Сети
Шрифт:
– СТОЯТЬ, – произнес голос. – ЕСЛИ ХОТЯ БЫ ОДИН ИЗ ВАС ДВИНЕТСЯ С МЕСТА, ОНА УМРЕТ. – Слова прозвучали спокойно, но тон, которым они были сказаны, словно вмуровал Марго в скалу. Она обнаружила, что не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. Если бы смерть умела говорить, ее голос звучал бы именно так. Тишину вспорол короткий женский визг.
– МОЛЧАТЬ, – припечатал голос. – ИЛИ ОНА УМРЕТ.
Марго чуть не задохнулась от этих ужасных звуков. Она не понимала, сама шла в полуобморочном состоянии или ее тащили. Наверное, все-таки тащили: ступни не ощущали твердой поверхности. По лбу, вискам и спине текли струйки холодного пота. Она смотрела только на длинный, обоюдоострый, абсолютно зеркальный кусок металла под подбородком, в котором проплывали огоньки свечей, позолоченные
На выходе из храма ее похититель, прикрываясь ею как щитом, повторил обе угрозы стайке крестьян возле скамейки. Потом кошмарный нож исчез, вместо него появился знакомый темно-рыжий загривок, самая надежная на свете рука обвила талию. В лицо горьковатым запахом осеннего дыма и опавших листьев ударил ветер. Марго сделала несколько судорожных глотков воздуха, ощупала мокрыми пальцами горло.
«Сумасшедший! А если бы тебя не послушались? Если бы ты случайно задел за что-нибудь локтем? Вынуть нож в храме… Прямо в храме!»
Ее бросило в жар и в слезы. Ох, как подмывает развернуться и врезать по этой мрачной физиономии, пока она в пределах досягаемости. Зачем устраивать спектакль? Почему нельзя было просто взять за руку и увести?
Они неслись, не сбавляя ходу, не меньше часа. За это время влажный ветер остудил пыл. Марго осознала: на самом деле Морган сыграл блестящий ход. Батюшка вряд ли отпустил бы внезапно нашедшуюся дочь знаменитого епископа-винодела, с которого можно стрясти немалое вознаграждение. Она наверняка в розыске. Марго тихонько хихикнула, представив, какая буча разразилась после их бегства. Замельтешили как муравьи, когда в муравейник плеснешь воды, и выслали погоню, которая, проболтавшись полдня по окрестностям, вернется ни с чем.
Кто он – безвестный герой, псих или разбойник? Впрочем, эти три понятия не были взаимоисключающими. И в Ланц ли он ее везет? Да какая разница! Если нет, еще и лучше. Не придется возвращаться к унылой монастырской жизни, юлить и выкручиваться перед батюшкой Адрианом – Марго до сих пор не придумала оправдания своему побегу. Не придется слушать проповедей, после которых она готова провалиться сквозь землю от стыда и чувства вины. Не придется сносить похотливые взгляды Пауля и значиться у него в невестах. Вдруг Морган заставит ее переспать с ним? Странно, но эта мысль не была пугающей; мало того, живот отозвался на нее спазмом – болезненным, но дьявольски приятным. Марго пустилась по волнам воображения, смакуя, как это сильное тело наваливается на нее, распластывает по земле, как большие горячие руки стаскивают с нее штаны и раздирают рубашку, сжимают ее груди и попку, как он втискивает бедра между ее ног… Он привезет ее в разбойничий лагерь и сделает своей… Любовницей? Прислугой? Промежность наливалась горячей тяжестью, которая, пульсируя, растекалась по животу и бедрам. Она не станет сопротивляться, позволит ему делать с собой все, что он захочет.
«А хочет ли он? Способна ли эта каменная глыба кого-либо любить и что-либо чувствовать?»
С разбойниками было бы весело. Кочевая жизнь, трапеза у костра, каждый день приключения и свобода, свобода, свобода. Зарабатывать на жизнь грабежом, безусловно, грех. Но кого в первую очередь грабят? Торговцев. Кое-кого из них совершенно нелишне проучить. Батюшка Адриан говорит, торговцы бывают двух типов – жулики и грабители, третьего в природе не существует. Выходит, разбойники делают доброе дело – лечат, пусть и с переменным успехом, их души от страсти сребролюбия. Грабители грабят грабителей. Чаши весов уравновешиваются. Да ведь ей и не придется самой освобождать торговцев от нечестно нажитого богатства – это мужское занятие. А она бы вкусно кормила своего атамана, заботилась бы о нем, стирала бы и чинила его одежду, вязала и шила бы для него. Быть может, он со временем полюбит ее и женится на ней? Иштван со всеми его подозрительными магическими
дарованиями не стоит и ногтя этого парня.Они углубились в чащу, конь перешел на шаг, и сладкие грезы Марго развеяло совершенно отчетливое ощущение, что за спиной сгустились тучи и сейчас она получит втык.
