Серый туман

Дровосеков попытался сглотнуть липкий комок в горле. Комок не проглатывался. Директор ОД прекрасно представлял, чем может закончиться разговор с Самим в таком состоянии. Ему вовсе не улыбалось оказаться на должности почетного пенсионера сразу после нового восхождения к вершинам власти.

– Ихний торгпред…

Дуболом прокашлялся, и комок наконец-то пропал из горла. К нему быстро возвращалось то холодное самообладание, которое большинство окружающих, исключая проницательного Треморова, принимало за невозмутимость ограниченного, если не тупого, человека. Прошли те времена, когда гонцов с плохими вестями приказывали казнить на месте. Да и шеф не из тех людей, что с легкостью разбрасываются проверенными кадрами. Дровосеков еще раз на всякий случай прокашлялся и начал сначала.

– Ихний торгпред заявил, что ихнее правительство не может предоставить нам очередной кредит. У них, видите ли, вызывает серьезную озабоченность наша способность расплатиться даже по процентам с прошлых займов. В этой ситуации, мол, ихние банковские структуры озабочены нашим финансовым положением и не хотят финансировать наши закупки продовольствия даже под гарантии ихнего правительства. Более того, они намерены в ближайшее время потребовать от нас расплатиться по долгам десятилетней давности, и продлевать отсрочки выплат они не собираются, - Дуболом снова откашлялся.

– В общем, шеф, они намерены трясти нас как липку. И еще… - Он нерешительно замолчал.

– Ну, давай, давай, не тяни резину, - рявкнул на него Треморов. Его лицо все еще оставалось багровым, как у астматика в бане, но лихорадочный блеск из глаз уже пропал. Дуболом заключил, что гроза пронеслась стороной или, по крайней мере, не над его головой. На головы других же ему было глубоко наплевать, так что он послушно продолжил:

– После официального приема, ну, на банкете, этот негритос отвел меня под ручку в сторонку и с такой поганой улыбочкой начал рассуждать про всякую херню. Ну, про наше тяжелое финансовое положение, о падении цен на нефть на сахарском рынке, о том, как он нам сочувствует. Еще о том, что он бы и рад поспособствовать, да вот ихний Парламент крайне негативно - так и сказал, шеф!
– крайне негативно относится к отсрочке свободных демократических президентских выборов в нашей стране, мол, какими бы причинами это ни вызвано…

– Выборы, мать их за ногу!
– гаркнул Треморов, снова с размаху шваркнув по столу ладонью и зашипев сквозь зубы от боли.
– Все им выборы, чтоб им за обедом икалось! Не наши выборы их волнуют, а свои собственные! Ублюдки! Да плевать они хотели с высокой колокольни на нашу народную демократию! Этим черножопым перед своими выборами показаться надо! И плевать они хотели, что у меня армия голодная, на островах солдаты от дистрофии мрут, что в городах бунты через день, а в деревне мужики самогон глушат уже двадцать часов в сутки, а оставшиеся три изображают, что работают, да так изображают, что режиссер театральный бы позавидовал! А урожая - хрен! Да в такой ситуации они не то что меня не выберут, они и за хрена лысого не проголосуют! А на следующий день во всей стране такая заваруха начнется, что даже хваленые сахарские зеленые береты не справятся, даже если сами позовем! Да они, гады, на это и рассчитывают, думают, что настало-таки время Ростанию изнутри развалить! Да хрен им, а не развал! Они меня еще не знают как следует…

Треморов неожиданно умолк, как выключился, и внимательно посмотрел на Дровосекова. Тот по прежнему сидел навытяжку в гостевом кресле и преданно ел глазами начальство. По всей видимости, начальство осталось довольно результатами осмотра, так что откинулось в кресле, достало из кармана сигареты и закурило.

– Ладно, - неожиданно мирно сказал Треморов, разгоняя ладонью ароматный дымок, - в каком направлении мозги по ящику промывать, ты понял. Поменьше про наши долги, побольше про сахарские выборы. Про временные трудности пока перестаньте трепаться, замените мировым заговором против Ростании, только поаккуратнее, чтобы наших черненьких друзей не обидеть. Еще примут за чистую монету, запросы начнут слать, ноты, нам это пока не надо. С Папазовым посоветуйся, как лучше оформить, он в этом деле голова. Насчет кредитов переговоры продолжать, но - неявно, и не с торгпредом, а напрямую с банками. Обещай им концессии, долю в прибыли, открытие отделений в наших городах - в общем, наври что хочешь. Выполнять все равно не будем, нам бы день простоять да ночь продержаться…

Треморов замолчал и начал барабанить пальцам по столу.

