Сестры
Шрифт:
Ох-ох. Первый… нет, очередной бал «Белое и Черное». Марелла, Кристиана, Брандо Брандолини, Дэвид Бофорт в бабочке, Сесиль [8] и я. Банда. Сесиль — это тот, у которого в петлице мак. Мы всегда очень хвалили его, я имею в виду, его творения, однако вы никогда не услышали бы, чтобы он сам говорил об этом. То есть, говорил об этом в подобном тоне. Он одевался изысканно, как папа и Поланд, к тому же в английском стиле и немного по-женски. Сесиль всегда носил очень широкие рукава с большими золотыми пуговицами, которые были бы заметны даже на заснеженном поле в самый разгар Пасхи. Он создавал декорации для моей пьесы, той, в которой я выступала на Бродвее. Сесиль сделал это несмотря на Трумэна, с которым как раз в том году повздорил, поэтому даже в самых сдержанных его портретах чувствовался
8
Битон Сесиль (1904–1980) — английский фотограф, прославившийся «парадными» фотографиями знаменитых особ.
Фанатичный служитель фотопленки, не правда ли?
Что меня поражает в этом альбоме, так это то, что в те времена все были одеты: фотографы, водители такси, артисты.
Вы можете сказать, что у нас с Джеки был один и тот же стиль?
Стиль был у меня.
В течение долгого времени мы одевались совершенно одинаково. Смотрите-ка, Восточный Хэмптон, мне, должно быть, года два-три, я в купальнике со всеми этими звездочками. На этой фотографии — одинаковые платья, которые нам сшили, чтобы ходить в пансион мисс Портер. А вот первый выход в свет; Джеки во всем своем вызывающем великолепии: шляпа, сумка, перчатки, клипсы, зонт. Юбка выше коленей. Перманентная завивка. Браслеты-змейки обвивают руку. Это стиль Дженет как раз накануне нашего Путешествия в Европу. Американцы с Пятой авеню такие наглаженные, что когда садятся, слышно, как хрустит их одежда. Я даже думаю, что эта фотография была сделана на корабле. Как раз перед отъездом.
Да, Джеки была крупнее меня.
Ей шло все, что она носила; и когда после избрания ее мужа я показала ей, как следует одеваться, если она намеревается устроить революцию в Вашингтоне, когда я начала делать для нее покупки в Париже и отправлять ей эти наряды самолетом, — это себя я одевала для такой бесподобной роли, это я стала одной из десяти самых элегантных женщин в мире.
Тем не менее ореол вокруг Джеки сиял ярче.
Этот плодовитый карлик Трумэн говорил, что я красивее и что между нами такая же разница, как между фарфором и керамикой. Тем не менее керамика прочнее фарфора, и в глазах мужчин она более привлекательна.
Что было чудесно, когда я приехала в Европу, так это то, что я была сама себе хозяйка. Я сумела освободиться от всего, что мне навязали — от стиля Дженет. Насколько в своей манере одеваться папа был европейцем, настолько Дженет оставалась американкой из Филадельфии, родины бунтарей. Одно из навязанных правил, которое я больше всего ненавидела в детстве, — это обязанность одеваться так, как решала наша мать. Она продумывала наши наряды, равно как и наше питание, образование, благотворительную деятельность и занятия спортом. Когда мы приезжали в Восточный Хэмптон, наша форма одежды менялась в зависимости от повседневных занятий. И, не взирая на погоду, солнце, дождь, недомогание лошадей, слишком сильный ветер, чтобы выходить в море, расстройство желудка у Джеки, которое лишало нас возможности есть блины, мы оставались в наших костюмах для блинов, морских прогулок, верховой езды.
Единственная игра, в которую нам было запрещено играть по причине Тяжелой Наследственности Блэк Джека — это карты. Когда он окончательно покинул дом в Восточном Хэмптоне, прямо перед переездом Владыки Хаджхая, я обнаружила в ящике для перчаток от «Паккард» новую, еще в упаковке колоду карт из «Рэкет Клаба». И как только Дженет отправляла нас в постель, я устраивалась на кровати Джеки и мы играли в кункен [9] . Остальное время колода пряталась за огнетушителем, который на пару с веревочными лестницами был установлен по указанию Дженет во всех ванных комнатах.