– У тебя непревзойденный талант влипать в неприятности, – прошипел Морган.
– А у тебя – выбираться из них, – парировала Марго в надежде отвести от себя карающий меч. – Признайся, ты не рыбак и не торговец. Ты разбойничий атаман!
Марго почувствовала, как его грудь дрогнула от беззвучного смеха.
«Засмейся! Ну засмейся же! Я хочу услышать твой смех!»
Морган не засмеялся.
– Этот священник… Он знает моего отца. Кто бы мог подумать. Он меня опознал. Если бы не ты… Ты так ловко все провернул! Как ты догадался, что я влипла?
– Никак. Ты ушла и пропала.
– Там, в храме, меня не покидало ощущение, что ты стоишь рядом. У меня бывало так с Иштваном – я иногда чувствовала его на расстоянии. Помнишь, я говорила про дуновение ветра? Это оно и есть: ощущение, будто человек рядом, хотя он далеко.
Морган тяжело вздохнул, почесал затылок. Узел затягивается. Чем дальше, тем сложнее и противнее врать этому милому доверчивому котенку. Надо признаться. Признаться прямо сейчас и оставить наконец этот проклятый булыжник на дороге.
«Марго, я тебя обманул. Я Сур».
Извиниться. Объяснить, почему обманул.
– Можно с тобой посоветоваться? – перебила его мысли Марго.
– Попробуй.
– Что мне сказать отцу?
«Хороший вопрос… Нет, парень, вопрос плохой, и тебе придется на него отвечать».
– Смотря какую цель ты перед собой ставишь, – начал Морган неторопливо, пытаясь выиграть время на раздумья.
– Мне надо доказать, что я уже взрослая.
– Хм… – Цель неожиданно оказалась наготове. – Взрослость, дружок, не нуждается в доказательствах. Знаешь, чем взрослый отличается от ребенка?
– Возрастом, самостоятельностью. Взрослый свободен.
– Нет. Взрослый несет ответственность за свою жизнь – за свои слова, поступки, мысли и их последствия. Признает свои промахи, не переваливает вину за собственные просчеты на других, в том числе на воображаемые злые силы. Если хочешь, чтобы тебя признали взрослой, скажи правду.
Марго размашисто обернулась:
– Признаться во всем?!
– Дослушай, прежде чем верещать. Скажешь отцу, что хотела повзрослеть, стать самостоятельной, хотела обучаться магии, и тут…
– Про магию нельзя! Он считает магию дьявольщиной.
– Даже если она излечивает от болезней и спасает жизни? – едко усмехнулся Морган.
Девушка замялась, заерзала.
– Он говорит, излечиться можно, прикладываясь к святым мощам. И церковными способами – постом, молитвой, покаянием, смирением. И травами. Но только если они куплены не у Суров.
– Травы. Замечательно! Ты хотела заниматься травничеством. Очень чистая и благородная цель – готовить лекарственные снадобья. Тебя же Иштван как раз этому и учил, верно? Это твоя заветная мечта, которую ты стеснялась озвучить. И тут подвернулся Иштван. Тайком убежала из страха, что тебя не отпустят. Обязательно покайся! Слезно! Иштван взял тебя в ученицы. А в один прекрасный день ты обнаружила, что он вместо лекарств готовит яды и пытается приобщить к этому тебя. Ты поняла, что он не тот, за кого себя выдает, и сбежала.
Марго долго молчала, грызла ногти – Морган едва сдержался, чтобы не шлепнуть ей по руке. Потом недоверчиво хмыкнула.
– И после этого меня сочтут взрослой?
– Ты просила совета. Я тебе его дал. Принять или не принять – решай сама. Ты же взрослая, так ведь? – Морган не мог не воспользоваться случаем поддразнить ее: она так потешно злится – от души, с чувством и… абсолютно беззлобно. – Обязательно назови его имя. Священники общаются друг с другом, а дурные вести разлетаются быстро. Люди обсуждают гадости гораздо охотнее, чем радостные события. Поползут слухи, что человек по имени Иштван Краусхоффер – опасный преступник. И если он где-нибудь засветится, его сцапают.