Северные волки

– Ты можешь думать, что хочешь, хевдинг. Но все же я скажу, - процедила она, повернувшись к источнику спиной.
– Я не стала бы колдовать, чтобы привязать тебя к себе, даже если бы умела.

– Я настолько тебе не интересен?

– Именно, - бросила Берта и поспешила к ступеням ведущим во двор.

Никогда она еще не испытывала только чувств разом. Смятение. Желание. Злость. Страх... Еще какое-то неведомое ей до сегодня чувство.

Берта тряхнула мокрыми волосами, прогоняя их остатки, и перевела дыхание.

Подняла глаза к небу и улыбнулась, подставляя лицо бледному свету полной луны.

Не только Хальвдану вскружила голову юная Фрейя. И если это безумие разделено на двоих, то оно лучшее, что можно получить в дар от богов.

ГЛАВА 24. Жертва древним богам

В эту ночь Бертрада долго не могла уснуть.

Она ворочалась с боку на бок на жесткой монашеской койке. Вставала и проходила по маленькой комнатке едва в пять полных шагов. И снова ложилась.

Ей было то холодно, то вдруг тело начинало гореть. Порой казалось, что спины снова касаются покрытые мозолями пальцы Хальвдана. И от этого сердце начинало колотиться быстрее, а живот наливался тяжестью. И в то же время ставилось сложно дышать, будто воздух становился подобно камню, и давил на грудь.

Она старалась не думать о том, что произошло в источнике. Но мысли снова и снова возвращали ее в прохладную воду, к сильному горячему телу.

Вконец измаявшись, Берта решила, что уснуть ей все равно не удастся и, натянув штаны, вышла во двор.

Ночь была теплой. Пахла ночными маттиолами и пела голосами цикад. И даже запах дыма от погасших костров не казался горьким.

Берта вдохнула свежий, напитанный ночной влагой воздух, и медленно выдохнула. Порой, когда ей долго и быстро приходилось идти в гору и так же становилось сложно дышать, это помогало. Но в этот раз не очень то и спасло. Разве что дышать стало чуть легче. И холоднее. Берта даже передернула плечами, словно хотела сбросить сырой холод ночи.

Воины спали просто под открытым небом у почти погасших костров. Даже во сне они не выпускали рукояти клинков и секир из рук. Так предписано богами. Мужчина не должен далеко отходить от своего оружие потому, что неизвестно, когда оно им может понадобиться. И не мучили их ни жесткий камень, ни его холод. Это Берта все время мерзла, им же было все нипочем.

– Это разве холод?
– говорил ей Снорри, улыбаясь.
– Да у нас летом холоднее, чем сейчас здесь.

И тут же шмыгнула носом. Нет больше улыбчивого Снорри. И все же воины строго настрого запретили плакать о нем. А Берта не смела ослушаться. Часовые прохаживались, вглядываясь в темноту. Иногда перекрикивались. И им испугано отвечали ночные птицы. Ворочались раненные. Молча, не желая показать своей слабости. И Берта удивлялась тому, что им это удается. Никто не проронил ни звука, не дернулся, даже когда Хельги прижигал открытые сочащиеся кровью раны. И она не смела обидеть ни одного из них жалостью. С каменным лицом перевязывала раны найденными в обители святого Бенедикта бинтами. Хотя какой уже обители. Вряд ли кто-то сможет переступить порог храма после того, как его омыла кровь ее обитателей.

Сжались под деревом пленники, которых стерег смешливый Кнут. О них тоже позаботились. Правда, те не скрывали своей боли и северяне морщились, будто видели перед собой кучу навоза, глядя, как они извиваются и слыша, как кричат. К ним и направилась Берта. Остановилась в паре шагов и заговорила на языке Норэгр, глядя на неудачливых воинов.

– Что с ними будет?

Кнут пожал плечами. Ему сторожить выпало до самого рассвета. Это не лучшее время. Часто именно на рассвете часовые начинали клевать носом. Но не Кнут. Можно было подумать, что ему и вовсе не нужен сон. В битве ему досталась всего пара царапин и силы его не таяли так же стремительно, как Кьртана или Аудуна.