9
Карточная
игра.Наш костюм для игры в карты, которая лишь напоминала кункен, так как большинство правил нам было неизвестно, держался в секрете: голубая пижама в красные лодочки. Я надевала низ, а Джеки — верх, потому что у нее начала расти грудь; возможно, мне удастся найти для вас фотографию, сделанную одной зимой в Кении, где на мне надета эта пижама в красные лодочки. Поланду нравились домашние пижамы. Их носили до 70-го или 69-го, а может, и несколько позже. Надевая ее, я всегда вспоминала Дженет. Под пижаму никогда не надевались трусы, чтобы они не выделялись… я сошла с ума, сообщая все эти подробности о трусах. Я так и вижу заголовки: «Скейт рассказывает нам о нижнем белье». Или: «Невестка президента не носила трусов». Господи, я столько всего могу рассказать, что мне нет смысла преувеличивать. К тому же, это не было бы правдой. Знаете, я всегда отличалась целомудренностью.
Что мне нравилось в жизни с Поландом, так это возможность одеваться по собственному желанию и покупать все, что захочется. Барт и контрабанда из магазина для дипломатов остались в далеком прошлом. Я была княгиней Поланд и имела личный счет у кутюрье, как давным-давно при папе у «Сакс». Я начала часто захаживать к ним и именно у них создала свой первый стиль, сама стала его творцом. Мне не делали его на заказ.
Я обожала закрытые купальники, платья без рукавов и с круглым горлом, пуловеры, прямые брюки, пышные юбки, пояса, но больше всего — платья без рукавов. Нуреев говорил, что я похожа на цветок, стоящий в настолько высокой вазе, что нет ни малейшей возможности дотянуться до моих лепестков-губ.
Я бы предпочла, чтобы вы об этом не писали. Не желаю навешивать ярлыки с уймой известных имен на каждый этап моей жизни.
Вижу, вы открыто затрагиваете Щекотливую Тему. Да, когда речь идет о нарядах, я становлюсь транжирой, однако не всегда. Первоначально оригинальная идея всегда появлялась у меня. У Джеки их не было никогда. Она все время слушала мои советы по поводу того, что следует носить, за исключением, пожалуй, той истории с верхней частью пижамы, когда она хотела спрятать свою грудь. Тогда еще нельзя было говорить о настоящей груди, тем не менее то, что она начала расти, угнетало ее.
В Вашингтоне она сразу же была признана образцом элегантности, потому что благодаря моим советам одевалась как европейка. Джеки сообщала мне по телефону свое расписание, а я говорила ей, что необходимо надеть.
Чтобы облегчить задачу, у нас все было в двух экземплярах. Розовый костюм, который был на ней в день убийства, есть и у меня, однако никто не собирался убивать Поланда.
Не стоит проводить дурацкий психоанализ этого случая с грудью. Джеки была старше, и ее угнетало, что грудь у нее появилась раньше, чем у меня, и ей одной придется броситься в эту авантюру. Это означало, что Дженет посвятит целые дни разговорам на серьезные темы. В такие дни у нас создавалось впечатление, что она рассказывает нам о вещах, касающихся совершенно других людей. К тому же она была самым неподходящим человеком для подобных бесед. Никто, хуже Дженет, не мог бы нам объяснить, что такое быть женщиной: она порвала с Блэк Джеком.
Дженет ненавидела любовь, а грудь была воплощением любви.
Ладно, я полагаю, что мечтой всей ее жизни было видеть нас до конца наших дней в Безупречных Костюмах Молодых Девушек, Учащихся в Вассаре.
Вечером, устроившись на кровати Джеки, мы болтали о том, что действительно было важно для нас: о вещах, которыми мы дорожили, и о тех, к которым питали отвращение. Так вот, среди ненавистных вещей было хождение за покупками в сопровождении нашей матери.
Зато все, что шло от папы, — короткие пиджаки, чтобы взбираться на лошадь, сапоги, куртки с велюровым воротником для верховой езды, привычка закатывать по локоть рукава рубашки, — перешло к нам.
«Рэкет Клаб» брал реванш.
Покинув Дженет и Хаджхая, мы постоянно носили свободные костюмы. Свои первые джинсы я купила в год смерти папы. Джеки не имела права их носить. Из-за мужа. Мне кажется, она действительно ни разу их не надевала. Я просматривала фотоальбомы, ее часто можно увидеть в брюках, но в джинсах — никогда. Не знаю почему. Ей нравились брюки с заниженной линией талии, которые стали шить с 1970 года, и она могла их себе позволить. Однако никаких джинсов.
Именно так и создается стиль.