Сети

– Мне влетит, – вздохнула Марго.

– Вполне заслуженно. Будь я твоим отцом, я бы отделал тебе шкурку так, что ты месяц не села бы на задницу. А потом подыскал бы тебе мужа посуровее и подарил бы ему на свадьбу розги, чтобы он выбил дурь из твоей башки.

Девушка передернула плечами и вскинула голову, обдав Моргана волной аромата распущенных волос; несколько волосинок пристали к его рубашке.

– Отец не станет меня пороть. Он прочтет мне проповедь, а после отправит в келью святого Аммоса и заставит с утра и до обеда читать акафист. Он всегда меня так наказывает. А мне нравится. – Она хихикнула. – Он этого не знает.

Памятуя о своем провале со старцем Азарием, уточнять, что такое акафист, Морган не решился.

– Замуж меня не возьмут, – продолжала Марго. – Даже если я расскажу будущему мужу об изнасиловании, кто мне поверит? Антуан будет все отрицать или скажет, что я сама под него легла. Кто станет доверять недевственнице? Это пятно на всю жизнь. Ты-то сам наверняка на девственнице женился.

Морган закусил губу. Если он скажет правду, Марго ему не поверит – решит, что он хочет ее успокоить; если соврет, то подтвердит ее опасения.

– Тогда живи в монастыре. – «Раз уж вашим идиотам так важна пленка между ног».

Морган перехватил поводья в другую руку и придвинулся ближе к девушке. Ни одна из перспектив – ни замужество, ни монашество – его не радовала. Но монашество… меньшее из зол. Если девчонка не может достаться ему, пускай лучше достанется Богу, чем какому-нибудь крестьянскому олуху, который, придя вечером с поля, будет дышать на нее перегаром и лапать жирными потными руками.

– О боже! Монастырь и замужество! Неужели третьего не существует?

В какой-то гипотетической реальности третье существовало. «Ты со мной». Морган прогнал от себя грызущую сердце мысль и довольно сурово констатировал:

– Существует Иштван, который не должен знать, что ты осталась в живых. – Отмазка. Иштван конечно же поймет – по фантому, по отпечаткам девушки на оставшихся у него ее вещах, – что она избежала смерти. Морган боялся развивать мысль о ее дальнейшей судьбе; кроме монастыря и замужества, Марго действительно ничто не защитит.

– То есть, пока его не поймают, мне придется не жить, а прятаться. – Марго замолчала в ожидании опровержения ее приговора самой себе, но Моргану нечего было возразить. – Я не останусь в монастыре, – сказала она твердо.

Спорить бесполезно – Морган понял это мгновенно. Ее решение окончательно и бесповоротно, ее решимостью можно дробить скалы, рубить деревья и бурить лед. Вернувшись домой, она продолжит поиски любви и себя. Пока снова не вляпается. Но твердость девушки, хоть и проявляемая не к месту, ему понравилась.

– Я буду учиться магии дальше. У Суров.

Морган едва не рухнул с лошади.

– Ты что, сдурела?

– А что? – простодушно откликнулась Марго.

– Тебе это не по средствам!

– Я буду работать и одновременно учиться.

– Кем же ты собралась работать, дружок?

– Пойду в город, наймусь прислугой на постоялый двор или еще куда-нибудь.

– И найдешь на свою голову еще одного Иштвана. – «Если не нарвешься ненароком на первого». – Город – гнездо порока, – поддразнил ее Морган.

Марго презрительно фыркнула в ответ. Проклятье! Упряма как осел. Придется пойти на крайний шаг – приоткрыть правду, разглашение которой под запретом. А потом отбиваться от очередного камнепада вопросов и лгать, лгать, лгать… И чувствовать себя дичью на охоте.

– Малыш. – Морган прочистил горло. – Послушай меня. И пообещай, ради собственной безопасности, что никогда и словом не обмолвишься ни о путешествиях в Погибший мир, ни о магических проделках Иштвана типа этой его Ревущей Комнаты, ни о том, что жила на ледяном материке, ни о том, что сейчас услышишь. Ни с друзьями, ни со случайными знакомыми, ни со священниками. Никогда и ни с кем! Иштван – не маг, он обычный целитель-травник, и жили вы в Браголлаке. Кроме трав ты ничего за эти два с половиной года не видела. Усекла?

– Ага. – Марго повернулась к нему и вытянула шею. – Но почему?

– Во-первых, тебя примут за сумасшедшую. К чему тебе такая репутация? Во-вторых… – Морган сделал паузу, набрал в легкие побольше воздуха и медленно отчеканил, глядя в незабудковые глаза: – Эта информация очень опасна. Она не должна дойти до Суров. У них есть шпионы. Твои рассказы могут привлечь внимание.

– Хм… – Русые брови вздернулись в недоумении. – А как отличить шпиона от не-шпиона?

– Не надо отличать. Просто молчи.

– А если проболтаюсь?

– Ты слишком много знаешь. С теми, кто слишком много знает, часто происходят несчастные случаи, – туманно пояснил Морган. – А бывает, им отрезают язык. – Не рассказывать же ей о том, как стирают память.

Девушка застыла с приоткрытым ртом. Потом повернулась к нему спиной и притихла. Подействовало! Радости Морган не испытал: только что он отрубил себе возможность открыться ей.

Натянутое молчание длилось несколько миль и закончилось вопросом, можно ли познать Божественную любовь, не познав человеческой. Морган будто ухнул с горы. Ничего себе переход. Что творится в ее голове? Он никогда не размышлял о подобных вещах. Разве это не одно и то же? Разве не от любви Богов происходит человеческая любовь? На всякий случай он ответил утвердительно.

– А Иштван говорил, нельзя, – возразила Марго. – Он говорил, пока не испытаешь человеческой любви, не пресытишься ею, не поймешь, что есть высшая любовь – Божественная.

Морган взъерошил волосы. Никогда он не встречал пресыщенных любовью. Осчастливленных, раздавленных, убитых, обделенных ею и тем не менее жаждущих ее всем сердцем – да. Но пресыщенных… Он охотно поспорил бы с Марго – из принципа, чтобы опустить в ее глазах Иштвана, – но тогда посыплются новые вопросы.

– Зачем спрашиваешь, если сама все знаешь, – проворчал он. – И почему у меня? Задавай эти вопросы священникам.

– Я и задавала! И потом чувствовала себя виноватой за то, что живу. Грехи, грехи, грехи… Во мне нет ничего, кроме грехов! Однажды я не выдержала и покаялась в том, что живу на свете. Батюшка Адриан отчитывал меня целый час. Оказывается, так говорить – тоже грех! Жизнь – дар Бога, а я пытаюсь бросить его Ему в лицо. После той исповеди я весь вечер рыдала в келье святого Аммоса. Почему-то возле его мощей я совсем иначе себя чувствую. Я чувствую благодать, любовь, поддержку, будто святой Аммос держит меня за руку, гладит по голове и мягонькой кисточкой выметает сор из души. Мне очень стыдно, но мне кажется, священники неискренни. А твои ответы – они похожи на правду. Я словно долго глядела в мутную воду, которая вдруг очистилась, и на дне заиграли камушки.