– Скажите, шеф, а что нам с закупками зерна в Сахаре делать?
– осторожно проговорил Дровосеков.
– Хлеба на складах и до весны не хватит, а урожая раньше лета не предвидится. Я думал…

– Много думаешь, - резко оборвал его Треморов.
– Здесь думать мне положено, а ты выполняй, что сказано. Хорошо выполнишь - молодец, будет тебе пряник, будет и свисток. Плохо выполнишь - кроме себя винить окажется некого!

Что за идиот!
– промелькнула в голове мысль с тонким привкусом досады. Мало ли что ты думаешь! Я вон тоже много чего думаю, но языком треплю куда меньше. Нет, уходит старая гвардия, уходит, а молодежь нынче тупая, ни хитрости, ни сообразительности. Видно, рано еще Шварцмана задвигать, тот хоть и сдал заметно в последнее время - чтоб этим Хранителям ногу сломать в подворотне!
– но все еще полезен.

Треморов сделал вид, что задумался. Потом махнул рукой.

– Впрочем, ладно, думаю, тебе тоже знать не повредит, - он изобразил на своем лице значительность.
– Ты с Хранителями общался?

Это был даже не вопрос, а утверждение, но Дровосеков поспешил на всякий случай кивнуть в знак согласия.

– Вот именно, разговаривал, но толком ничего не так и не выяснил, по глазам вижу, - Треморов поморщился.
– Слышишь звон, как говорится… Ладно, вот они-то нас и выручат. Они обещали помочь с выборами. Хранители, конечно, гнилые людишки, все про благо народа толкуют, совсем как революционеры пятьдесят лет назад. Хоть книжку с них пиши, - он ехидно улыбнулся.
– Но уж если что-то обещали, то сделают в лучшем виде, не сомневайся. Так что и выборы у нас случатся, и демократически избранный през… тьфу, Нарпред в моем лице. А там и кредиты снова пойдут. В общем, не забивай себе голову. Иди.

Дровосеков с готовностью кивнул, вскочил навытяжку и почти уже отдал честь, но, видно, спохватился, что без головного убора. Развернувшись на каблуках, он отчеканил шаг к двери и уже ухватился за ручку, когда вкрадчивый голос Треморова остановил его:

– Скажи-ка мне, друг милый, что это за новость у нас такая - АНД? Может, слышал случайно? Краешком уха так?

Директор Общественных Дел замер на месте ледяной статуей. Он почувствовал, что по спине ползет струйка пота. Неужто Шварцман успел настучать? Ну точно, Шварман. Больше некому.

– Антинаркотические дружины… - Треморов покатал слова на языке, словно смакуя на вкус.
– Хороший у нас народ. Сознательный. Государство вот, видишь, не торопится проблему решить, так простые люди сами проявляют инициативу. Берут, так сказать, быка за рога. Раз - и вот уже у нас стихийные боевые отряды. Два - и они решительно громят мерзкие притоны и забивают ногами уличных торговцев… Здорово, да?

– Шеф, я… - судорожно забормотал Дуболом.
– Они только что появились! Только в двух городах - Моколе и Стании! Я еще не успел ничего…

– А может, и не надо успевать?
– голос Народного председателя, казалось, источал мед.
– Может, они действительно сами управятся? Глядишь, и вычистят заразу. Одним махом, так сказать. А ты нам тогда и вовсе не понадобишься. Упраздним одним махом и криминальную полицию, и Общественные Дела. Зачем они? Простые люди и так неплохо справляются. В истинно народных традициях, так сказать.

– Нет, шеф! Не надо! Я их за глотку возьму, вот увидите! Недели не пройдет, как всех к ногтю!…

– Кретин!
– рявкнул Треморов, уже не сдерживаясь.
– Осел! Олух новорожденный! Как, по-твоему, это будет выглядеть? Органы Общественных Дел разгоняют народные дружины, защищая уличных торговцев наркотиками? Совсем умом тронулся?
– Народный председатель шумно выдохнул, успокаиваясь.
– Мне плевать, что подумают наши овцы. Плевать, о чем они начнут шептаться по кухням. Но далеко не плевать, что скажет по этому поводу Сахара. Если Маронго прочухает, что мы кормим их бандитские семьи, не видать нам не то что кредитов - горсти песка из пустыни!

– И что же делать, шеф?… - Дровосеков почувствовал, что у него дрожат пальцы, и поспешно сжал кулаки.
– Наши планы…

– Планы остаются. Но запомни: я хочу чтобы овцы на самом деле стали овцами. Чтобы они сидели на игле, на дозе, на колесах, как угодно! Чтобы они думали только о том, как вернутся домой к своей заначке, а не о пустых магазинах и прогнившей канализации! И ты, дружок, придумаешь, как по-тихому прикрыть самодеятельность с дружинами. А не придумаешь или устроишь публичный скандал - сотру в пыль. Понял? Тогда свободен.