сейчас вас, наверное, отвлекает.

— Ладно, ладно, давайте все будем говорить поспокойнее. Итак, кто-то застрелил этого... Козлова, а кто-то погиб в автокатастрофе. Но почему вы уверены, что это — одно и то же лицо?

— О-о! — Клюев тяжко простонал. — Лица-то у него почти не было, разбил он лицо. Послушайте, я искренне сочувствую вашей жене. Жить с таким, как вы — тяжкое испытание. Если, конечно, у вашей супруги не такой же, как у вас, уровень развития интеллекта.

— Что вы такое несете?! — похоже, господин следователь изволят гневаться.

— Я просто констатирую очевидный факт, что у вас недостаточно высокий уровень развития интеллекта. Послушайте, я звоню вам из телефона-автомата. Возможно, ваш телефон уже взят на «контроль», и ваши коллеги уже «вычислили», откуда я звоню. Поэтому я передислоцируюсь. Перезвоню минут через десять.

Клюев повесил трубку и быстренько покинул будку. Вот ведь осел, этот Епифанов! Сколько пришлось встречать таких деятелей из МВД и прокуратуры, и всех их отличала ограниченность, косность, примитивизм мышления. Они потешаются над детективными писаниями, воспевающими их подвиги. Потешаются вовсе не потому, что писания эти, мягко говоря, сильно идеализируют образ советского или постсоветского сыскаря, а потому что находят в детективах массу несоответствий уголовно-процессуальному кодексу. Они уличают авторов в незнании специфики службы, длящейся, как известно, «дни и ночи».

Через десять минут он снова позвонил Епифанову.

— Послушайте, Виктор Петрович, — на сей раз Клюев говорил почти в минорной тональности, — давайте перестанем валять дурака и вспомним о том, что несколько дней назад вы получили, как говорится, энную сумму в обмен на то, что вы будете ставить нас в известность обо всем, что касается дела Петракова. Мои знакомые ведь не блефовали, утверждая, что в случае отказа вас и ваших близких ждут неприятности. Их, как и меня надо понять — у нас ведь неприятности еще больше. Эй, вы меня слушаете? Давайте-ка лучше встретимся через двадцать минут у вашего дома.

— Зачем? — Епифанов, похоже, все-таки слушал его.

— Да затем, чтобы поговорить нормально! Мужчина вы, в конце концов, или нет? Если вы уж так боитесь темноты, выйдите к аптеке — это практически напротив вашего дома, место достаточно людное даже в такое время и ярко освещенное. Только не вздумайте выкинуть какую-нибудь штуку из вашего ментовского набора — вызвать группу захвата и тому подобное. Вам будет в таком случае хуже, чем мне, поверьте. Итак, вы согласны встретиться со мной в двадцать два ноль пять? Или очень уж боитесь?