Сестры

– Снял квартиру, в центре. А как мне вести себя с Дохловым? Он требует, чтобы я отчитывался каждый день.

– Как вы это делаете?

– По мобильному. Он звонит вечером, часов в восемь. Не исключено, что в городе находятся его люди, следят за мной. Он будет спрашивать, за что меня задерживали.

– Скажите, что проверяют всех посторонних, кто приходит к Елене Соколовой из – за взрыва ее машины. Про то, что вы знаете о смерти Петровой и Голованова – ни слова. И еще. Скажите, что не успели ничего рассказать Елене о завещании, мы вас забрали.

– Какого взрыва? Лену тоже пытались убить?

– Или ее или ее мужа.

– Когда?

– В понедельник, утром. Погиб охранник

– Черт знает что. Вы думаете, это Дохлов делает? Зачем ему это? Чем они ему помешали? Чтобы получить все камушки, ему достаточно дождаться, когда они окажутся в моих руках, и просто забрать их у меня. Кстати, я не исключаю, что он так и собирался сделать, даже придумал, как выкрутиться из этой ситуации. А ведь я не подумал, Дохлый мог догадаться, что не все так просто с наследством. Ведь сестры могли отказаться продавать фамильные украшения. Ни одна из них не бедствовала. Да и я не собирался их продавать.

– А что вы собирались делать, Сергеев? Когда вы планировали рассказать им о подлинном содержании завещания?

– Когда? В тот день, когда мы бы все собрались вместе. Готовил им сюрприз. Без них мне все равно ничего не получить. В банке наверняка станут проверять, сколько действительно живых наследников.

– А если вы останетесь один?

– Это сколько же человек нужно перебить, чтобы остаться одному? Я не сумасшедший, чтобы думать, что можно убивать безнаказанно.

– А вообще убивать можно?

– Не цепляйтесь к словам. Поверьте, я не убивал свою тетку. Вам не понять. Всю жизнь я думал, что у меня никого нет, родители жили очень замкнуто. Сейчас я понимаю почему. И вдруг я узнаю о своем дворянском происхождении. И нахожу родственников. Вы поймите, теперь мне есть чем гордиться! Впрочем, вам этого не понять.

«Нет, нам не понять. Мы из „двортерьеров“, и за наследством не гоняемся. Мы гоняемся за теми, кто лишает жизни ни в чем не повинных людей из – за этого наследства».

Глава 25

– Слушаю вас.

Лялька прижала телефонную трубку к уху плечом, руки были в муке, она затеяла пирожки, которые так любил ее муж.

– Ляля, привет, Березин.

– Привет Володька. У тебя нужда во мне или в Сашке?

– В Сашке, в общем – то, но и ты сойдешь.

– Твоя любовь ко мне просто не знает границ.

– Мы все тебя любим. Сашка где – то на объекте, трубку не берет. Я вот что хочу сказать. Приехал Макс Эйтель.

– Это ваш математический гений, я не ошибаюсь? Который уехал в Германию?

– Нет, не ошибаешься. Это он.

– Как я понимаю, собираетесь у нас?

– Господи, ниспошли мне такую понимающую женщину в подруги жизни!

– Короче, пирожками я сегодня не отделаюсь.

– Нет, моя радость. Хочу твой фирменный салат с черносливом и мясо под майонезом.

– Бессовестный ты, Березин.

– Не стыди меня. Я просто одинокий, вечно думающий о домашних щах, мужчина.

– Что же это тебя твои медсестрички не подкармливают, хотя бы из подхалимажа?

– Нужен я им, старый пень.

– Начальство всегда ублажать надо. Ладно, приходите к семи. Будет тебе и мясо, и салат, эскулап.

Лялька достала из морозилки свинину и порезала ее на тонкие ломтики. Уложив мясо в сковородку, она покрыла его луком, нарезанным кольцами, а сверху майонезом. Этот рецепт был у них в семье «дежурным», но часто у Ляльки просили приготовить именно его. Свекла в микроволновке уже дошла до нужной кондиции, издавая попискивающие звуки.

Ровно в семь часов послышался звук отпираемой ключом двери.

– Это мы, – послышался из коридора нестройное трио.

– Так, уже хороши!

– Зайка, не сердись.

Соколов попытался принять вертикальное положение, но это ему не удалось. Пакет, явно наполненный бутылками, звякнул об пол.

– Извините нас, Лена. Я – Макс Эйтель.

– Проходите, Макс. Я смотрю, вы самый трезвый из троицы. А вы оба, для начала суньте дурные бошки под кран с холодной водой, а потом присоединяйтесь к нам.

– Лялька, не шуми! Где мое мясо и салат? Слушай, Сашок, пойдем примем душик, а то нам ничего не дадут. Сейчас и Верунчик подтянется на подмогу твоей праведнице.

Пойдем, Березин, искупаемся.

