Северные амуры

А зима в деревнях, сдавленных сугробами снега, будет еще непригляднее — год неурожайный, значит, начнется и голодуха, поползут из избы в избу хворости. «Безысходная, горькая твоя судьбина, мой народ!..» — подумал Кахым.

А раскисать нельзя — война продолжается, ожесточенная, неудачная для России. Башкиры в годы ратных испытаний честно, самоотверженно сражались за Россию не щадя себя. Царь Александр обещал в манифесте даровать башкирскому народу после изгнания французов державные милости. Не обманывает ли? Вернувшись с войны, джигиты не простят обмана. Знамена Пугачева и Салавата — нетленные… Среди друзей князя Сергея в Петербурге Кахым встретил пылких свободолюбивых юношей, готовых идти на бунт ради блага народа. Признаться, он растерялся, не ждал, что в покоях молодого князя Волконского произносят такие крамольные речи. У русских крестьян, изнывавших под крепостным игом, оказывается, были благородные защитники, не страшившиеся царской опалы. Но и они, едва Наполеон, его разноязычные орды вторглись в Россию, безоговорочно выпросились, чаще всего добровольно, на войну, считая, что устройство жизни народа придется отложить на послевоенные годы. И Кахым был согласен с ними.

Ямщик свернул с тракта на проселок, и Филатов, пришпорив резвого коня, поскакал вперед.

— Куда это он торопится?

— Хочет известить старшину аула Надыршу о вашем прибытии, ваше благородие, — доложил ямщик почтительно. Кахым поморщился — такие почести ему не по чину.

20

Поддужные бубенцы спугнули покой дома Ильмурзы — видно, курьер еще не известил старшину юрта о высоком назначении его сына.

Когда тарантас остановился у ворот, работник взбежал на крыльцо и закричал в открытую дверь:

— Молодой хозяин приехал!

Около кухни испуганно взвизгнула женщина, то ли кухарка, то ли служанка.

Ильмурза, натягивая бешмет, не попадая рукою в рукав, выкатился на крыльцо и сердито спросил сына:

— Почему не прислал вестового?

Филатов ответил за майора:

— Я хотел сам прискакать, да их благородие запретили.

— А ты бы не слушал их благородия! — напустился на него Ильмурза. — Иль забыл правила благоприличия?

Сын выпрыгнул из тарантаса.

— Да будет тебе, отец!.. — И обнял всхлипнувшего от умиления и гордости за майорские эполеты Ильмурзу. — Мать здорова? А Сафия? Мустафа?

Сажида пыталась вытолкнуть на крыльцо отчаянно сопротивляющуюся сноху, но Сафия знала непреложные обычаи и ускользнула. Тогда, взяв за руку притихшего от неожиданности внука, Сажида пошла к воротам.

— Здравствуй, эсэй! Здравствуй, улым! — весело воскликнул Кахым, поднял, подбросил высоко взвизгнувшего от восторга Мустафу, теперь малыш понял, что этот нарядный офицер — его отец.

Сафия тем временем спустилась с крыльца, но стояла в сторонке, бросая на мужа сияющие счастьем взгляды.

Кахым пожал ей руку, обласкал улыбкой, но при людях не поцеловал.

Хлынули соседи, майор почтительно здоровался с мужчинами, а Ильмурза приглашал их в дом, но со строгим выбором.

В толпе у ворот слышались восхищенные возгласы:

— Да это же наш Кахым, а мы-то думали…

— За чужого начальника приняли.

— Ясное дело — мундир, борода, усы, такая важность!

Заплакал стиснутый людьми мальчишка, и мать сердито зашипела:

— Т-с-с-с, Пилатка в мешок посадит и увезет!

С нею согласились:

— Да, Пилатка с кем попало в деревню не поедет!

Солидно, неторопливо приблизился мулла Асфандияр, благословил поклонившегося Кахыма, приветствовал Ильмурзу.

Бурно ворвался в толпу веселый Азамат, он уже потолковал с Филатовым и знал все новости губернаторского дома и Оренбурга.

— Их светлость князь Волконский прислал к нам Кахыма начальником! — торжественно громко объявил Азамат.

Все замолчали, с недоумением посмотрели на него. Насладившись молчанием собравшихся, Азамат многозначительно добавил:

— Кахым отныне голова над нами и кантоном!

Мулла поинтересовался:

— Назначили, получается, вместо отца старшиной юрта?

Азамат посмеялся над такой наивностью святого хэзрэта:

— Бери выше! Помощник самого генерал-губернатора!

Ильмурза испуганно вздрогнул, ничего не понимая, а в толпе начались оживленные разговоры. Аксакалы тоже ни в чем не разбирались, но с одобрением поглаживали бороды:

— О-о!.. Выше своего отца-турэ!

— Всем турэ турэ!..

— Пилатка сказал…

Мулла Асфандияр мудро напомнил правоверным:

— Чужой не простит, свой не обидит. Большой начальник — турэ, выходец из нашего народа, не даст в обиду земляков. Пошли Аллах турэ Кахыму здравия и благополучия! — И, возведя глаза к небесам, забормотал молитву о ниспослании милостей Всевышнего и Кахыму, и его родичам, и его семейству.

Аксакалы, сделав «аминь» — проведя ладонями над бородою, потянулись гуськом к майору, чтобы поздравить его со столь высоким назначением.

Земляки победнее и помоложе кланялись издалека.

Ильмурза показал мулле и старцам на крыльцо: дескать, милости прошу, покосился на дерзкого Азамата — этот буян и без приглашения заявится.

— С недельку, поди, погостишь? — спросил мулла, шествуя в дом.

— Нет, никак не получится.

Ильмурза остановился, вопрошающе взглянул на сына, Сажида побледнела, а прячущаяся за крыльцом Сафия негромко вскрикнула и убежала, зажав рот фартуком.

— Князь Григорий Семенович поручил объехать все кантоны, проверить подготовку новобранцев во Вторую армию [36] , начать формировать полки. Так что задержаться не получится.

36

Башкирские казачьи полки в войну 1806–1807 годов назывались Первой армией, а в войну 1812–1814 годов — Второй армией.

Аксакалы приостановились во дворе — пожалуй, неприлично мешать насладиться скоротечным пребыванием в семье такому высокопоставленному государственному деятелю…

Кахым понял их нерешительность и обратился с нижайшей просьбой:

— Достопочтенные аксакалы, военное время — торопливое, когда еще доведется мне потолковать с вами о мирных делах!.. Да и посоветоваться мне с вами надо бы.

Ильмурза степенно поддержал сына:

— Аксакалы, для кого-то он и турэ, а для вас — Кахым. А ты, сынок, иди умойся, приведи себя в порядок. Я сам проведу гостей к табыну.

Мулла давно уже был в горнице, восседал на самой высокой подушке, благосклонно наблюдал, как рассаживались на нарах вокруг него старцы, поморщился, когда шмыгнул и пристроился в сторонке Азамат.

Хозяин успел сменить бешмет на мундир с медалью и держался еще надменнее, внушал землякам:

— Из моего повиновения сын не выйдет, следовательно, мое слово, и ваши советы, и молитва хэзрэта — залог его успеха. Мы не поможем — кто поможет?..

А Кахым, не в пример отцу, мундир свой скинул и пришел в горницу к гостям в обычном казачьем бешмете, но с эполетами.