Северные амуры

Барклай поклонился в знак подчинения приказу, развел руками и быстро вышел.

Генерал Дохтуров задержался.

— Ваше сиятельство, разрешите…

— Говорите.

— Так мы и в Москве очутимся скоро.

— Голубчик, Москва — еще не вся Россия, — по-стариковски жалобно сказал фельдмаршал.

И Дохтуров запомнил это мудрое изречение.

…Услышав об отступлении русских частей к Можайску, Наполеон был на седьмом небе от радости.

— Война выиграна! Кутузов позорно бежит. Еще одно сражение, и император Александр подпишет мир!

Наполеон велел Мюрату преследовать русских. У маршала еще остались надежные французские и итальянские конные полки, и он послал их в погоню. Стрелковая дивизия, собранная из разбитых накануне частей, форсированным маршем пошла следом за кавалерией. Мюрат, кичливый, самодовольный, был убежден, что налетом возьмет город, и загодя послал адъютанта к императору с приглашением отужинать и ночевать в Можайске.

Но торжественный въезд Наполеона в беззащитный Можайск не состоялся.

Западная окраина города была плотно прикрыта пехотой и конницей, там стоял в боевой готовности и Первый башкирский полк, которым до возвращения из госпиталя майора Лачина командовал есаул Буранбай.

Конница Мюрата неслась по Смоленскому тракту и по пригородным полям и лугам напропалую, — разве мог Мюрат унизиться до ведения разведки? Нахлестывая отощавших лошадей, всадники мчались стремительно — в Можайске они всласть попируют, отдохнут, накормят коней. Живей, живей! Прославим маршала Мюрата!.. Слава императору!.. Лошади скакали из последних сил, раздираемые в кровь шпорами, иссеченные плетьми, и вдруг на них, на беспечных всадников, обрушился ураган летучих стрел. Иные кони тут же рухнули, и их всадников затоптали копыта скакавших в задних рядах лошадей, иные вертелись винтом, с предсмертным хрипом и ревом, с иных исчезли наездники, пронзенные башкирскими калеными стрелами. «Амуры! Северные амуры!..» — испуганно закричал офицер и тотчас же сполз с седла, шлепнулся на землю. Остановиться конная лавина уже не могла, и уцелевшие кавалеристы, и ошалевшие, без всадников, кони налетели на твердыню джигитов, но не смяли, как надеялись, а сами разбились на мелкие клбчья полков и эскадронов, угодили под булатные клинки и кованые копья башкирских казаков.

Справа на врага бросились лавой конники тептярского полка, а слева русские оренбургские казаки. Весь строй конницы Мюрата, такой блестящей, такой изысканно яркой, распался на крохотные группы растерянных всадников, а джигиты, тептяри, казаки проскальзывали наметом между ними, а затем поворачивали, вздыбив лошадей, и набрасывались сзади — нанизывали на пики и копья, кромсали саблями.

Мюрат был вынужден приказать трубить отход. Собственно, и без заупокойного вопля горна итальянцы и французы быстренько, крадучись, тянулись на шатающихся лошадях обратно в Бородино, многие мчались пешими, боясь даже оглянуться на несокрушимых казаков Платова.

Наполеону пришлось задержать «победный» марш на Можайск, отозвать конницу Мюрата на переформирование и приказать Нею и Даву с их относительно боеспособными корпусами двинуться вперед осмотрительно, ведя разведку, подтягивая батареи.

Стемнело, когда Первый башкирский полк отошел по указанию атамана Платова за Можайск на привал. Буранбай предупредил сотников, что долго отдыхать не придется, значит, пусть джигиты не разлеживаются, а наскоро подкрепятся всухомятку и займутся лошадьми, — их надо кормить, поить, им требуется смазать раны, ссадины, царапины дегтем.

К есаулу пришел Янтурэ, попросил разрешения собрать на поле боя стрелы.

— Хочешь голову сложить даром? — рассердился Буранбай.

— Не я один, многие парни хотят собирать, имей в виду, домашних стрел совсем мало осталось, а ладить в походе наспех, из любого дерева сырые стрелы бесполезно!

В это время раздались радостные приветственные возгласы: появился майор Лачин с забинтованной, висевшей на косынке рукою.

К нему подходили джигиты, здоровались, поздравляли с благополучным излечением, с возвращением в полк.

Буранбай тоже искренне обрадовался, что майор так легко отделался, обнял Лачина, еще недавно он чувствовал себя обиженным, что его заменили на посту командира полка майором, но теперь полностью признал боевой опыт Лачина и хотел бы поскорее служить вместе, его помощником.

— Вот и спрашивай разрешения у командира, — сказал Буранбай Янтурэ.

Майор выслушал джигита и согласился уважить его просьбу:

— Только ведите себя осторожнее, — может, французы где затаились. И скажи сотникам, чтобы выделили парней порасторопнее, ловчее.

Майор и Буранбай сидели у костра, толковали о недавних схватках с противником, прикидывали, как восполнить нехватку лошадей, повар им принес вареного мяса на ужин — прирезали раненого коня… И тут возвратились веселые джигиты с охапками стрел, ссыпали их на траву.

— Все целы-невредимы?

— Так точно, господин майор! — отрапортовал Янтурэ.

— И пленных привели, — Наполеон, как видно, не беспокоится о раненых…

— А ну тащи их сюда.

К костру подвели большого, рослого офицера, он держался за поясницу и громко стонал — башкирская стрела пронзила его ягодицу, да так и застряла в ней.

Лачин рассмеялся:

— Где его подцепили?

— Из-под лошади вытащили! Не мог сам выбраться, наверно, ребра сломаны.

— Н-да, не повезло за-вое-ва-те-лю! — засмеялся Лачин.

— Ишь как зад-то разворотило! Препроводите-ка всех пленных в штаб.

— Разрешите стрелу не вытаскивать, пускай генералы посмеются, — сказал Буранбай.

Но Лачину это не понравилось:

— Нельзя издеваться над пленными, мы обязаны быть великодушными.

— А он бы вас пожалел, если б давеча джигиты не выхватили вас из самого пекла? — нахмурившись, спросил Буранбай.

Майор не ответил, велел позвать полкового лекаря. Но с лекарем прибежал запыхавшийся Янтурэ, закричал:

— Не дам портить мою стрелу!

Лекарь держал в руке пилку, смотрел то на командира полка, то на есаула.

— А откуда ты знаешь, что стрела твоя?

— Ваше благородие, да как же не знать — и дома сам точил-обтачивал, и здесь вчера вставил новое оперенье — орлиное перо! — Янтурэ схватил стрелу, и француз взвыл от дикой боли.

На этот раз джигиты не смеялись — пожалели…

— Как же я вытащу, не разрезав стрелу, — недоумевал лекарь. — А если тянуть, то весь зад разорвем в клочья.

— Знал бы, сразу там, в поле, и вырвал! — ругался Янтурэ.

— Берегут проклятый французский задище! Какая стрела пропала!.. [35]

Дробно застучали конские копыта, к костру подъехал генерал Милорадович с офицерами и конвойцами: Лачин и Буранбай встали.

Янтурэ понял, что ему лучше будет уйти, и на цыпочках отошел.

35

Случай со стрелой подлинный — о нем написал в «Дневнике партизанских действий» Д. В. Давыдов.