Северное Сияние
Шрифт:
Причем еще я прекрасно понимал: самостоятельно, как независимый игрок Ольга действовать точно не будет. Наверняка намеревается встраивать свой план действий в планы влиятельного герцогского рода, который — «по-родственному», уже на меня в какой-то мере рассчитывает. Не зря же герцогиня Мекленбургская сходу сосватала мне роль кавалера Ольги на бал дебютанток. Очень уж вовремя сосватала кстати, что заставляет задуматься — а случайно ли произошел захват яхты штабс-капитаном Измайловым? Который до сих пор, кстати, находится неподалеку от меня как наблюдатель.
Когда Ольга попрощалась и ушла, заметно покачиваясь от истощения, я подумал немного и решил в больнице не оставаться. Вернее не в больнице, а в медицинском блоке гимназии,
Мой ассистант нашелся на прикроватной тумбочке, и я вызвал себе такси «от Элимелеха». Заявившись в холл медицинского блока в сопровождении Иры — индианка, как оказалась, все время находилась неподалеку от моей палаты, я поставил на уши весь персонал. Подтвердил прилетевшему из дома и.о. главного врача (не одаренному) желание покинуть лечебный блок гимназии вопреки рекомендациям, и поставив где необходимо свою подпись, вышел на улицу.
Здесь, вплотную к крыльцу, меня уже ждала колонна из трех машин. Два внушительных внедорожника тольяттинского автозавода, применяемых пограничниками и ССпН Армии Конфедерации, только полностью черные, и памятный микроавтобус на котором Элимелех скрытно забирал меня совсем недавно из аэропорта.
Поехали мы в Холмогоры — в усадьбу, доставшуюся мне в наследство от полковника Французской колониальной армии, которому я приходился внучатым двоюродным племянником.
До усадьбы Делашапель, как ее здесь уже называли на русский манер, ехать было чуть менее ста километров. Изначально катать туда-сюда каждый день на такие расстояния мне показалось не очень здравой идеей, и я уже собирался подыскивать жилье в Архангельске, но после нескольких поездок неожиданно успокоился. Дорога «Холмогоры», связывающая Архангельск с Москвой через Вологду, имела статус государственного шоссейного пути, и была скоростной восьмиполосной трассой. Причем с выделенной полосой, по которой я — как имеющий титул одаренный аристократ, или владетельный владеющий, как это здесь называлось официально, имел право передвигаться.
Ограничения скорости на трассе не было, поэтому от гимназии до поместья расстояние преодолевалось за пятьдесят минут — меньше, чем дорога в час пик с работы до дома из одного района Питера в другой в моей прошлой жизни.
Я привык к поездкам на машине, а вот Анастасия в отличие от меня добиралась до гимназии по воздуху. Из Елисаветграда к нам прибыло два конвертоплана Юсуповых-Штейнберг, один из которых прибрала Ада для моей охраны и сопровождения, а второй использовался группой штабс-капитана Измайлова.
Вчерашние головорезы «бешеного взвода» ССпН Армии Конфедерации также в полном составе переехали в Холмогоры, будучи зачисленным в личную гвардию рода Юсуповых-Штейнберг, и став отрядом сопровождения княжны. Думаю что те, кто увольнял штабс-капитана из армии и направлял его плотно приглядывать за моей персоной совсем не на такой результат рассчитывали. Но по итогу Измайлов и его бойцы постоянно были рядом со мной. Так что в принципе, пока никто ничего менять не собирался, насколько я понимал сложившуюся ситуацию.
В отличие от Анастасии, по воздуху добираться желания я не имел. Если безальтернативно, то да, а так — совсем не моя стихия. Тем более, дел у меня всегда было достаточно, а дополненная реальность вполне позволяла устроить в салоне микроавтобуса комфортное рабочее место. Но обычно время в пути я банально тратил на отдых, очищая сознание от мыслей и просто ни о чем не думая, глядя на мелькающие за окном сопки.
