Севастополь (сборник)

— До полночи, — подтвердил тот. — Все выбрали. В трюмах вроде аквариума: кроме бычков с феринками [3] , ничего. А ящички уже на переднем крае распечатывают.

— Не отсырели патроны? — озабоченно справился Кирюша.

— Претензий от братвы не поступало, а гитлеровцы нехай жалуются на том свете…

Чабан рассмеялся, довольный своей шуткой.

Извлеченный им из моря груз ценился теперь дорого.

Буксирные пароходы, шхуны и сейнеры пол обстрелом вражеских танков, расставленных на пристанях Северной стороны, пробирались к теплоходу, притопленному близ Сухарной балки, укрывались за его корпусом от пуль вражеских автоматчиков, ожидая, пока грузчики доверху забьют баржи снарядами, и вели груженые суда обратно через зону обстрела.

3

3

В бухте, которая простреливалась насквозь, появиться днем было невозможно, и водолазы работали по ночам. Первым среди них считался Николай Чабан. За восемь месяцев обороны он в общей сложности провел в затонувших транспортах свыше месяца. Необычайная выносливость снискала ему всеобщее уважение моряков и горожан.

Ничем не примечательная, сухощавая невысокая фигура Чабана, слегка раскачиваясь, скользила впереди Кирюши к просвету двери в конце штольни. Предутренняя прохлада наружного воздуха сменилась затхлой сыростью подземелья. С каждым шагом духота усиливалась. Чем дальше вел Кирюшу водолаз, тем труднее становилось дышать.

— Под водой и то легче, — пробормотал Чабан, смахнув обшлагом пот с бровей.

— Здесь еще ладно, — отозвался подросток. — В прошлый рейс мы к мастерской ходили. В тех штольнях все равно что в горячий котел залезть. А люди у станков… И дед Величко там, у которого я учился на заводе в механическом. Без рубахи, а в очках…

Чабан остановился перед приоткрытой дверью.

— Товарищ капитан-лейтенант, разрешите Кирюшке взойти!

Изнутри откликнулись.

— Дуй, морячок! — напутствовал водолаз. — Я в оперативную, за новостями.

Он свернул в боковой коридорчик, а Кирюша, вдруг оробев, шагнул под высеченные в скале и подпертые тавровыми балками своды помещения командного пункта.

У стола, на котором поверх разостланного плана Севастопольского порта поблескивали телефонные аппараты и оружие, сидел человек с проседью в волосах — капитан-лейтенант Приходько, командир отряда сейнеров.

— Моторист Приходько явился по вашему вызову! — звонко отрапортовал Кирюша, став напротив своего однофамильца.

Капитан-лейтенант пытливо осмотрел подростка и чуть усмехнулся его воинственному виду. За плечами Кирюши торчал автомат, к поясу была прицеплена граната, а сбоку висел трофейный штык-тесак.

— Сильно сомневаюсь, что тебе сегодня исполняется пятнадцать лет, — полушутя, полусерьезно заключил осмотр командир отряда. — На тринадцать от силы вытягиваешь, а больше ни-ни.

Кирюша покраснел от обиды. Малый рост вечно подводил его и был источником сомнений для окружающих. Никому за пределами порта и в голову не приходило, что щуплый, невысокий паренек в промасленном комбинезоне и форменной фуражке без эмблемы числился на службе в действующем флоте осажденного Севастополя. Да и не только числился.

— А вот глаза у тебя серьезные, севастопольские глаза. И держишься молодцом. Поздравляю тебя с днем рождения. Возьми на память…

Капитан-лейтенант достал из ящика и протянул Кирюше изящно переплетенный томик. На корешке желтело тиснутое золотом название: "Тиль Уленшпигель".

Кирюша неловко взял книгу, еще не решив, изумляться ему или радоваться, и едва собрался поблагодарить командира, как тот стремительно поднялся и, выйдя из-за стола, крепко обнял маленького моториста.

— Ничего, сынок, ты еще почитаешь в мирное время, если нынче недосуг, — растроганно сказал он.

— Товарищ капитан-лейтенант! — воскликнул Кирюша. — Про день рождения как вы узнали? Я и забыл про него.

Командир отряда хитро сощурился.

— Лучше не выпытывай. Военная тайна… Ну, с поздравлениями кончено. Изволь-ка держать ответ: почему о матери забываешь? Сколько раз в июне домой заглядывал?

Кирюша смущенно молчал. Он догадался, в чем дело. Мать, должно быть, послала старшего брата Николку на пристань, а тот пожаловался командиру отряда, что Кирюша уже три недели не был дома. И про день рождения, наверное, рассказал.

— Слушай внимательно, — продолжал капитан-лейтенант. — Все равно твой сейнер переднюет здесь, так что увольняешься на берег с четырех утра до семи вечера. Но с обязательным условием: навестить мать. Договорились?

Он повел рукой в сторону двери.

— Можешь считать себя свободным.

Бережно держа книгу, Кирюша попрощался с командиром и шмыгнул в коридор штольни.

Чудесной прохладой тянуло из квадратной щели выхода. Кирюша торопливо шел навстречу свежему воздуху, подставляя его невидимым струям разгоряченное лицо, пока в глаза не брызнул, ослепив на мгновение, нестерпимо яркий свет.

Уже рассвело. Над маслянистой поверхностью бухты поднимались испарения, постепенно редея и растворяясь в бледноголубом небе.

Спиралью вилась от штольни к пристани тропинка, протоптанная за месяцы осады.

Сбежав по ней на пустынный причал, который еще четверть часа тому назад был загроможден грузом, переполнен людьми, заставлен судами, Кирюша поспешил к одинокому сейнеру. Другие суденышки еще до рассвета разбрелись по расщелинам Корабельной стороны, под защиту зданий госпиталя и разбитого транспорта в дальнем углу бухты.

— Федор Артемович! — на ходу окликнул шкипера маленький моторист. — Ухожу до семи вечера на берег. Капитан-лейтенант приказал.

Из-за выступа рубки на корме сейнера показался коренастый усач.

— Правильно, — одобрил он, сойдя на причал. — Чем тебе весь день без дела томиться, лучше ступай и проведай мамашу. Ты ведь на Мясной живешь?

— Да, в третьем номере. Только в прошлом месяце наш дом разбомбили, а мама с Николкой в дом Логвиненковых перебрались. У самого берега.

— Так пошли скорее, — поторопил усач. — До башни вместе. Я за харчами схожу. Еще успеем взобраться.

Шкипер торопился не зря. Едва он и Кирюша, — составлявшие весь экипаж сейнера, — поднялись на верхнюю площадку лестницы, вдалеке раскатился орудийный выстрел и над ними томительно зазвенел рассеченный снарядом воздух.

Кирюша обернулся и, убедившись, что снаряд разорвался в стороне от Минной пристани, поискал глазами место, откуда стреляли. Взгляд его задержался на зданиях привокзальных кварталов, зияющих пробоинами, затем скользнул по источенному снарядами холодильнику, остовам мертвых судов у берегов бухты, пустынному рейду и редким купам зелени, увядшей под налетом гари взрывов и пожаров.