– Это рабы. Если переживут плаванье. Если нет - пойдут на корм рыбам.

Берта всматривалась в лица пленников. Совсем молодые. Немногим старше Снорри. Отец Оливер среди них казался сущим стариком. Одежды их были изорваны и забрызганы кровью. А в глазах читалась обреченность и страх. Кроме одного.

Темноволосый и темноглазый парень, ровесник Берты по виду, даже борода была еще словно пух цыпленка. Он смотрел на вельву с ненавистью и яростью. Если бы взгляд его мог испепелять, Бертраду бы уже объяло пламя. Столько ненависти. Столько злобы.

Берта присела на корточки, приблизив свое лицо. Что-то казалось знакомым в его чертах. Словно она видела его уже однажды. И в то же время нет. Слишком редко ей доводилось видеть благородных господ, чтобы забывать их лица. А то, что парень благородный, сомнений не вызывало. Уж простолюдина от высокородного отличить не сложно.

Девушка прищурилась и закусила губу Казалось важным вспомнить...

– Твои чары на меня не подействуют, ведьма, - сквозь зубы прорычал пленник, не особо и надеясь, что она его поймет.

Берта усмехнулась, но не стала говорить и слова. Кажется, она знала откуда ей знакомо это лицо.

– Где Хальвдан?
– спросила она, поднявшись и повернувшись к Кнуту.

Тот пожал плечами и сказал, что хевдинга не видел с вечера. Но если вельва хочет его найти - ей лучше спрашивать Бьерна или Ульва.

Берта поморщилась. Бьерн был добр с ней. И все же она робела, едва оказывалась рядом с ним. И пусть он ни разу не сказал ни одного дурного слова ей. Все же немного страшила его огромная стать. Ульва же она вообще боялась. Рука сама поднялась и накрыла маленькой колечко на волосяной нити.

– Я поищу его сама. Приглядывай за этим, - ткнула она пальцем в пленника.
– У меня дурное предчувствие.

Лицо Кнута стало суровей, добавив ему сразу годов. В свете луны же и вовсе стало похожим на суровую маску ледяного етуна. Он серьезно кивнул.

– Да, вельва.

Берта едва сдержала улыбку. От северных воинов не укрылось то, что она пела во время боя. И многие говорили, что тем самым она спросила богов и помощи. И те откликнулись. Отдали победу северянам. Сынам великой Норэгр. И даже к богатой добыче добавили несколько сильных и выносливых рабов. Теперь на высокую тощую фракийку смотрели с уважением. Никто не косился подозрительно. И стремились разделить с ней чашу с вином.

– Да. Я хочу принести жертву норнам и спросить их о грядущем, - сказала Берта, прохаживаясь вдоль ряда пленников.

– Тебе лучше поговорить об этом с Хальвданом, - неуверенно сказал Кнут.

– Да будет тебе. Я выберу самого немощного раба.

– А норны не разгневаются?

– Они не гневались за козу. С чего им гневаться, если получат более сильную жертву?
– усмехнулась Бертрада.
– К примеру, вот этого жреца, - ткнула она пальцем в отца Оливера.
– Из него все равно не получится сильного раба. Его годы слишком велики, чтобы можно было поручить ему тяжелую работу. Но он жрец распятого. И норны будут довольны такой жертвой.

Кнут все так же нерешительно косился то на жреца, то на вельву. С одной стороны не следовало бы без разрешения хевдинга разбрасываться даже самыми никудышными рабами. С другой - его просила сама избранная богами. Не разгневает ли он ассов, отказав ей? И все же гнев богов был страшнее, чем Хальвдана. Потому Кнут кивнул.

– Забирай жреца. И пусть норны разделят с тобой сегодня свои знания. Берта улыбнулась.

– Я верю, что они мне не откажут, - сказала она, распутывая веревки на ногах святого отца и пропуская один конец через узлы на руках.
– И я хочу попросить тебя дать мне свой нож.