Северный гамбит
Шрифт:
Жалко поляков. Хотя и говорил нам политрук, что народ этот к нам ни в коем разе не дружественный — в двадцатом на нашей земле и с нашими пленными зверстовали, как фашисты: «польский офицер саблей зарубил восьмилетнего мальчишку за то, что тот зло посмотрел», «расстреливали за большевизм целыми деревнями», «красноармейцу в живот зашили живого кота и спорили, кто сдохнет раньше» — и это всё какой-то француз, бывший у них советником, в мемуарах описал! Что всё у них было, как у фашистов — и отношение к нашим людям на восточных землях как к низшей расе, и сама идея, что они культурные европейцы, а на востоке дикари, которых надлежит завоевать и колонизовать, и концлагеря для недовольных. И агрессия ко всем без исключения соседям — даже от Германии, оказывается, успели кусок отхватить, а еще от Литвы, от Чехословакии; к Венгрии и Румынии претензии предъявляли, только с нами товарищ Сталин в тридцать девятом справедливость восстановил. Причем поступали по-подлому, используя своих же поляков кто за рубежом — сначала беспорядки и вопли об угнетении, затем
Вот только не весь же народ так? Уж если даже про немцев тон сбавили — давно уже не слышал: «Сколько раз немца увидел, столько раз его и убей», — так поляки всё же братский славянский народ… Ну, а что с завихрениями в мозгах по неразумию, так это поркой лечится — как детей малых на ум наставлять. Здесь в Варшаве за нас были и польские товарищи, коммунисты и патриоты. Как нас до того уже не политрук, а командир предупредил, кто с красной повязкой на рукаве, в того не стрелять. Да и дрались они неплохо, вот только вооружены неважно, у нас в сорок первом и то лучше было. А после они помогали нам город чистить — еще полк НКВД подошел, так красноповязочные при нем и проводниками, и переводчиками, и показывали, где тут входы в подземелья, в которых «белые» повстанцы засели, которые за панов, помещиков и буржуазию — ну чисто гражданская война в отдельном городе, да еще во вражеской осаде! Ну и мирных выводили, а много их еще осталось, у каждой нашей полевой кухни очередь человек в сто. Женщин много, детей. Накормят их — и на наш берег; говорят, там уже лагерь оборудовали, где будут всех пока содержать. Нет, мы не фашисты, но сами посудите, там эпидемия уже была в подземельях, а вдруг на наших перекинется? Так что лечение и карантин! И кормить их так легче, ну и конечно, отфильтровать, кто из них раньше фашистам служил в карателях. Ну, те, кто надо, разберутся, нам же главное — снова немцев сюда не пустить.
Так что — копай, пехота! Самое частое дело на войне, вот ей-богу, на гражданке смогу, наверное, землекопом работать. Причем быстро копать надо, потому что сейчас немцы силы подтянут и контратакуют. А у нас еще переправа не готова, понтонный мост только налаживают, техники на этом берегу почти что нет, лишь несколько противотанковых пушек на лодках доставили, да «барбосы» сами переплыли — самоходочки легкие, какие были на Днепре. А немцы вот-вот войска подтянут, настоящие, а не тот полицейский сброд, что мы в Варшаве перебили — и пойдут на нас «тигры» с эсэсовцами. Ничего, в Сталинграде хуже было.
И еще у каждого из нас по сумке, где лежит не только противогаз, но и противоипритовый резиновый плащ. Надевается удобно, как шинель: в рукава, а после можно полы вокруг ног обвернуть и застегнуть как штанины. Выдали месяц назад, и с тех пор старшины и взводные ежедневно проверяют наличие и сохранность. А еще были учения, черт бы их побрал, быстро всё надеть — это ладно, но бежать в этом, и с полной выкладкой!.. Хочется упасть и сдохнуть. Украдкой край маски оттягиваешь, чтобы пот вылить. И всё из-за немецкой химии, примененной против Варшавы — а ведь раньше и противогазы-то многие выбрасывали, освобождая в сумках место для иных полезных вещей. Причем этот газ зарин имеет особенную ядовитость, отчего против него и нужна такая защита. Ох, куда памятку дел?.. Надо перечитать, а то ротный спросит признаки заражения местности, стойкость в разную погоду, еще что-то; не ответишь — наряд вне очереди. Батя у меня рассказывал, как его еще в ту войну немцы газами травили — ну, суки, если опять!.. Тогда всё припомним, как в Германию войдем! Уже скоро.
Немецкая атака началась уже под вечер, так что окопаться мы успели. На западной окраине Варшавы были и дома, и заборы, и деревья-кусты, сюда повстанцы не дошли или их выбили отсюда быстро, так что похоже на нормальный пейзаж. Всё вроде было, как положено — сначала артобстрел, затем танки с пехотой — но именно «по уставу», без души, без натиска победить во что бы то ни стало. Немецкая артиллерия быстро заглохла — после первых же ответных залпов с нашего берега. Танки только сблизились с нашими траншеями — и сразу откатились назад, потеряв три машины сожженными из «рысей»; еще трех подбили «барбосы». Пехота залегала от нашего огня и вместо того, чтобы подняться в атаку, отползала прочь. И в завершение, прилетели наши штурмовики и хорошо обработали что-то нам невидимое за фрицевским передним краем, а вот «фоккеров» и «юнкерсов» мы не видели ни одного. В общем — не Сталинград!