Как и сейчас. И темнота за окном не была мне помехой — я уже привычно смотрел на темный мир кошачьим зрением. Отвлекся только один раз — когда выезжали через ворота гимназии, попросил Элимелеха вызвать Валеру и Эльвиру в поместье. Причем упомянул, что и связываться с ними необходимо по закрытому каналу, и прибыть в поместье им необходимо сохраняя конфиденциальность.
Усадьба
Делашапель располагалась на невысоком обрывистом берегу Северной Двины, которая здесь расходилась на множество проток. Размерами она много уступала поместью Юсуповых-Штейнберг. И в отличие от него моя усадьба напоминала не загородный дворцовый комплекс, а скорее укрепленный блокгауз. И не случайно: как я уточнил, архитектор по заданию двоюродного дедушки полковника вдохновлялся фортификационными сооружениями Ново-Архангельска, когда-то основанном русскими на Аляске.Главное здание усадьбы представляло из себя два прямоугольных параллелепипеда, положенных неровно друг над друга; сверху возвышалась коническая крыша. Постройка была сложена из грубых каменных блоков и издалека напоминала средневековую башню. И только при близком рассмотрении было видны современные технологии в виде стекла и бетона.
От основного здания отходили крытые галереи, соединяющие главное здание с остальными, одноэтажными строениями усадьбы. Одно из них, вынесенное над водой на сваях неподалеку от небольшого каменного причала, мне нравилось больше всех — именно в нем я устроил себе рабочий кабинет.
Территория усадьбы была огорожена высоким и массивным забором, также сложенным из грубых булыжников. Парк внутри был совсем небольшим — не чета тем угодьям, по которым я привык совершать утреннюю пробежку в Елисаветграде. Так что утром и вечером здесь я бегал по лесам. В сопровождении Иры, а также уже привычно барражирующей в небе на конвертоплане Ады.
Когда проезжали через массивную арку ворот я заметил подсвеченный холодным белым сиянием герб — оскаленную голову волка на серебряном щите. Желтый волчий глаз также ярко светился в темноте, так что акцентированный вертикальный зрачок был прекрасно виден.
Симпатично получилось. Когда уезжал отсюда в гимназию на такой долгий учебный день, щита с гербом еще не было. И если честно, я не надеялся, что он появится так скоро.
Недооценил я Фридмана. Или наоборот, переоценил косность бюрократов из Гофинтендантской конторы — в ведении которой после смерти двоюродного дедушки находился особняк, дарованный с барского императорского плеча Алексею Петровичу Штейнбергу, тогда еще простому поручику. Насколько, конечно, в этом мире может быть прост поручик синих кирасир — одного из столичных полков лейб-гвардии.
Ввиду того, что императорские чиновники некоторое время ведали этим поместьем, оно получило статус культурно-исторического наследия — видимо, не нашли фондов на обеспечение здесь хозяйственной деятельности. И в результате не снятого пока статуса каждый чих здесь требовал немалого количества согласований, каждое из которых приходилось словно клещами вытягивать.
По-моему, Моисей Яковлевич уже третью жалобу в приемную Императора отправлял, решив пойти по тропе войны, а не мирных и смазанных взятками отношений. Его решение, его личная война — в деятельность юриста я не вникал. Показательно контролировал лишь результаты, а в дела практически не лез.
Фридмана я проверял только пару раз по мелочам. Причем так, что он оказывался в курсе проверок постфактум. Но делал это больше дежурно — в юристе, в общем-то, не сомневался. Моисей Яковлевич со времени нашей первой встречи в Кобрине получил неожиданный трамплин и входной билет на недосягаемый до этого момента для себя уровень. После этого он готов был просто зубами и когтями выгрызть себе это право сохранить и приумножить.
С мыслями об этом я вышел из машины, и проскользнул через приоткрытую створку тяжелой, обитой железными полосами двери главного входа. И сразу услышал голоса: несмотря на поздний час, в здании кипела жизнь. Не привлекая внимания, я прошел в холл и увидел, как Зоряна распекает кого-то из персонала. Весь коллектив которого был принят на работу совсем недавно — до нашего прибытия усадьба находилась на консервации, и здесь посменно присутствовали только нанятые охранники.