Звонок внутреннего телефона, возвестивший о приходе Верунчика, Хохлуновой Веры Андреевны, заставил двух мужиков спешно ретироваться в ванную комнату.

Вера вошла в квартиру, неся торт со взбитыми сливками.

– Фу, Лялька, что за амбре?

– Это твои дружки пришли из ресторана.

– И где же они?

– Двое отмываются, иди сюда, главный сюрприз со мной на кухне.

– Макс! Сколько же мы не виделись!

– Практически со школы. Веруня, ты просто расцвела.

– Да, ладно тебе, Макс. Я и в школе красавицей не была, а уж сейчас!

Хохлунова, не греши! Ты же знаешь, я врать не умею.

– Это точно. Он у нас редкостный правдолюб. Знаешь, Лялька, я сейчас расскажу тебе одну историю…

– Веруня! Вот язык у тебя так и остался помелом!

– Ну, я только одну историю, Максик.

– Ладно, бог с тобой. Все равно тебя не остановишь! – он обреченно махнул рукой.

– Ну, так вот. Наша классная, Элина Ароновна, была, мягко скажем, человеком странным. Мужа у нее не было, детей тоже, так что представляешь, на кого она направляла всю свою нерастраченную педагогическую энергию? Причем ей казалось, что психологические приемчики, которые она применяла, а это были задушевные беседы, только во благо заблудших деток. А детки, в основном, считали ее потуги напрасными и тихо, но без злобы, подсмеивались над ней. Короче, она думала, что воспитывает, мы делали вид, что поддаемся ее дрессуре. Но наш Макс однажды устроил ей показательно – воспитательную порку, и именно тогда, когда она собиралась так же показательно «выпороть» нас пятерых: меня, Маринку Кузнецову, Макса, Березина и твоего Соколова. Ее всегда бесил наш «союз нерушимый». Подготовка и обработка членов нашей пятерки шла почти неделю. И вот – собрание, на которое был приглашен директор школы Николай Иванович Мельников. Ее тронная речь о вреде кастовости и клановости в социалистическом обществе произвела впечатление на директора. Он даже перестал рассматривать птичек за окном и уставился на нее, в ожидании продолжения. Со словами: «А между тем такие, как некоторые члены (дальше перечисление пофамильно) касты лицемерят друг перед другом и совсем не товарищи друг другу» она, торжествуя, посмотрела в наш угол. Дальше из ее уст полился сравнительный анализ разговоров с каждым из нас. Нужно сказать, что Макс, который был вызван на приватную беседу первым, сразу понял, в чем дело. В сумке у него был диктофон, вещь по тем временам диковинная, привезенная родственниками из Германии. Он незаметно нажал кнопочку. Вечером, сидя у него дома, мы слушали, как Элина Ароновна доказывает Максу, почему ему, такому умному и талантливому, не следует якшаться с такими личностями, как…далее по списку остальные члены касты. Причем, по ее словам каждый из нас, говорил о нем кое – кому кое – что нелицеприятное. На вопрос Макса, а кто ей это рассказал, она загадочно ответила: «Ну, вы не одни в классе». У нее еще была сеть информаторов. Но она не учла, что мы действительно были кастой. На диктофон были записаны и разговоры с остальными. Сценарий тот же. Такой – то о тебе, Марина (Вера, Саша, Володя), сказал то – то, а ты, такой честный (порядочный, доверчивый и т. д.) с ним (с ней) дружишь. Вот это все Макс дал прослушать всему классу. Стояла гробовая тишина. При первых же звуках своего голоса, доносящегося из диктофона, Элина Ароновна побледнела и, с расширенными от ужаса глазами, опустилась на стул. Николай Иванович молча дослушал пленку до конца и так же молча вышел из класса. На него было страшно смотреть. Элина Ароновна, на полусогнутых, посеменила за директором. Надо сказать, я тогда немного струхнула. Дело могли повернуть так, что мы бы оказались виноватыми. А нам еще оставалось учиться целый год. И нужны были характеристики для поступления в институт. Что говорил директор, человек интеллигентный и даже мягкий, нашей классной, осталось тайной. Элина Ароновна доработала до конца учебного года и исчезла из школы. Мы спокойно проучились до выпускного и получили на руки свои первые характеристики. У каждого было написано: «честный, принципиальный». Вот и все.

– И Сашка принимал в этой акции участие? – Лялька не могла поверить, что ее, всегда рассудительный и осторожный муж, мог так рисковать.

– Еще какое. Мы вначале не планировали выносить эту гадость на общественный суд, хотели предъявить пленку только Элине. Но именно Сашка убедил нас, что нужно и других оградить от таких «воспитательных» мер нашей классной.

– Вот так, через двадцать с лишним лет узнаешь такое о своем муже!

В кухню, подталкивая друг друга, ввалились Соколов и Березин с мокрыми волосами, но уже заметно протрезвевшие.