Съешь ещё этих мягких французских булок, да выпей же чаю

– Что?
– она засмущалась под моим оценивающем взгляде.

– Да так, оцениваю масштаб красоты. Пока что очень неплохо. Поедем завтра, тётушка просила тебе Москву показать. Сейчас уже поздно, всем - спать!

* * * * *

С родственниками на буксире в лице Тёти и Ксюши мы поехали на мерседесе. Ксения была скромной девушкой. Удивительно скромной, я ожидал худшего. Она на город смотрела восхищённо. Нда, вот она, разница между нами. Я когда здесь впервые оказался, думал "хреновато тут у вас". Однако для неискушённой урбанистикой девушки из деревни в тульской области, Москва - это одно большое приключение.

С ВГИКом не получилось. Скажу это сразу, я привёз Ксению в институт, где на неё посмотрели маститые мэтры советского кино в моём присутствии. Но играла ксюша плохо, что было заметно даже мне. Эйзенштейн, преподаватель драмы, спросил у меня:

– Как вы считаете, стоит взять её?

– Нет. Уж прости, Ксюша, - повернулся я к ней, но актриса - это неблагодарная профессия. Люди могут заниматься неблагодарным трудом и получать от этого удовольствие только тогда, когда есть талант... или сумасшествие.

– Но...
– ох, началось.

– Я тебя по другому использую, - я даже облизнулся, а Эйзенштейн - молодой, круглолицый мужчина с ужасно стильной причёской, удивлённо на меня посмотрел. Я на него: - Сергей Михайлович, кажется, звуковым кино кто-то должен заниматься. Студия есть, аппаратура есть, а оператора нет. Вот и будет девочка заниматься делом. Я её научу. Правильная передача звук ничуть не менее важен, чем картинка. Музыка, эффекты, и тому подобное...

– Что ж, если вы так считаете...

– Да, точно. Попробую. Мою студию ещё не убрали?

– Нет, что вы, она в целости и сохранности. Правда, наш директор вас искал много раз, ему нужна ваша помощь с новой картиной.

– Так, понятно. Тогда спасибо за уделённое внимание, а я пойду к себе в студию. И поищу Туркина.

Валентин Константинович нашёлся у себя в кабинете, Ксения ходила за мной в состоянии прострации, а её мама, моя тётя, ждала где-то в районе проходной. Я постучался к Туркину.

– Валентин Константинович?

– Ах, да, - он тут же резко вскочил, - А я вас ищу, Дудин! Давайте, заходите быстрее.

Я зашёл, ксения следом прошмыгнула и стояла сбоку, не мешала. Я её представил и перешёл к делу:

– Что за срочность?

– Мы испытали определённые трудности при проявке цветных фильмов. Сама идея снимать в цвете пришлась всем по вкусу, но вот организация процесса проявки и копирования плёнок подвела, опыта нет, аппаратуры не хватает, нужна ваша помощь.

– Что ж, я весь к вашим услугам. Ксения, к слову, ассистент оператора звукозаписи, то есть меня. Давайте посмотрим, что у вас там.

Туркин взял с полки бобину киноленты:

– Мы отсняли пока только двадцать минут. Должен признать, студенческий фильм получился очень качественным, кинокамеры, которые вы нам передали просто восхитительны. Но их, кроме одной, уже загробастали с Мосфильма.

– Жаль. Ну что ж, я ещё сделаю, теперь у меня есть целый собственный небольшой завод прецезионного машиностроения. Проблема производства камер снята, могу сделать десяток или сотню.

– Проблема не в камерах, а в плёнке. Камера - хороша, но не главное. Пойдёмте в наш кинозал.

Что ж, должен признать, поработали ребята над короткометражкой очень неплохо. Короткометражка, которую отсняли здесь, во ВГИКе была документальной и запечатлела Москву зимой-весной этого года. Запечатлела речь Сталина при открытии метрополитена и Москву-реку. Пока не начался интенсивный перестрой города, Москва была старой, старорежимной и интересной. Мне лично было интересно посмотреть на город в исполнении документального фильма.

– Должен признать, кадры красивые.

– Это точно. Студенты ещё много чего наснимали.

* * * * *

Какое место в автомобильной иерархии занимает мой грузовик? Пожалуй, стало понятно, когда на нём покатались все видные деятели автопрома советского союза, во главе с товарищем Лихачёвым. Его к нам прислал Берия, Лихачёв - личность очень знаменитая. Наш, советский Генри Форд, человек-легенда.

Иван Алексеевич прибыл в компании с командой испытателей своего завода, и после тестовой поездки вокруг завода, вылез из кабины грузовика.

– Да, хорошую машину сделали. Всё для водителя, а не для груза. И сколько она стоит?
– спросил он у директора, однако, я держался рядом и ответил:

– В среднем - миллион пятьсот, - я посмотрел на Ивана Андреевича, - это в ценах советского союза. Я полагаю, за двадцать тысяч зелёных уйдёт легко.

– Иван Алексеевич обратил на меня внимание:

– А вы...

– Дудин. Фактический руководитель этого вертепа, - коротко кивнул я на здание завода у себя за спиной, - как вам наш автомобиль?

– Превосходен. Даже нет, это что-то непонятное. Вот к примеру - зачем в машине радио?

Я улыбнулся:

– А как же без него? Слушать шум двигателя всю дорогу? Так и заснуть можно.

– Ну, допустим. Разве водителю не нужно слышать, что происходит вокруг?

– Шумоизоляция на что нужна? А радио - это строго обязательная деталь комплектации.

– Хорошо, хотя это и странное решение, - Лихачёв посмотрел на меня с удивлением, - а лобовое стекло?

– Триплекс.

– Ох, нам бы такое оборудование!
– возмутился он с какой-то обидой, - подумать только - автоматическая коробка на серийном грузовике!

– Вещь крайне нужная, - ответил я ему в тон, - переключение передач, особенно в городском режиме крупного города, утомляет.

– Так, - Иван Алексеевич уже махнул рукой на меня, - феноменально хорошая оснастка. Посмотрел я на ваш прессовый цех - это фантастика какая-то. Когда у нас такое будет?

– Вот этого не знаю. И вообще, я свои машины делал на экспорт. В СССР просто нет соляры и масла нужного качества, потребителя на них тоже не найдётся.