Один из подбитых, но не сгоревших немецких танков стоял метрах в двухстах. Поскольку экипаж мог быть жив, затаиться и при следующей атаке поддержать огнем, наши сползали туда разобраться и прихватить, что ценного. Вернулись разочарованные — танк оказался «стеклянным». Это еще с зимы встречалось: или наши стали делать бронебойные снаряды особым образом, или у немцев броня стала хуже, но от попадания она крошилась, отлетая внутрь осколками, как картечь. Снаружи танк кажется целым, а внутри всё
в фарш, даже пулемет МГ-34 оказался поврежденным, совсем нечего было брать.Зато немца прихватили. Лежал у танка в воронке. Но не танкист — мундир пехоты, сопротивления не оказал, хотя винтарь рядом. Так как «язык» всегда бывает полезен, да и награда за него положена, не стали добивать, а притащили с собой. У нас уже оказалось, что фриц не ранен, но то ли контужен, то ли рехнулся: лопотал что-то непонятное, как ни спрашивал его лейтенант из СМЕРШа, знающий по-немецки. И воняло от него — обгадился, сволочь? А когда лейтенант приказал отвести его в нужник, чтобы хоть обтерся, и рядовой Горохов ткнул фрица стволом, тот вдруг упал наземь и стал ползать на брюхе, с воплями целуя наши сапоги. И смотрелось это предельно противно, особенно потому, что среди визгов этой твари ясно различалось «коммунизм», «Маркс, Ленин, Сталин», а еще «аллах» — чаще всего.
— Махмуда из второго взвода позовите, — приказал лейтенант. — Он татарин, из мусульман, может, поймет?
Пока искали переводчика, фриц понял, что немедленно убивать его не будут (если ведет себя по-сволочному, так и буду фрицем называть! И не дай бог, он и впрямь каким-то коммунистом окажется, тьфу!). Нет, речи его мы не понимали, но по тону было видно, что он умоляет сохранить ему жизнь и готов за это сделать всё, что нам угодно, хоть вылизать всем подошвы языком. Да что это за тварь такая, просто любопытно, ну не вели себя так немцы, даже в конце сталинградского сидения!
Прибежал наконец Махмуд, попытался поговорить с фрицем и лишь руками развел:
— Не пойму, тащ лейтенант, а язык вроде арабский, у нас мулла на нем Коран читал по праздникам. А я не мулла, на нем не говорю.
— Арабский? — переспросил смершевец. — Ну, кажется, я знаю, кто нам поможет.
Капитан Юрий Смоленцев, «Брюс». Вблизи Варшавы. 28 сентября 1943 года
«Я (такой-то), принадлежа к беднейшему классу пролетариата, всегда был истинным адептом веры Великого Вождя Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, да пошлет ему Аллах многие лета на земле и райское блаженство на небе. Я, будучи насильно завербован сыном собаки и грязной свиньей Гамалем Абдель Насером в ряды его нечестивого войска, при первой возможности бежал, присоединившись к коммунистическому партизанскому отряду, в котором воевал против немецких оккупантов на священной земле Палестины. После разгрома отряда итальянскими карателями, я подвергался в лагере пленных жестоким избиениям, издевательствам и надругательствам, но вместо ожидаемой смерти был передан туркам, где испытал такое же ужасное обращение, после чего был передан немцам, которые заставляли меня работать, при изъявлении недовольства избивая и травя нечистыми животными в виде собак. Не сумев принудить меня ковать их нечистое железо, фашистские гиены силой заставили меня идти в их поганую шайку, чтобы сражаться со светлым воинством Великого Вождя Сталина, однако же я изначально задумал перейти на праведную сторону…»
Читаю уже шестой протокол допроса — всё по единому шаблону, только имя вписывай: Муса, Саид, Магомед, как их еще там? Если в нашей истории Насер, уже будучи президентом Египта, обещал «сделать с евреями то, что не завершил Гитлер», то здесь, где немцы дошли до Ефрата, этот будущий кавалер ордена Ленина собрал Арабский легион СС (где заместителем — его лучший друг и будущий преемник Анвар Садат) и творит холокост на земле Палестины. Вот только арабы и дисциплина — это понятия взаимоисключающие, при том что «человек с ружьем» стоит там, как во всех диких странах, куда выше простого крестьянина. Так что текучка в легионе страшная по причине повального дезертирства; к тому же боевая еврейская организация «Хагана» (из которой после вырастет израильская армия) — это уже в тех местах сила, убить могут реально — а так мы не договаривались, Аллах нас возьми! А так как грабить легче, чем пахать, то дезертиры домой не спешат, а сбиваются в банды (которые в протоколе выше названы «коммунистическими партизанскими отрядами»), и если немцы таких «партизан», кого удается поймать, расстреливают на месте, то итальянцы сдают туркам — а те отправляют немцам в качестве рабсилы в уплату за поставки. Но поскольку и работники из этих никакие, то и на заводах от них стараются отделаться в первую очередь, спихивая по разнарядке в солдатский строй. Где от них тоже пользы ноль — ну не умеют арабы воевать, не дано это им. Налететь и пограбить у них получалось, а насмерть драться — нет!
— Однако же у вас они фанатиками были, — сомневается Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, — если взрывались по приказу вместе с врагом. Товарищ Сталин обеспокоен — нам только арабского джихада сейчас не хватало.
Представляю картину — под Берлином строй шахидов с зелеными повязками бросается под наши танки с криком: «Гитлер акбар!»
— Обезьяну тоже можно выдрессировать спички зажигать, — отвечаю я, — если есть дрессировщик. Для диверсанта одной храбрости мало, опыт нужен, а смертники кому его передадут? В мое время таких школ подготовки квалифицированных диверсов было — наша, штатовская, ну еще израильская хороша методика, как из самого тупого расходного материала сделать диверсантов — это уже позже ее до уровня подготовки смертников усекли. И появились арабские шахиды. Что характерно — в конце семидесятых — восьмидесятые, когда мастера школ с материалом поработать успели. А сейчас немцы что сделать смогут — времени у них уже нет!