Сестры Шанель
Шрифт:
ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ
– Дыши, – сказал Лучо, и я пыталась. Но его отъезд выбил меня из колеи, как один из тех холодных ветров Обазина, которые завывали и метались по ущельям. Вокруг стало пусто и тоскливо. В первый день я плакала до тех пор, пока мои глаза не распухли и Габриэль не потребовала прекратить. Никто не станет покупать шляпы у зареванной продавщицы, а сестре нужна моя помощь.
В Chanel Modes не было отбоя от клиентов. Дорзиа стала знаменитой и выходила на сцену в популярной пьесе Bel Ami[65]
Наши продажи удвоились. Мы расплачивались по аккредитиву.
Я вернулась к рутине – шляпы, шляпы и ничего, кроме шляп; это позволяло забыть об одиночестве. Я занялась наймом девушек для мастерской, Габриэль не любила этого делать. В сентябре пришло письмо от Лучо, в котором он сообщал, что прибыл в Аргентину. Через месяц, в октябре, еще послание, где говорилось, что через несколько недель он возвращается в Париж. Лучо приехал в ноябре, как и обещал, а затем еще раз в марте.
– Я помню это, – шептал он, целуя меня в мочку уха, когда мы остались одни в «Ритце». – И это, – продолжал он, двигаясь вниз по моей шее. – Ах да, и это…
Он подарил мне золотой браслет от Картье, от которого невозможно было оторвать взгляд. У меня никогда не было ничего прекраснее.
– Под цвет твоих волос и крошечных мерцающих искорок в твоих глазах, – улыбнулся он.
У нас были свои интерлюдии, волшебные встречи, болезненное расставание.
– Поедем со мной, – говорил он, когда приходило время возвращаться в Аргентину.
– Оставайся здесь, тебе не обязательно уезжать, – просила я, отлично понимая, что это невозможно.
Это было душераздирающе.
До лета оставалась целая вечность.
Как-то в конце апреля, перед дневной суматохой в бутике, Габриэль приложила палец к верхней губе, словно это были усы, и, подражая Бою, сказала глубоким мужским голосом:
– Мне кажется, Коко, в этом что-то есть. Он хочет, чтобы я открыла бутик в Довиле. – Она продолжала обычным тоном: – Считает, что я должна продавать и одежду.
Городские законы не позволяли ей делать это в Париже. Порой люди останавливали ее на улице, чтобы спросить, где она купила свой наряд, и всегда удивлялись, узнав, что сестра сама их шьет. Однако количество лицензий, выданных в одном городском районе, было ограничено, а поблизости уже работала портниха. Но готов ли Довиль к стилю Габриэль?
Я знала, что, отдыхая там с Боем, она носила одежду, сшитую собственноручно: простые платья без корсета, свободные свитера, юбки до щиколоток, полная противоположность одежде la haute и elegantes, которые с трудом передвигались по набережной в своих огромных шляпах и жестких, тесных платьях. А Габриэль на пляже резвилась от души и плавала в купальном костюме, который придумала сама.
– Видела бы ты этих старушек! – смеялась она. – Когда я выходила из воды, они смотрели на меня сквозь лорнеты так, словно наступил конец света.
В своей одежде, не сковывающей
движения, она научилась играть в крокет. Кейпел помог ей освоить теннис.– Ты даешь женщинам свободу, Коко, – услышала я как-то, когда он зашел в бутик после одной из их совместных поездок. – Как нам остановить тебя?
– Вам это не удастся, – заявила она, и он просиял от гордости.
Теперь сияла она.
– Я собираюсь это сделать, Нинетт. На улице Гонто-Бирон, между отелем «Нормандия», казино и пляжем есть чудное местечко, и это самый центр. Бой уже заплатил за аренду.
– Но мне казалось, ты хочешь вернуть ему то, что уже задолжала? – осторожно поинтересовалась я. Я очень опасалась открывать новый магазин, пока Габриэль зависела от Кейпела. Неужели она не помнит, как расстроилась, когда узнала о кредитной линии под его гарантию? Как почувствовала себя обманутой.
– Да, хочу. Но это мой шанс делать не только шляпы.
Я просматривала банковские выписки каждую неделю. Мы больше не пользовались кредитом, но очень медленно возвращали Бою долг. Однако когда я заговорила об этом, Габриэль изменилась в лице и стала напоминать разъяренного быка, готового броситься в атаку:
– Я уже все решила. Ты никогда не бывала в Довиле и не имеешь представления, что это такое. У тебя нет права голоса.
Теперь рассердилась я:
– Зато представляю, что такое гроссбух. Когда ты в последний раз в него заглядывала?
– Бой утверждает – чтобы быть успешным в бизнесе, нужно рисковать.
– А знаешь, почему это называют риском? – Меня злило ее упрямство. – Потому что ты можешь потерять все.
По правде говоря, я не особо верила в успех сшитых ею нарядов. Я оценила их привлекательность, но другие могут не понять. Что, если бутик прогорит? Я не могла вынести даже мысли об этом. И в первую очередь меня беспокоила реакция Габриэль на неудачу.
Это был наш первый деловой спор. Мы почти не разговаривали друг с другом в течение нескольких дней.
Перед тем как вернуться в Довиль, Габриэль сказала мне, что очень на меня рассчитывает и что теперь я отвечаю за парижский бутик. Однако я все еще сомневалась, считая, что нам обеим необходимо сосредоточиться на Париже. Chanel Modes расширялась. Шляпки Габриэль появились в модных журналах, а нам пришлось открыть еще одну мастерскую и нанять почтенную женщину по имени Анжель в качестве главной швеи, чтобы она контролировала работу остальных.
И вот теперь моя сестра решила, что хочет продавать скучные свитера?
Центром моды был Париж, а не какой-то маленький курортный городок на побережье Нормандии.
ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТЬ
Я ошиблась. Насколько можно ошибиться. Как никогда.
Чтобы успокоить меня, Габриэль сразу же написала, что новый бутик пользуется успехом с момента открытия.
Морис с Эдриенн отправились в Довиль помогать, и, вернувшись, тетя рассказала мне подробности:
– Однажды днем мы с Габриэль оделись одинаково, даже туфли были одной модели!
Оказалось, они вдвоем встали у дверей бутика и приглашали прохожих войти. Бой и Морис сидели на скамейке перед зданием, и не успели они опомниться, как вокруг собралась толпа друзей по Жокейскому клубу, услышавших новость про магазин. Это, разумеется, вызвало любопытство других курортников, и они останавливались узнать, что происходит. Среди них были спортсмены и аристократы, которые маялись от безделья.